Александр Домогаров: «Что бы я себе сказал в 35? Живи и радуйся!»

— Про него говорить как раз могу. Я встречался с Александром Лазаревым (Александр Лазарев-младший, режиссер постановки. — Прим. ред.) и знаю, что нам предстоит огромная работа, по крайней мере, с текстом. Текст, как вы знаете, великолепный, потрясающий, но сложный для сцены. Я не могу говорить о том, какова там основная идея, какие акценты от меня будут нужны режиссеру (Домогаров играет Воланда. — Прим. ред.). Пробы в пластическую группу прошли 500 человек, а отобрали 40. В общем, работа идет, и я надеюсь, что мы с режиссером ее осилим.

— Это хорошая, добротная работа. Что-то категорически не понравилось, что-то очень понравилось, но на то он и Михаил Афанасьевич, который не 10 рублей, понимаете? Он многим как писатель не заходит. Ну не понимают люди этого увлечения Булгаковым, не понимают, почему «Мастер и Маргарита» — один из лучших романов!

— «Гардемарины» (6+). Я не буду блистать интеллектом и засыпать вас названиями, но считаю, российская школа кинематографа, особенно периода 60–90-х годов, мощная, и наших великих режиссеров вы прекрасно знаете. Опять-таки — что-то нравится, что-то не нравится, у любого художника есть лучше или хуже работы. Сейчас у индустрии огромные возможности. Таких не было в 90-е и 2000-е годы. И если мы говорим о кино как о структуре зарабатывания денег, то «Фабрика грез» далеко впереди. У нас совершенно другое кино и другие артисты — так что мы, может, и хотим делать блокбастеры, но это не наш профиль. С другой стороны, часто говорят, что мюзикл — не наше искусство, но я этого никогда не понимал. У нас же была великая «Волга-Волга» (6+), например. Много мюзиклов и музыкальных фильмов, которые ничуть не уступают американским. Да, на нашей истории, музыке, композиторах и песнях, но они были — и говорить, что это не наш жанр, глупо. Другое дело, что он не развивался так мощно, как в Америке. Мы — штучные, этим, наверное, Россия и отличается от Голливуда. Мы не можем штамповать кино. Им же всё равно: потеряли вы в прокате миллиард, ну бог с ним, это завод, на чем-то другом выиграем. Мы так не умеем. Нам надо каждую штучку облизать, чтобы она была.

— Я не очень согласен с этой формулировкой. Большой проект и блокбастер не означает, что он — для массового зрителя. Конечно, мы смотрим на кассу, количество посещений. Есть специальные службы, которые это отслеживают, и, может быть, не мне, но продюсерам это важно…

— Но вы так сказали «массовое кино», что прозвучало неправильно. Конечно, любое искусство для зрителя. Вопрос, для какого. Вот «Конек-горбунок» для зрителя 6+, а «Союз спасения», наверное, — 16+ или 15+. При этом, с точки зрения производства… Никита Высоцкий, который писал сценарий, говорит: «У меня в моей библиотеке на один шкаф стало книг больше». Это было не просто «сесть, ж…у прищемить и написать 30 строчек по поводу». Нет, был проработан огромный пласт материала. О каждом из героев «Союза спасения» можно снять отдельную картину, начиная с Трубецкого и заканчивая Милорадовичем. И тогда мы бы завязли в этой истории, поэтому сценарий всё время переделывался: слишком много персонажей, слишком они исторически мощны. И, наверное, когда вышла первая версия, именно фильм, который назывался «Союз спасения» (существует еще сериал «Союз Спасения. Время Гнева» (12+). — Прим. ред.), он не ответил лично мне на один вопрос, который меня волновал и из-за которого я ждал фильма: почему всё это случилось? Я ведь тоже читал достаточно. Знаю, что, грубо говоря, они все сидели на одних горшках и всех учили одни и те же педагоги. И вдруг почему-то часть этих людей сказала: «Мы должны вас убить. Не только вас убить, господин царь, а мы должны вытравить всю вашу фамилию на корню, чтобы не было больше Романовых». Что с человеком должно произойти такое? Вот это интересно! Но мы не могли в кино об этом говорить — хотя такая фраза там звучит для умных людей, которые смотрят внимательно.

— Я в этом плане государственник, понимаете? Они поступили неправильно, считаю. Наверное, я, как артист, сужу достаточно поверхностно и отчасти эмоционально. Я — не историк. Милорадович перед смертью отдал свою золотую шпагу, украшенную драгоценностями, которая была подарена Константином (Великим князем, который должен был унаследовать престол после Александра I, но отказался, в результате чего императором России стал Николай I. — Прим. ред.). Еще он попросил простить все его долги и отпустил всех крепостных. А те люди (декабристы. — Прим. ред.) не отпустили своих крепостных, всё оставили при себе. Надо еще говорить, как я к ним отношусь? При этом они все — герои 1812 года, выходцы из этой страшной войны, и этого у них не отнять. Они все прошли через это горнило. Они все заслуженные, великие полководцы. Это не трусы, не предатели. Просто по-другому посмотрели на жизнь. Но когда по-другому на жизнь смотрит человек, обладающий деньгами, крепостными, ну, человек богатый, так скажем, который обласкан властью… Для меня здесь встает большой вопрос: «А что ж тебя так не устраивало в тех людях, с которыми ты вместе воспитывался и знаешь всё, чем они жили?» Поэтому у меня такое отношение, двоякое. История слишком богата. Я учился в 70-е годы и знаю ее по книжкам и учебникам того времени. Сейчас доступ к материалам огромный, и если уж так болеть этой темой, то можно достать всё, проверить все точки зрения и сделать свои выводы, принять чью-то сторону. Вот я принимаю сторону героя, которого играл. Милорадовича. А он же тоже очень сложный — он, например, очень не хотел, чтобы Николай встал у власти. Милорадович полагал, что трон должен получить Константин, иначе это тирания и захват власти, и никто не мог доказать Милорадовичу, что Константин отрекся. Он недолюбливал Николая, и это было взаимно. Он, как и солдаты на площади, не верил до последнего. Все считали, что настоящий император — Константин, и вот на этом-то и сыграли. Мы уходим в частности, но я всё равно принимаю сторону помазанника, потому что аргументировать нужно точно. Ты разберись, что ты хочешь: французскую революцию, английский парламент, что? И насколько то, чего хотели декабристы, подходило к российской действительности?

— А вот не знаю! Живи и радуйся, наверное. Тебе 35 лет, у тебя всё есть, тебя любят. Зрелость и опыт к тебе придут всё равно, никуда от этого не убежишь! А пока тебе 35 — просто не делай глупости. Хотя что такое «глупость»… Вот в 50 лет я бы что-то оценил как глупость, а сейчас про то же самое думаю: «Сволочь, ты вообще не имел права этого делать!»