«Жизнь счастливая, а профессия – трагическая».
Нет, наверное, такого зрителя, который не любил бы актрису Евгению Симонову. «В бой идут одни «старики», «Афоня», «Вылет задерживается», «Школьный вальс» – везде она разная. И у каждого своя Женя Симонова. Но Принцесса из фильма-сказки «Обыкновенное чудо» бьет все рекорды по обожанию. И за всем этим стоит большая биография большой актрисы. Евгения как-то мне сказала: «У меня жизнь счастливая, а профессия – трагическая».
«За старшего брата заступалась»
– Евгения, у вас на столике в гримерной групповая фотография, по-видимому, всех ваших родных. Вы знаете свои корни?
– Я с детства интересовалась своей семьей. Мы ведь не Симоновы. Моего деда, Станислава Венедиктовича Станкевича, комиссара полка, в 1937-м арестовали, а бабушку Марию Карловну сослали в Каргополь. Папе было 11 лет, сестренке Гале – 4 года. Папу забрал к себе сосед деда и бабушки по лестничной клетке, где они в Ленинграде жили, скульптор Василий Львович Симонов. Детей у него не было, он вырастил его как родного сына, а когда в 1947 году начали сажать детей «врагов народа», дал ему свою фамилию. Дед по линии мамы, Сергей Михайлович Вяземский, происходил из семьи сельских священников села Барятино. Бабушка, Зоя Дмитриевна Богданова, была из семьи мелкого чиновника почтамта в Петербурге. Дед работал бухгалтером и еще занимался историей, собирал архив по искусству, литературе и науке. В Музее истории Ленинграда хранится его архив. Папа окончил в Ленинграде Военно-медицинскую академию и женился на моей маме, Ольге Вяземской.
– Как прошло ваше детство?
– Мы жили большой семьей: я, брат Юра, родители, две бабушки, две тети – сестры мамы и папы. Папу после академии направили на работу в бухту Тикси. Он с детства мечтал стать физиологом. Потом его пригласили в Москву, и, когда дали квартиру, мы приехали к нему.
– Старший брат с вами дружил?
– Да, хотя разница в четыре года. Если Юра обижал меня и ему попадало, я за него заступалась, потому что с ним было интересно. Юра учился в музыкальной школе при консерватории по классу скрипки, и игры у нас проходили под классическую музыку. Юра ставил пластинку, брал вешалку, которая была скрипкой, и зонтик, который был смычком. Сажал меня за туалетный столик, ставил передо мной ноты, и я должна была изображать пианистку. Если я просила: «Юрочка, можно пойду попью водички?» – тут же получала зонтиком по голове: «Сидеть, сейчас будет кульминация!»
– А папа занимался вами в детстве?
– Когда маму послали на четыре месяца в Америку работать переводчиком на выставке, папа, хоть клятвенно и обещал ей заплетать мне косы, тут же их остриг и сдал меня в лесной санаторий (смеется). Папа был очень своеобразным человеком, одержимым наукой. Например, спрашивает меня: «Сколько тебе лет?» Отвечаю: «Пятнадцать» (на самом деле тринадцать). «Пятнадцать? – недоумевает папа. – Нет, тебе не может быть пятнадцать. Ты родилась, когда я был в Тикси и закончил кандидатскую диссертацию. Это было в 1955 году». До моих 14 лет он ни со мной, ни с Юрой практически не общался. «А какая информация? – говорил он. – Там же нет никакой информации».
После первого семестра из «Щуки» чуть не выгнали
– У брата были музыкальные способности, а вы к чему тяготели?
– В школе училась плохо. Была пятерка по литературе, четыре по английскому, по русскому два, а по точным предметам просто не училась. Собиралась поступать в педагогический, но Олег Николаевич Ефремов набрал курс актеров и режиссеров для повышения квалификации, а у отца многие научные темы соприкасались с психологией. У него, например, была тема «Психология творчества». И ему нужны были практические занятия с актерами. Ефремов пригласил его прочесть курс лекций в Школе-студии МХАТ. Дома папа очень интересно рассказывал о своих занятиях, и мне вдруг захотелось рискнуть. Я попросила его кому-нибудь меня показать в Школе-студии МХАТ. Дошла до третьего тура и слетела. Ректор сказал: «Женя, мы очень уважаем вашего папу и из уважения к нему переваливали вас с тура на тур. Но мы не можем сделать из вас актрису даже при всем уважении к папе». В ГИТИС я сама пошла и не прошла, а поступила в Театральное училище имени Щукина. Но после первого семестра чуть не выгнали: я не могла показать элементарного этюда, такое было стеснение.
– Но вы еще студенткой первого курса снялись в замечательном фильме «В бой идут одни «старики».
– Там было все замечательно, потому что Леонид Быков – редкое сочетание профессиональной и человеческой одаренности. И такая любовная атмосфера царила на площадке... А поскольку это был дебют, я думала, что только так и бывает в кино. На самом деле так бывает нечасто.
– Снимаясь в картине «Пропавшая экспедиция», вы вышли замуж за известного тогда уже актера Александра Кайдановского.
– Вышла замуж в 19 лет, и прожили мы с Сашей недолго. Зое было 4 года, когда мы разошлись. Это было очень давно... Дочь взяла от отца лучшее. У нее мощный актерский диапазон.
– После училища вас пригласил Андрей Гончаров в Театр имени Маяковского. Вы хотели в этот театр?
– Очень. И вдруг позвонили и пригласили. Вроде бы Гончаров видел меня в «Афоне», а его помощники – в дипломном спектакле «Альпийская баллада», где я играла итальянку. Я была в положении и мучилась: говорить Гончарову или нет? Но Андрей Александрович так со мной держался, что я призналась, что роды будут 18 ноября. Он засмеялся: «Будем ждать».
– «Чайку», где вы играли Нину Заречную, он ставил?
– Нет, Александр Вилькин. В «Чайке» я провалилась с треском. Когда мы репетировали, Вилькин говорил: «Женя, у вас нет ни внешности, ни настоящего дара актерского, ни темперамента, ни голоса. Женя, у вас нет ничего, но у вас есть воля, она вам все заменяет». (Смеется.) У меня способности, конечно, специфические были, я расшатала просто все это неимоверным трудом.
«Был у меня один поклонник. Рыжий и с сильным косоглазием»
– У вас были поклонники?
– Был один поклонник, медбрат из Первой градской больницы Миша. Рыжий и с сильным косоглазием. Чудный парень! Однажды мой друг, режиссер Гарий Черняховский говорит: «Жень, там тебя поклонник ждет». Я спустилась к служебному входу. Миша стоит. «Миша, вы Гарику сказали, чтобы он меня позвал?» «Нет», – ответил он. После я поинтересовалась у Гарика: «Как ты узнал, что меня ждал поклонник?» «Женя, такое может ждать только тебя!» (Смеется.) В течение многих лет был еще один поклонник, Олег Григорьевич Чуйко. Он жил в городе Жуковский, и у него были замечательные друзья – авиаконструкторы, лауреаты государственных премий. Вот у меня такие поклонники.
– Актер Анатолий Солоницын был из числа ваших близких друзей?
– Мы тесно общались. У него напрочь отсутствовала атрибутика известного артиста. Снявшись в «Андрее Рублеве», «Зеркале», «Сталкере», «Солярисе», «В огне брода нет», жил в Люберцах в коммунальной квартире, в комнате жены. Мы снимались в фильме «Двадцать шесть дней из жизни Достоевского». Солоницын играл Достоевского. Молодая ассистентка обращалась к нему по имени, на «ты» (я тоже называла его Толя, только на «вы») и говорила: «Толь, можешь завтра приехать на электричке?» И Солоницын: «Да-да, конечно». У меня шок был: «Почему вы должны ехать на электричке?! Вы играете такую роль, у вас грим занимает три часа!» И он объяснял: «Понимаешь, водитель живет далеко, а гараж у него в другом месте, и ему нужно приехать сначала туда, потом ко мне, а это неудобно». У него была поразительная внутренняя свобода от материального мира. Не зря Тарковский его безумно любил.
– Будучи уже в эмиграции, он хотел снимать в картине «Ностальгия» именно Солоницына.
– Да, и для него сценарий написал. После съемок в фильме «Двадцать шесть дней из жизни Достоевского» Солоницын должен был ехать к Тарковскому. Поначалу ведь Достоевского играл Олег Иванович Борисов, но потом отказался из-за разногласий с Александром Григорьевичем Зархи. Борисова из-за этого перестали снимать. И все артисты, которым предлагали эту роль, отказывались, понимая, что дело щекотливое. А Солоницына вынудили, сказав: «Значит, так: хотите в Италию?» И тогда же ему дали наконец звание и возможность купить кооперативную квартиру. У него родился сын. И он заболевает. Съемки отложились на год, но через год Солоницын был уже смертельно болен...
«Муж вернул меня в кино»
– Когда вы встретили будущего супруга Андрея Эшпая, это было озарение или постепенное сближение?
– Нас познакомил Игорь Костолевский. Они меня подвозили. Андрей был за рулем, я сидела сзади, и он посматривал на меня в зеркало. Эти карие глаза... И когда я вышла из машины, подумала: «Есть же счастливая женщина, у которой такой муж». (Первой супругой режиссера была актриса Лариса Удовиченко. – Ред.) Потом мы встретились на съемках, начали общаться. Но вместе стали только через два года, а расписались, когда дочке Марусе было два месяца.
– С мужем у вас сложился не только брак, но и творческий союз.
– Андрей вернул меня в кино. У меня был перерыв лет семь. Я сыграла в его картинах: «Дети Арбата», «Событие», «Многоточие». Это был новый Рубикон, потому что у меня были претензии к себе как к артистке в первой половине жизни. А теперь я пришла к какому-то согласию с собой.