«Я могу быть только "плохим русским"»

7 марта в прокат выходит фильм «Ван Гоги», повествующий о сложных взаимоотношениях взрослого сына-художника и впадающего в старческую деменцию отца, некогда знаменитого дирижера. Сценарист и режиссер картины — Сергей Ливнев, один из создателей «Ассы», много лет не снимавший кино. В главной роли — Алексей Серебряков, сыгравший главного героя и в предыдущем фильме Ливнева «Серп и молот» — ровно 25 лет назад. «Лента.ру» встретилась с популярным актером, чтобы поговорить о том, что изменилось за минувшие четверть века в кино и в обществе.

"Я могу быть только "плохим русским""
© Кадр из фильма фильм «Ван Гоги»

«Лента.ру»: Вы рассказывали уже тысячу раз одно и то же, хочется что-то оригинальное спросить, однако все же начнем с фильма со странным названием — «Ван Гоги».

Алексей Серебряков: Ну, придумаем что-то (смеется). Я знаю, что режиссеры и актеры, которые ездят по фестивалям, вынуждены по тысяче раз отвечать на одни и те же вопросы. Ну, что тут поделать? Фантазии журналистов не слишком разнообразны, да, наверное, это и не нужно, чтобы представить публике фильм. В общем, тут есть свои правила, и нужно их соблюдать.

Жизнь такая.

Другой нет.

У человека, который снялся в 150 фильмах смешно спрашивать, как вы работаете над ролью и тому подобное. Однако вопрос такой: эта история — она ведь очень личная? Летом на «Кинотавре» вы говорили, что у вас с мамой что-то похожее было, как у героя Ольбрыхского, имеется в виду резко наступившая старческая деменция. Можно ли сказать, что как и герой этого фильма Марк вы пережили нечто близкое себе, особенно когда в конце ваш персонаж все прощает отцу и занимается стариками, потерявшими память?

Да, примерно через пару месяцев я столкнулся с этой болезнью, но в более скоротечной и тяжелой форме… Дело в том, что если роль написана хорошо, сценарий выверен, то, профессионально занимаясь им и тем, кого ты будешь играть, ты обязательно пытаешься определиться, а кто ты и в какой взаимосвязи находишься с внешним миром. Иначе не из чего будет играть. Таких ролей очень немного. И в мировой кинодраматургии их немного. Сейчас важнее сюжеты, чем такие состояния-размышления. На размышления ни у кого не хватает времени, все бегут куда-то... Поэтому да, без сомнения, эта картина для меня очень личная.

© Кадр из фильма "Ван Гоги"

Вы не соглашаетесь на сценарии, которые вам не нравятся?

Я стараюсь не делать того, что мне не хочется.

Я так понимаю, что вы соглашаетесь играть в фильмах, которые вам не близки, ради коммерческой истории, а есть фильмы для души, потому что у вас есть внутренняя потребность что-то выразить и сказать зрителю?

Да, безусловно, фильм «Ван Гоги» именно из последней категории.

Вас не смутило, что к этому фильму есть вопросы по драматургии? Мне кажется, Сергей Ливнев запихнул туда вообще все проблемы, которые могут быть у человека: у героя не складывается личная жизнь, у него проблема с умирающим отцом, у него творческий кризис, он хочет расстаться с жизнью. Достаточно было какого-то одного сюжетного поворота.

Отчасти это так. Но кино и начинается с того, что 53-летний человек хочет закончить жить с помощью эвтаназии...

Да, это ударный эпизод, когда кажется, что вот теперь что-то интересное произойдет. А дальше начинается какая-то мелодрама.

Согласен, история мелодраматическая — и что? Человек оказался в этой ситуации и чувствует, что он на краю. Да, у него должно быть все плохо, а иначе, если у него все хорошо, зачем бы он звонил в Швейцарию, где разрешена эвтаназия?

Удивительно, почему человек, прожив полвека, вдруг задается вопросом, что у него в голове делает швейная игла?

Он знает, что у него иголка в голове, и идет к врачу потому, что его мучают мигрени...

Но врач же объясняет, что его мигрень к этой иголке не имеет никакого отношения.

Ну, честно говоря, не очень хочется раскрывать сюжет.

Хорошо, вы правы, это спойлер. Но вас не смущало, что подобные вопросы возникают у героя в таком солидном возрасте?

А сколько должно быть лет человеку, чтобы задаваться вопросами?

Ну, мне кажется, такие проблемы в юности отыгрываются.

Так он застрял в юности, вы не поняли? Для этого существует финальный монолог героя. Он отчасти ребенок. Он так и не вырос.

И в целом этот фильм выглядит несколько архаичным, вам не кажется?

Какая разница, если я это кино люблю. Я люблю, когда камера не дрожит, когда любой кадр можно вставить в рамочку и повесить на стену. Я люблю именно такое кино. Сейчас считается, что это архаика. Знаете почему? Просто мало кто так умеет снимать. Дрожащей камерой может любой снимать. А вот сделать кадр так, чтобы он стал произведением искусства...

А вас это не смущает, что красотой картинки частично уничтожаются смыслы? Причем ради этой красоты персонажей помещают в странные условия: отец живет в Латвии, сын в Израиле, хотя фильм про нас. Связано ли это с тем, что вы сами живете между двумя странами?

Нет, это никак не связано, абсолютно. Просто изобразительно Сережа Ливнев с оператором Юрием Клименко хотели создать разные миры. Да, вот такой мир холодного моря Юрмалы и яркий, горячий мир Тель-Авива. Чтобы противопоставить их.

Но история-то сегодняшняя, если бы это было в советское время — было бы понятно.

По-моему, это не играет роли. История вневременная.

Вам, кстати, пришлось учить иврит? Вы там разговариваете на этом языке.

Нет. Учить пришлось только реплики. Я понимал их смысл, но не понимал ни одного слова.

Это выглядит довольно забавно, потому что мы понимаем, что вы не еврей, хотя играете еврея.

Я сейчас снимался в Швейцарии на немецком языке. Я учил язык месяц, чтобы произнести всего несколько реплик.

У меня сложилось впечатление, что и вы, и Ольбрыхский выбраны для этих ролей в силу того, что вы и в жизни довольно интересные люди. Ольбрыхский однажды разоружил террориста в самолете, про вас известно, что вы усыновили детей из детского дома, — то есть есть ощущение, что режиссер искал героических персонажей, чтобы придать значительности персонажам.

Честно — не знаю. Это надо у Сережи спрашивать. Но скорее всего он скажет, что это никакого значения не имело.

Есть такое расхожее мнение, что хороший актер должен быть пустым, как стакан, в который режиссер может налить свои идеи. В вашем случае, мне кажется, это не так. Не мешает ли это в работе?

Я не так часто встречаю режиссеров, которые могут наливать что-либо. Скорее, умеют снимать уже наполненное. Поэтому артисту лучше не быть пустым стаканом.

Сергей Ливнев не снимал кино 25 лет. Не было ли это проблемой?

Было. Он очень волновался, сомневался. Он точно знал, чего он хочет, но сомневался, особенно во мне, в моей как бы набитой за долгие годы съемок руке. Поэтому надо было максимально деликатно с ним себя вести и ему помогать. Но кровушки он моей попил, заставив меня по полночи копаться в себе, пытаясь найти то, что ему было нужно.

Есть ощущение, что фильм получился актерским более, чем режиссерским.

Так это и прекрасно! Он так и задумывался. Из-за телика мы отвыкли от того, что называется актерским мастерством. И если зрители на этой картине об этом вспомнят, то это целиком заслуга режиссера и оператора.

Бенефис такой, да? Особенно в случае Ольбрыхского. Но и в вашем тоже ощущение, что режиссер выжимал из вас все краски. Обычно же вы играете довольно сдержанно.

Это зависит от материала. Я же не играю самого себя. Мы обсуждали, что мой герой очень сильный, яркий, яростный человек, который просто застрял в детских ужасах, в своем желании и невозможности любить, протащил это через всю жизнь. Он не вырос, и поэтому не может найти себе места.

Вам самому нравятся картины, в которых вы снимаетесь? Вы же очень много играете.

Конечно, далеко не все. Точнее — редко. В последние три года сериал «Доктор Рихтер» сделал меня заложником этого проекта. Я проскакиваю мимо всех остальных работ.

© Кадр из фильма «Как Витька Чеснок вез Леху Штыря в дом инвалидов»

А «Витька Чеснок...»? Это же хит!

Простите, он три года назад был снят. Да, он хороший.

А есть такие картины, в которых вы жалеете, что сыграли?

Конечно. Не всегда понятно в начале, что получиться в конце.

Перед вами два сценария: один принесет только деньги, а другой только моральное удовлетворение. Что вы выберете?

Это трудно. Это же пазл, и ты его пытаешься сложить. Иногда складывается, иногда нет, но это трудный выбор. Потому что важны не только деньги, но и место съемки — насколько я далеко от семьи, кто режиссер, кто продюсер, какая команда, кто партнеры — все это играет роль. Всегда. Какая ситуация у меня в семье, предстоят ли траты и так далее.

А есть ли такие истории, сценарии или режиссеры, у которых вы не стали бы сниматься никогда? Приведу пример: режиссер Юрий Быков каялся после сериала «Спящие» и даже грозился уйти из профессии, потому что получил массу негатива и обвинений в том, что он «прогнулся».

Ну, Юрий порывистый человек и очень самоед, рефлексирующий. Уходит из профессии, потом, к счастью — к моему счастью, потому что я люблю его картины, — возвращается. Ну, он такой, как бы сказать... нервный артист.

Вы бы стали сниматься в сериале в роли, скажем, Боширова или Петрова?

Вы знаете, мне Армен Борисович Джигарханян говорил (копируя голос): «Деточка, за деньги — хоть в змеиную нору!» (смеется)

В последнее время на вас стали активно нападать в прессе. Причем те, кто нападает, утверждают, что вы ради пиара жестко высказываетесь на околополитические темы. Хотя очевидно, что именно те, кто вас обвиняет, сами пиарятся за ваш счет. Как вам кажется, мы можем что-то изменить, говоря то, что думаем? Или просто сотрясаем воздух?

Мы просто сотрясаем воздух. Но этим воздухом мы дышим.

А при таком пессимистическом взгляде, как вам кажется, у нас есть будущее?

Будущее у нас есть в любом случае. Молодые люди влюбляются, женятся, рожают детей, от этого никуда не деться. Вопрос в том, как быстро мы придем к тем категориям, к которым цивилизация уже пришла в других странах. Есть такие категории, когда жить удобнее и комфортнее всем. Должна быть свобода и ответственность и право отстаивать свою ответственность. Свобода слова, свобода выражения своего мнения, независимые суды, ну и тому подобное. Мы все это знаем, нет смысла перечислять. И эти достижения цивилизации помогают выживать всем. Как в свое время возникло «не убий», «не укради», «не возжелай» и так далее — для того, чтобы люди друг друга не перегрызли, чтобы не было бесконечной войны. Горя, боли и страданий людям жизнь и так предлагает в избытке.

А если последовать вашему примеру — увезти отсюда детей?

Я увез детей учиться, в том числе по медицинским показаниям. Это было необходимо. Здесь моим мальчишкам ставили неутешительные диагнозы.

© Lenta.Ru

А молодым ребятам, которые идут в вашу профессию, вы бы что посоветовали?

Думайте и отвечайте сами за себя. Я же не уехал. Может, и хотел бы, но не могу. И как пел Высоцкий, «и не надейтесь, я не уеду!» Я живу-то здесь большую часть года. Я российской гражданин, не собираюсь отказываться от этого моего понимания, что такое гражданин. Да, я работаю здесь, зарабатываю деньги, плачу налоги, плачу за парковку, плачу за капремонт, плачу зарплату людям, которым народ делегировал власть и полномочии. Я люблю Россию и готов за нее любому иностранцу глотку порвать. Я просто хочу, чтобы было по-другому. Я вижу, что идет не так. Совсем не так, как должно быть. И ваши читатели все это прекрасно понимают. Мы просто друг другу это все декларируем. Нас слишком мало, но будет больше и больше. И будет знание и опыт. Опыт прошлого. И не пьяный матрос с маузером, а вежливость, образованность, уважение к ценности человеческого достоинства. Звучит оптимистично, хотя я себя чувствую пессимистом.

Получается, мы версия 2.0 Советского Союза?

Да, только гораздо циничнее. Мой папа верил, понимаете? Папа во все это верил!

А вот Андрея Макаревича пригласили в Совет по культуре при Госдуме. Он сказал, что готов ради всего хорошего, против всего плохого сотрудничать с властями, которые он так же критикует. А вы бы согласились, если бы поступило подобное предложение?

Я не знаю условий, при которых он дал свое согласие. То есть это может быть и не его инициатива. Во вторых, есть, и правда, теория малых дел. Что могу — то делаю. Такая позиция тоже имеет право на существование. Чулпан Хаматова с Диной Корзун такие. И этих людей много. Просто не все так известны и публичны. Кто-то говорит — нет, с этой властью нельзя вступать ни в какие отношения. Тем быстрее она рухнет. И что — ждать? А дети умирают сейчас. Поэтому мне позиция Хаматовой и Корзун или Нюты Федермессер более понятна. А скольких делающих свое очень нужное людям дело мы не знаем по фамилиям!

А если бы вас позвали в думский совет и сказали: ты, Леша, будешь кино выводить на уровень мировых стандартов?

Черт знает, не отвечу, честно.

А вас ранит, когда на вас начинают нападать? Ну, Юрий Лоза и прочие?

Да ну что вы!? Манюню мою ранит, жену. Но серьезно: у Лозы тоже должно быть свое волеизъявление?(Смеется)

А ваши дети смотрят кино, гордятся вашей публичностью?

Да, конечно. Они ходят в кино.

Я спрашиваю потому, что этот фильм бессмысленно смотреть на экране мобильника.

Конечно, тут важно изображение. Мои дети очень хорошо понимают, что только сериалы можно смотреть на компьютере, а большое кино надо смотреть в зале. Есть разница, когда ты смотришь не один, а в кругу людей, когда работает какая-то энергетика, когда что-то страшное становится еще страшнее, смешное — еще смешнее. Плюс, конечно, формат экрана.

А вы сам ходите в кино?

Да. Я стараюсь смотреть все, что выходит у нас. Я не смотрю комедии — не мой жанр. Блокбастеры смотрю обязательно.

Это хорошо?

Да, для той задачи, которое решает это кино. Коля Лебедев, Федор Бондарчук и другие — кто-то лучше, кто-то менее успешно — пытаются осваивать, так скажем, американское кино, которое смотрит весь мир, то есть построенное по каким-то универсальным законам. Холодильник во всем мире холодильник, холодит — хорошо, не холодит — выбрасывай. Мы движемся в сторону этих универсальных законов. И поэтому я все смотрю, чтобы понять, по каким правилам современное кино устроено. Хочу понять, как быть правильным кирпичом в этой конструкции.

А хотели бы вы сниматься в Голливуде?

Я — нет. У меня нет задачи покорения того пространства. Я понимаю, что у меня нет того языка, и я могу быть только «плохим русским». Авторское кино меня, безусловно, интересует. Но оно меня и так зовет.