На экранах - новая "Божественная комедия"
Выдвинутый на "Оскара" "Новейший завет" режиссера Жако Ван Дормеля ("Мистер Никто") уже вызвал ярость у наиболее нервных верующих: для них само прикосновение к священным фигурам кажется оскорбительным. Между тем эта бельгийская комедия всего только продолжает традицию "Сотворения мира" Жана Эффеля и "Божественной комедии" в театре Сергея Образцова. Пародийные фигуры Бога, его вышивающей гладью божественной супруги, сына его Иисуса Христа, воплощенного аляповатой статуэткой на комоде под инициалами Джей-Си, и его взбунтовавшейся дочки Эи - на самом деле условный и весьма эффективный прием "остранения" привычного. Он позволяет в игровой форме ревизовать самые трудные вопросы человечества - смысла жизни и неизбежности смерти. Единственное условие - наличие чувства юмора и у зрителя. Итак, Бог - вздорный небритый злюка - живет в брюссельской квартире с холодильником, но без входных дверей, тиранит жену и с помощью допотопного компьютера творит мир. Для начала пробует вселить на городскую улицу жирафов, потом понимает, что без Адама и Евы никак. И пошла громоздиться веселая абсурдятина в духе той "Божественной комедии", которая долгое время была в СССР популярнейшим хитом. Образовавшееся в результате человечество и становится главным божьим развлечением: насылать на него самумы да смерчи, болезни да катастрофы и смотреть, что будет, - его любимая забава. Пока его дочка меньшая, разумная, не взбунтуется и не выбьет из божьей колоды главный козырь, отправив каждому человеческому индивидууму эсэмэски с указанием дня и часа его запланированной смерти. А это знание круто изменит сознание: прежде оно было рабом непредсказуемой "божьей воли", а теперь, раз все решено, бояться божьего гнева не нужно. Нужно дожить свои дни так, чтобы не было мучительно больно... Здесь, честно говоря, становится не по себе. Перед нами проходят лица людей, только беззаботно спешивших куда-то и вдруг застывших от страшной вести, - и это напоминание о том, что каждому из нас отмерено некое количество минут и секунд, многих в зале заставит поежиться. Перед такой мыслью отступает и кажется мелкой наша повседневная суета, цена любого мгновения круто взлетает, далеко опережая валютные курсы. Эти отрезвляющие мгновения фильма я бы неустанно крутил каждому, кому мнится, что он вечен. Тем более что сам Бог подтвердит: того света нет и не будет. С этой минуты человечество в фильме меняет все свои планы, еще вчера жутко важные, а сегодня отлетевшие в бездну. Каждый начинает думать, как прожить отведенные ему минуты-секунды. О таких мгновениях безвременно ушедший поэт Саша Аронов писал: остановиться, оглянуться... Взбунтовавшаяся дочка выберется из божьего дома через барабан стиральной машины, подозрительно напоминающий пресловутый туннель на тот свет - и окажется на этом свете, среди брюссельских бомжей, обывателей, гнилых фишбургеров, потерявших надежду девушек-инвалидов и дам в возрасте Катрин Денев, жаждущих большой и чистой любви. Она станет искать среди горожан своих апостолов - чтобы довести их число от хоккейных двенадцати, как на картинке, до бейсбольных восемнадцати. И полуграмотный бомж будет писать под ее диктовку Новейший завет. Земные истории этих шестерых дополнительных апостолов и составят главную плоть картины. Они полны того сочувствия к каждому страждущему, того понимания его бед и терпимости к его странным нуждам, каких категорически не хватает ни Богу с его невесть кем придуманными ранжирами, ни любому из нас с нашими куцыми представлениями о том, как жить нельзя и как нужно. У каждого своя мелодия жизни - прозорливо утверждает фильм, и в его умиротворяющих интерлюдиях звучит великолепная музыка - от Рамо и Генделя до Шарля Трене. Дотошный придерется к нестыковкам: божественная дочка Эя неграмотна - но владеет компьютером, а этот Бог даже по воде аки по суху ходить не умеет. Любая сложносочиненная притча-фэнтези воспаряет над бытом и смеется над мифами - в ней важна не мелочевка, а мысль. Каждый поворот фабулы и каждая встреча с персонажами несут загадку, над ней хочется думать. В этом смысле фильм наследует лучшим литературно-философским традициям вольнолюбивой Франции с ее Дидро, Руссо и Вольтером. Последняя улыбка фильма - по поводу романтической надежды на женское начало, коего так не хватает душевно черствым земным властям - мол, только оно смягчит нравы и вселит в мир любовь, терпимость и благостность. Бесцеремонно сосланного в Узбекистан Бога за компьютером сменит его кроткая Богиня - и небеса расцветут незабудками, человеку вернут человеково. Тут невольно вспомнишь о властных дамах России - и это будет самый смешной момент "Новейшего завета".
