Путь к безвластию
"Анархисты" в российском прокате Премьера кино На российские экраны выходит по-французски элегантная драма "Анархисты" про политических диссидентов в индустриализирующемся Париже, главные роли в которой исполняют чувственные новые звезды европейского кино Адель Экзаркопулос и Тахар Рахим. Рассказывает ЕЛЕНА КРАВЦУН. Париж, 1899 год. Рядовой полицейский Жан соглашается на предложение начальства поработать под прикрытием и проникнуть в ряды анархистов. Несмотря на острый ум и отсутствие внятного прошлого, он застрял в низших чинах, и новое задание для него -- шанс выбиться в люди. Он устраивается работягой на завод, там сближается с добродушным парнем по прозвищу Бисквит, который приводит его на собрание вольнодумцев. Так молодой стукач попадает в общество анархистов и сближается с их лидером Элизе, болезненно элегантным юношей с бобровым воротником, у которого в придачу оказывается очаровательно страстная сестра Жюдит. В начале фильма она рассказывает, что была наивна: приехала в Париж стать учительницей и впервые столкнулась с "эксплуатацией". Правда, с какой такой эксплуатацией ей пришлось столкнуться, остается не ясно. Живут анархисты коммуной в довольно изящных интерьерах, ругая при этом политическое устройство на чем свет стоит и руководствуясь тремя простыми правилами: никаких переговоров, никаких выборов и оружие в руках. Опрятно усатого Жана играет французский актер алжирского происхождения, звезда фильма Жака Одьяра "Пророк" Тахар Рахим, напоминающий молодого Зельдина в фильме "Свинарка и пастух". Роль Жюдит досталась Адели Экзаркопулос, самой юной обладательнице Золотой пальмовой ветви Каннского кинофестиваля за фильм "Жизнь Адели". На их химии держится вся картина, в которой помимо повествовательного тона преобладают темно-синие и серые приглушенные краски -- цвета подполья. В то, что любой парень, увидев такую пухлогубую Жюдит, потеряет голову, поверить легко. Но почему вдруг она, страстный оратор, любящая сестра и красивая молодая женщина, свалилась в постель к Жану, этому проходимцу с неопределенными идеалами, не совсем понятно. Стал бы он сам симпатизировать анархистам, не будь в их рядах Жюдит? Точно не стал бы. Несмотря на то что своим лучшим учителем он называет Виктора Гюго, про зарплату он не забывает никогда. В фильме французского режиссера Эли Важемана, международная премьера которого прошла в рамках "Недели критики" прошлогоднего Каннского фестиваля, все анархисты вышли удивительно элегантными, и Жана-то они принимают окончательно в свои ряды только после того, как дарят ему отменную шляпу борсалино на день рождения (художником по костюмам стала Анаис Роман, в послужном списке которой значится помимо прочих и биографическая лента "Сен-Лоран. Стиль -- это я"). И если начальные сцены тяжелейшей работы на скобяном заводе еще придают какой-то смысл бунту, то последующее действо, разыгрываемое в тускло освещенных салонных комнатах, напоминает метания юных максималистов, решивших поиграть в политику. Они цитируют Бакунина, чахоточно харкают, пьют самогон, дымят сигаретами, крадут деньги у буржуа, пока те на литургии, и называют себя "людьми искусства". Уже этот набор у несогласной французской молодежи начала прошлого века ужасно напоминает развлечения современных американских тинейджеров из "Элитного общества" Софии Копполы с той лишь разницей, что те промышляли квартирными кражами у звезд Голливуда и Бакунина не знали. Рыхлость сюжета и романтизированный образ анархиста, несущего террор,-- два главных недостатка фильма. В это время во Франции происходили интереснейшие процессы -- громкое дело офицера Дрейфуса, якобы шпионившего в пользу Германской империи, рост антисемитских настроений, усиление цензуры и аресты. Франция -- на минуточку -- находилась на пороге гражданской войны, тысячи парижан вышли на улицу по призыву социалистов. И вместо этого исторического размаха режиссер Эли Важеман под громкой вывеской "Анархисты" показывает всего лишь историю увлекающейся инженю, ставшей анархисткой из любви к брату, и полицая, прикидывающегося анархистом из любви к деньгам, которая неумолимо скатывается в мелодраму, не слишком соответствующую идеям Прудона и Фурье о свободной морали.