Кирилл Пирогов: мне интересно было сочинить поломанного жизнью человека
В начале ноября на платформе KION вышел детективный сериал "Переговорщик". Кирилл Пирогов сыграл в нем талантливого психолога Александра Максимова, который выработал свой уникальный метод ведения переговоров. После страшной трагедии, произошедшей по вине героя, он увольняется с работы, бросает семью и отдаляется от мира. Однако спустя девять лет события прошлого снова напоминают Максимову о себе, и психолог понимает, что кто-то ведет с ним опасную игру. После премьеры сериала Пирогов рассказал в интервью ТАСС, почему его заинтересовала эта роль, почему демократия на съемках — это редкость и как он создает героев, которым хочется верить.
— Кирилл, вы вообще не очень часто снимаетесь в сериалах. Как мне кажется, ваше сердце больше принадлежит театру?
— Конечно, моя жизнь по большей части принадлежит театру, но в кино я иногда люблю заглядывать, потому что там больше возможностей с кем-то встретиться, познакомиться. Не могу сказать, что там интереснее материал, потому что все-таки в театре чаще всего он гораздо глубже, так как в основном основан на классической литературе. А она бесконечна, можно сказать, без дна, и заниматься ею можно бесконечно.
— А что должно быть в проекте, чтобы он вас задел и вы решили в нем поучаствовать?
— На самом деле это довольно простые обстоятельства. Либо тебя привлекает сценарий или герой, либо замечательные партнеры, либо режиссер, который может оказаться очень интересным человеком. Все это поводы для того, чтобы как-то разгрести дела и решиться на эту авантюру.
— Как вы оказались в "Переговорщике"? Что вас привлекло в данном случае — режиссер, сценарий, герой или все вместе?
— Я оказался в проекте вполне традиционным способом: мне прислали сценарий и сказали, что режиссером будет Нурбек Эген. Мы с ним были немного знакомы и симпатизировали друг другу. Мы стали с ним встречаться, понемногу обсуждать сценарий и то, что бы мне хотелось там видеть. Все это вместе убедило меня в это ввязаться.
Я никогда не работал на платформах, поэтому мне интересно было посмотреть, как это происходит в новых реалиях. То есть в какой-то степени мною двигало любопытство. Также мне понравился герой. Я подумал, что интересно было бы сочинить человека, пойманного в странные обстоятельства, с поломанной судьбой.
— То есть получается, у вас была большая творческая свобода и героя вы придумывали вместе со сценаристами и режиссером?
— Еще до начала съемок, еще когда утверждали актеров, Нурбек стал собирать сценаристов и артистов и обсуждать сценарий, какие-то сюжетные линии и героев, потому что все было еще в доработке. Мы могли предлагать свои идеи, и их могли учитывать сценаристы, что на самом деле происходит довольно редко.
— Действительно, у вас там сложилась очень демократичная обстановка. Мне кажется, далеко не на всех проектах так происходит.
— Да, это большая редкость. Не все наши идеи на посиделках воплотились в жизнь, но кое-какие из них реализовались. Обычно на съемках сериала все очень сильно ограничены во времени, потому что график плотный и пространства для творчества особо не остается. От этого часто страдает качество. Поэтому в данном случае ценно было то, что у нас было время подготовиться к съемкам и продумать проект.
— Вы упомянули, что вам было интересно поработать со стримингами. В итоге отличается ли как-то работа на онлайн-платформах и телевидении? Вы, например, говорили про демократию на съемках. На телевидении такое встречается?
— Демократичное начало все-таки всегда исходит от режиссера. Это была затея Нурбека, и его поддержали. Не думаю, что так бывает на всех платформах. Я не могу сказать, что есть большая разница между телевидением и платформами, но, мне кажется, последние чувствуют себя свободнее, потому что у них нет четких редакционных заданий, как это бывает на телевидении. Конечно, я не могу утверждать это с точностью, все-таки артисты знают не обо всех сторонах съемочного процесса.
— Максимов показался мне классическим героем нуара — одинокий, обособленный от мира и непонятый им, с травматичным прошлым, закрытый, но при этом с сильной волей. Вы специально сделали его таким, скажем, типичным для жанра?
— Да, я тоже думаю, что у нас здесь нет какого-то драматургического прорыва, мы не используем какие-то новые приемы. Это довольно классически намеченная работа. В этом смысле Нурбек очень педантичный и надежный человек. Он очень хорошо чувствует жанр и знает, что он хочет увидеть. От этого возникает ощущение спокойствия, потому что мы не идем в проект с закрытыми глазами, а все-таки у нас намечен путь.
— Мне кажется, что с такими персонажами сложно работать. Они очень закрытые, нам почти не показывают, что у них происходит внутри. Как вы решали эту задачу и как работали над героем?
— Мы сочиняли его вместе с режиссером. У меня было определенное видение персонажа, и Нурбек иногда меня поправлял, корректировал какие-то вещи. Мы работали над ним вместе. Мне очень хотелось, чтобы этот герой был живой, сотканный из противоречий, как все люди.
В человеке столько составляющих, что это иногда сложно выразить. Мне импонировало то, что этот поломанный жизнью человек все равно смог сохранить целостность и ясное отношение к вещам. Наверно, мне таких героев не хватает в жизни, поэтому мне было интересно его сочинять. Он для себя очень простым языком может ответить на вопрос, что такое хорошо и что такое плохо. Учитывая то, что мы идем в традиционную детективную историю, для меня было важно, чтобы это был живой человек.
— Меня поразило, что даже в экстремальных ситуациях он сохраняет абсолютную невозмутимость. Вы общались с психологами или переговорщиками, когда готовились к съемкам?
— Он невозмутимый, потому что это его образ жизни, он к нему привык. Я встречался с настоящими переговорщиками, и для меня стало открытием, что эта профессия в каком-то смысле близка актерской. Предмет изучения у них общий — человек. И артисту, и переговорщику нужно проникнуть в психологию человека, понять его мотивацию, поэтому эти два поприща показались мне похожими друг на друга. Конечно, переговорщики имеют дело с реальной жизнью, а мы ее сочиняем, но законы этой придуманной реальности должны быть достоверны. Хочется, чтобы зритель нам верил.
— "Переговорщик" далеко не детективный сериал, который ставит в центр психолога. Можно вспомнить такие проекты, как "Менталист", "Обмани меня" или недавние отечественные "Триггер" и "Медиатор". Вы смотрите детективные сериалы или, может, вас больше книги вдохновляют?
— В свое время я прочитал много классических детективов. Мне нравится атмосфера интриги. В детстве я прочитал всего Артура Конан Дойла. Я очень люблю фильмы Хичкока. Я люблю этот жанр, но только когда он получается многослойным. Я смотрю английские мини-сериалы, люблю наблюдать за Тимом Ротом. Он меня убедил, что в любом жанре можно найти интересного героя, и тут уже даже важен не жанр, а поведение персонажа, его существование. Хотя хороших детективов и триллеров не так много. Например, "Семь" Дэвида Финчера, очень страшный фильм.
— Финчер вообще гений триллеров. А как вы смотрите на сериалы в целом? Режиссеры почему-то любят от них открещиваться и обычно говорят, что сериал — это длинный фильм. Вы считаете, действительно так или это все-таки совершенно другой способ рассказать историю?
— Я думаю, что это идет с тех времен, когда только начинали снимать сериалы, и у всех с тех пор они ассоциируются с плохим качеством. В целом сериал и многосерийное кино — это одно и то же. Конечно, бывает сильная разница, например, если взять "Семнадцать мгновений весны" — формально это сериал, но снято это как кино. И никто не называет "Семнадцать мгновений весны" сериалом.
— Меняется ли отношение актера к профессии с возрастом? Вообще есть ли лучший возраст для актера?
— Конечно, эта профессия основана на опыте, и личном, и профессиональном, поэтому она меняется всегда. Суть остается: чем сложнее ты ставишь себе задачи, тем сложнее тебе добраться до них, но сами эти задачи и ты сам все время изменяются. В этой профессии нет ограничений, она бездонна, если говорить про истинную составляющую актерского дела.
— В этом году отмечают 25-летие выхода фильма "Брат". По этому поводу выпускают документальные фильмы, открывают выставки как про Алексея Балабанова, так и про Сергея Бодрова. При этом, как мне кажется, это просто формальный повод, потому что интерес к ним не угасал никогда. Вы дружили и с Балабановым, и с Бодровым, поэтому мне хотелось у вас спросить, как вы думаете, почему их так любит публика?
— Это, конечно, исключительно мое личное мнение, и оно довольно тривиально. Мне кажется, что талантливые люди остаются тайной. В нашей профессии говорят, что, когда ты пытаешься сыграть какого-то человека и хочешь, чтобы он привлекал внимание, интерес, нельзя раскрывать подробности его внутренней жизни. Пока есть тайна, людям интересно ее разгадывать, пытаться понять этого человека. Я думаю, что Леша Балабанов — невероятно талантливый режиссер, выросший из документального кино, со своей позицией по определенным вопросам. В этом смысле он всегда пытался быть простым. Он не очень любил свои первые фильмы, потому что он снимал по Кафке, например, и это не соответствовало его дальнейшим идеям. Потом он старался быть проще, а когда ты становишься проще, людям это импонирует, потому что они начинают видеть себя.
Если говорить про Сережу Бодрова, я не знаю другого человека, артиста с таким невероятным обаянием. Он тоже был прост в обращении, при этом очень образованный, влюбленный в кино, мечтавший снимать свои фильмы, и не очень хотел быть артистом. Он вызывал у людей огромное доверие, оно ни с кем не сравнится. Они оба через простоту приходили к публике и этим самым располагали ее к себе.