Педро Альмодовар сотворил электронную слезовыжималку
"Что позволено Юпитеру, то не позволено быку", - гласит латинская поговорка. В роли Юпитера в данном случае - Педро Альмодовар, чей фильм "Хульета" принят в каннский конкурс, несмотря на уже состоявшийся и не слишком успешный прокат в Испании. Напомню, что "всем прочим шведам" Канн, как правило, ставит условием "право первой ночи", т.е. никаких показов до фестивальной премьеры. У фильма длинная история. Этот сюжет из новелл канадской писательницы Алисы Энн Мунро Альмодовар хотел снять на английском языке с Мерил Стрип в главной роли. Потом отказался от затеи и снял на испанском, перенеся действие в Мадрид, и с двумя актрисами, играющими разные возрасты героини, - Эммой Суарес и Адрианой Угарте. В фильме намешано так много перекличек со всем ранее виденным, что он кажется постмодернистской игрой - правда, бессмысленной и беспощадной. Для непонятливого зрителя здесь много подсказок. Молодая Хульета, например, преподает классическую литературу, и мы ее застаем в момент, когда она весело объясняет студентам древнегреческие варианты понятия "море" - уже ясно, что по ходу фильма это ружье непременно выстрелит, и морю предстоит сыграть в этой драме роковую роль. Нагнетание мелодраматических событий поддерживает непрерывно звучащая взволнованная музыка Альберто Иглесиаса: она отсылает к стилистике мелодрам 30-50-х годов и будет подкреплена на финальных титрах рыдательным романсом - надо сказать, абсолютно прекрасным и составляющим единственный шедевр фильма. Картина знаменует возвращение Альмодовара к своему излюбленному типу "женского кино", где актрисам дано взять долгожданный реванш за многолетнюю дискриминацию: "сильный пол" представлен только двумя персонажами, причем одного героиня быстро отфутболит, а второй быстро погибнет. Так что Хульете придется довольствоваться терракотовыми скульптурками обнаженных мужиков с акцентом на причиндалах. Хульету мы впервые встречаем уже в летах, она разочарована и чем-то уязвлена - рвет полученный конверт, не вскрывая. Потом ретроспективным взглядом мы увидим ее молодой и полной надежд, станем свидетелями счастливой встречи и не менее лучезарной семейной жизни с рыбаком-мужем и быстро растущей любящей дочкой, которая вскоре загадочно исчезнет. Дальнейший рассказ был бы уже спойлером - хотя в этом фильме взволнованная музыка так недвусмысленно подсказывает нам развитие драмы вплоть до финала, что, думаю, вовсю спойлерит прежде всего сам Альмодовар. А раз ход событий так легко предугадать, то остается заранее тихо плакать над представшими нам горькими судьбинами, что наверняка понравится многим зрительницам. Но даже их активность картину вряд ли спасет - во всяком случае, у себя в Испании она прошла более чем скромно. Что имел в виду Альмодовар, решив снять откровенную слезовыжималку и до отказа нажав на своем рояле все возможные педали, - не могу сказать, ибо предположения насчет возрастного маразма заранее стынут на губах. Мне интереснее сам феномен приглашения картины в конкурс - вопреки всем заявленным Канном правилам. Это давнее наблюдение: крупнейшие фестивали становятся как бы специализованными кинотеатрами элитных премьер. Можно заранее предсказать, что каждый новый фильм любимых Канном режиссеров будет включен в программу, возможно, не глядя. Это понятно: к звездным именам всегда обеспечен повышенный интерес и критики и публики. Но так конкурс становится замкнутым пространством, куда новобранцу проникнуть почти невозможно. Зато ветеранам дается откровенная фора - у них словно бы вечный туда пропуск. Чтобы утратить эту привилегию, нужно очень постараться. Так постарался Ларс фон Триер, неосторожно признавшись прессе в солидарности с Гитлером и став в Канне персоной нон грата. Так утратил свой вечный пропуск в Канн Никита Михалков - но для этого понадобился двойной провал на фестивале сначала его "Сибирского цирюльника", признанного худшим фильмом открытия, а затем "Утомленных солнцем 2", наличие которых удивило здесь очень многих. А так почти вся обойма каннских любимцев, как всегда, на своем месте, каждый их новый фильм гарантированно будет в каннских программах отныне и вовеки веков, а зрители будут с печалью наблюдать, как увядают большие таланты.
