Сегодня день рождения Мастера. Марка Захарова, которого обычно рисуют в профиль — так он у него выразителен. …
Источник: –MK.RU
Сегодня день рождения Мастера. Марка Захарова, которого обычно рисуют в профиль — так он у него выразителен. Крупной лепки череп, высокий лоб, длинный и унылый нос в сочетании с задумчивым взглядом. Но унылый — это видимость одна, иллюзия, обман. Взрывной, яркий, непредсказуемый в своих режиссерских зигзагах и монтаже экстремальных ситуаций. Таков был театр этого сдержанного, ироничного художника.
На его 90-летие будет вокруг много слов: о нем, его спектаклях, о том, как он повлиял на театр в конце XX века и что от него проросло в театре века XXI. Что он дал следующему поколению режиссеров и актеров, а какую тайну унес с собой. На сцене и на пленке остались его спектакли, остались книги с размышлениями о сущности профессии режиссера и актера, которая может помочь вычислить ту формулу любви, по которой он творил и из-за которой причислен современниками к когорте великих.
А формулы художниками составляются из себя, из своей биографии — тут плагиат не поможет. Мальчик, живший с мамой-актрисой, вообще-то сначала не собирался посвящать жизнь театру — наслушался от мамы всяких ужасов про эту профессию и после школы подал документы в инженерно-строительный институт, но… Судьба подставила ножку, и он почему-то оказался в старом московском переулке возле ГИТИСа, куда его почему-то приняли на курс профессора И.М.Раевского. Так волею судеб он стал учиться старинному актерскому ремеслу.
В архивах театрального института нашлись интересные свидетельства: например, согласно выписке из приказа (№ 16 от 30 января 1954 г.) по результатам зимней зачетной экзаменационной сессии 1953/54 учебного года студент III курса Марк Захаров зачислен на нормальную стипендию. А по результатам весенней зачетно-экзаменационной сессии того же года переведен на IV курс с зачислением на повышенную стипендию.
В апреле 1955 года по окончании ГИТИСа Захаров получает более чем лестную характеристику. Вот документ за подписью директора института Н.Горбунова, декана актерского факультета Б.Докутович и секретаря партбюро С.Тихонова: «Студент Захаров М.А. обладает качествами острохарактерного актера.
За время пребывания в ГИТИСе сыграл ряд разнообразных ролей, проявил умение самостоятельно работать над созданием образа. Требовательность к себе в работе, отсутствие самоуспокоенности дают возможность считать, что Захаров М. будет ценным членом коллектива театра, в котором он будет работать. За время пребывания в ГИТИСе студент Захаров сыграл роли: Крогста («Нора»), Васина («Таня»), Сорина («Чайка»), графа Любина («Провинциалка») и другие, где проявил себя как интересный и яркий характерный актер».
Сам же он считает, что в актерской профессии по-настоящему овладел лишь искусством сценического боя на шпагах, кинжалах и умением падать с лестницы лицом вниз, набок, навзничь и неожиданно с разбегу. Что это — заниженная самооценка?
Новоиспеченный комедиант ходит по театрам Москвы, стучится и спрашивает: «А не нужны ли лишние актеры?» Но лишних в столичных театрах и своих хватает. Но мелькнул луч надежды, когда его хотел взять в труппу Театра Моссовета Юрий Завадский. Захаров очень хотел понравиться. Позже он назовет это актом унижения для себя и сформулирует: «До сих пор не могу спокойно воспринимать тех, кто приходит ко мне в театр с единственной целью — понравиться».
Кстати, Завадский думал брать Захарова еще с одной выпускницей Школы-студии МХАТ Галей Волчек, но передумал — относительно обоих. Оба соискателя тогда не знали, что будут идти параллельно: в 1972 году их в один день назначат главными режиссерами в серьезные театры — Захарова в имени Ленинского комсомола, а Волчек — в «Современник». И уйдут из жизни оба в один год, с разницей в два месяца
В Перми проработал три года, старался играть, подражая Георгию Вицину, который в то время гремел в Театре им. Ермоловой. И, надо сказать, актер Захаров не остался без внимания рецензентов. «…Непринужденнее всех молодых артистов Марк Захаров владеет стихом и лучше всех поет», — писал в отчете театральный критик В.Б.Блок о смотре творческой молодежи Молотовской области.
«…Исполнение Захаровым роли Лещева в спектакле «Товарищи романтики» покоряет необычайной органичностью, мягкостью, отсутствием какого бы то ни было нажима, большим сценическим обаянием и редкой заразительностью…» Вообще-то спектакль разнесли, а Захарова единственного в журнале «Театр» похвалили.
А он еще и детские стихи писал для местного издательства, рисовал карикатуры для молодежной газеты, выступал на радио и сочинял театральные капустники. В конце концов оказался в местном университете, точнее, в студенческом театральном коллективе, где впервые как режиссер поставил «Аристократов» по пьесе Погодина. Вот где он вкусил этой режиссерской «отравы» и заболел режиссурой на всю жизнь. «…Никогда не мечтал о режиссерской профессии, но когда случайно, как мне кажется, соприкоснулся с ней, понял и ощутил себя человеком, имеющим к этой профессии некоторую генетическую и психологическую предрасположенность. В последующие годы это ощущение окрепло». В Москве, куда вернулся молодой режиссер, из актеров его на режиссерскую орбиту окончательно вывел Валентин Плучек в Театре сатиры.
Кстати, именно в «Сатире» он поставит один из лучших своих спектаклей — «Доходное место» по Александру Островскому, драматургу божьей милостью. Правда, его поставили под замену без всякой надежды, что зрители этого театра вообще высидят до конца. А некоторые из них открыто возмущались: «Безобразие! Мы этого смотреть не хотим». Кто-то сдавал билеты. И главный администратор, как какой-то отчаянный герой самого русского из русских драматургов, пошел ва-банк. Он в тот вечер распахнул двери в кассовый зал и обратился к мрачной публике, приготовившейся сдавать билеты: «…Вы еще не видели такого спектакля!!! Идите все…Тем, кому не понравится, мы возвратим обратно деньги! По окончании жду вас в этом окошке». Но когда «Доходное место» малоизвестного режиссера Захарова закончилось, ни одна душа не потребовала обратно деньги.
Теперь уже никто не помнит такого актера Захарова из Пермского областного театра или Московского театра миниатюр Владимира Полякова, но все знают и долго еще будут знать и помнить Мастера режиссуры Марка Анатольевича Захарова, который умел сочинять такие миры, которые, попав в них однажды, не хотелось покидать. С женой 
иной Лапшиновой.
Наверное, знавший какое-то заклинание, позволившее ему вывести свою формулу любви. И как метод работы, и как одноименный фильм, который хочется пересматривать до бесконечности. «Истинная любовь возникает у человека лишь в том случае, если он НЕ умеет объяснить, за что любит». Но в том-то и дело, что, произнеся это однажды, он умел объяснить другим, что такое любовь — к людям, к жизни, к театру, к стране.
Это он, сокративший утомительное название театра — «имени Ленинского комсомола» до «Ленкома» — первым над декорацией поднял сценический лик Казанской Богоматери в «Юноне» и «Авось». Это у него впервые в истории советского театра прозвучали православные церковные песнопения и почти под колосники взлетел огромный царский Андреевский флаг. И конечно, финальная аллилуйя, которую на сцене красиво пели артисты и музыканты, прозвучала впервые тоже у него… А это не соответствовало строгим идеологическим установкам партийной цензуры.
Поэтому был бит: Захарова вместе с директором вызывали на заседания бюро МГК КПСС в связи «с пропагандой рок-музыки» (что это вы там поете?) и «ошибками в репертуарной политике комсомольского театра».
Захаров — это блистательные артисты, с которыми он работал или которых воспитал — Евгений Леонов, Татьяна Пельтцер, Олег Янковский, Александр Збруев, Николай Караченцов, Александр Абдулов, Инна Чурикова, Дмитрий Певцов, Александр Лазарев, Андрей Соколов, Александра Захарова. Единственная и любимая дочь.
Это он первым публично сжег свой партбилет и сидел на заседаниях Верховного совета новой России, где шли парламентские баталии, смелость которых не являлась советским людям в самых фантастических снах. И потом переводил это яростное и противоречивое время на сценический язык, не изменяя языку театральному.
Он восхищался поэтом Велимиром Хлебниковым, у которого видел, как размыты границы между смыслом и откровенно музыкальным вторжением в недра подсознания. И сам, не давая себе отчета в том, умел размывать, а порой сносить границы, чтобы выйти на другой уровень познания бытия и позвать за собой других — артистов, режиссеров, зрителей.
Вот лишь несколько цитат из Мастера:
О театре. «Театр в моем представлении — всегда поэтическая фантазия, при самых смелых прозаических допусках и скрупулезно-бытовых деталях», — писал он.
О спектакле. «Идея большого спектакля не должна укладываться в простую формулу. Сокровенный смысл великого творения не должен сразу же даваться в руки».
О музыке. «Громкая современная музыка в театре — вещь удивительная, но еще более удивительна та музыка, которую не слышно. Когда одна тишина сменяется другой, прямо противоположного свойства, когда ритм из простого сценического понятия вытягивается в загадочную химеру…»
О торжественности. «Я иногда склонен к некоторой излишней торжественности. Я с этим борюсь. Однако давно заметил: борьба идет с переменным успехом». О режиссуре. «Режиссура — система созидания того, чего не знает Бог (произвольный вариант бердяевской формулы…), искусство режиссуры есть право и умение распоряжаться эмоциями и экономическими ресурсами людей, вовлеченных в подвластную автору стихию творения».
О правде. «Правда у нас не одна. Правда жизни в нашем сложном искусстве разлетается на тысячи вариантов и вариаций. Причем стекляшки иногда выглядят как алмазы». Об искусстве. «Развитие искусства — не просто восходящая прямая, скорее, комбинация артистичных зигзагов».