Почему решения жюри Каннского фестиваля всех разочаровали

Решения жюри 69-го Каннского кинофестиваля разочаровали, похоже, всех присутствовавших. И дело не в Золотой пальмовой ветви, который второй раз награжден англичанин Кен Лоуч за действительно очень хороший фильм "Я, Даниэль Блэйк": поддерживать социальное кино - дело благородное, да и автору фильма скоро будет 80, а фильм его дышит молодой энергией. Дело в том, что в этих решениях не просматривается никакой логики, никаких внятных критериев. Как в числе награжденных за лучшую режиссуру оказалась аляповато сработанная мистическая история о призраках "Персональный закупщик" француза Оливье Ассаяса? По каким признакам выбраны лауреаты актерских призов, чем они лучше нескольких действительно выдающихся работ в фильмах "Она" или "Тони Эрдманн"? Чем привлекла жюри посредственная картина модного канадца Ксавье Долана? И каким образом искушенные в кинематографе профи смогли не заметить такую пронзительную, поэтичную и при этом - что редкость! - светлую картину Джима Джармуша "Патерсон"? Как прошли мимо первого за многие годы международного успеха немецкого кино в фильме Марен Аде "Тони Эрдманн"? И почему предпочли филигранной режиссуре банальную? В фестивальную прессу проникла информация из жюри, что его председателю Джорджу Миллеру почти трехчасовой немецкий фильм показался скучным. Разумеется, этот мастер больше спец по безумным Максам и вполне качественным танцующим пингвинам, но ведь не все же кино должно быть таким же взъерошенным, бывают явления и посерьезнее. Здесь и должны вступать в действие профессиональные критерии - то есть понимание, что личными вкусами мир хорошего кино не ограничивается. Иной раз приходится отметать в сторону личный вкус и прислушиваться к голосу профессии: да, не мое, но как отлично сделано! Да, я бы снял иначе, но может, именно потому, что вот так - не сумею? В сердце творца много чего намешано - и ревность к чужим открытиям, и раздраженность наличием иных успехов, и зашоренность собственным опытом и, как следствие, - нетерпимость к опыту чужому. Но когда творцу приходится войти в роль судии работ его коллег - все эти мотивы умный человек засунет в дальний карман: он теперь должен быть объективен. Неумный же - конечно, положится на волю личных вкусов. Именно это и произошло в Канне-2016: жюри продемонстрировало подход сугубо вкусовой и любительский. Оно охотно вошло в роль людей, раздающих пряники, Джордж Миллер посматривал на одаренных им коллег с явным отеческим снисхождением. И награжденные коллеги отвечали ему адекватно: канадский вундеркинд Ксавье Долан, получая приз, расплакался. В последние годы даже такие крупные фестивали, как Каннский, явно испытывают затруднения в выборе будущих жюри: приглашаются люди "модные", на которые клюнут фоторепортеры, но очевидно случайные и в кино не слишком осведомленные. Они могут быть хорошими актерами, но ничего не знать о кинопроцессе. Они могут быть неплохими режиссерами, но при этом ревнивыми и приверженными лишь одному из жанров кинематографа. Фестивалям важно лишь, чтобы были громкие имена, а что из этого может произойти - уже как бы неважно. А происходит, причем все чаще, вот такой конфуз. Фестивальные призы перестают быть знаком качества, они перестают поддерживать очевидные таланты и перспективные тенденции в кино. Они теперь непредсказуемы и случайны, как рулетка. Волюнтаризм режиссеров, попавших в кресло судьи, уже не раз приводил к таким конфузам. Все помнят, например, как Квентин Тарантино в Канне из всех игровых фильмов наградил документальный, причем конъюнктурный и пропагандистский. Как награждалась слабая картина только потому, что их сделала бывшая подруга жизни. И слишком многие "золотые лауреаты" больших фестивалей выветривались из памяти сразу после того, как отгремели победные фанфары. Происшествие в Канне-2016 - выразительнейший пример кризиса самой фестивальной системы, превратившейся в унылое РАСПРЕДЕЛЕНИЕ призов типа: "Он симпатичный парень - надо его чем-нибудь наградить". Жаль, что такие происшествия уже перестают быть чрезвычайными.