Монстры против Прометея
«Франкенштейн» / FRANKENSTEIN 1931 год можно назвать «чудовищным». Голливуд представил публике солидных господ, чуждых любви к человечеству: графа Дракулу, монстра Франкенштейна и мистера Хайда. Гангстер Том Пауэрс из фильма «Враг общества» в эту компанию не вписался, поскольку на фоне мифических злодеев выглядел вооружённой букашкой. Фильмы о чудовищах оказались не равноценны. Произведение искусства создал только Рубен Мамулян. И, видимо, поэтому его мистер Хайд занял третье место на пьедестале. Второе досталось Дракуле. А на высшей ступени застыл монстр Франкенштейна. Роман Мэри Шелли экранизировался в эпоху немого кино, но эти постановки ажиотажа не вызвали. Звук позволил создавать полноценные «фильмы ужасов», как назвал новый жанр Карл Леммле-младший. Он сообщил журналистам, что студию «Юнивёрсал» воодушевил успех «Дракулы», и она решила замахнуться на «Франкенштейна». Основой для постановки послужила сценическая адаптация романа, которая покорила публику в Лондоне. Леммле купил на неё права. Роль монстра была предложена Белу Лугоши, но он отказался от сомнительной чести сниматься в гриме, который делал его неузнаваемым, и мычать. Режиссёр Джеймс Уэйл, заявивший о себе фильмом «Мост Ватерлоо», стал искать другого актёра и нашёл его в студийной столовой. Это была отличная идея — сесть с альбомом в столовке и рисовать монстра, глядя на артистов, которым хочется жрать. В такой момент в человеке искусства отражается далеко не гуманистическое начало. Долговязый Уильям Пратт, придумавший себе псевдоним «Борис Карлофф», вдохновил маэстро на создание образа, которому суждено было перепугать мир. Актёр выглядел одиноким и разнесчастным. Предложение сыграть ходячий труп ему пришлось по душе, потому что именно так он себя в тот момент ощущал. Карьера не задалась. Всё было потрясающе плохо. Ему даже не нужно было вживаться в роль. По большому счёту, дело оставалось за гримом. Он был чертовски сложен. Его накладывали три с половиной часа. Да ещё и костюмчик таил сюрприз — в штаны были вшиты железные прутья. Не облегчали мук и ботинки на толстенной подошве. Бедняге весь день приходилось ходить на прямых ногах и обливаться потом под прожекторами. Кино снималось в строжайшей тайне. Поэтому обед чудовищу приносили на съёмочную площадку, а за дверь павильона разрешали выйти только с наволочкой на голове. После съёмок Пратта-Карлоффа в течение полутора часов освобождали от грима. Как заявил Карл Леммле-младший, глаза актёра выражали именно то, что и было нужно — подлинное страдание. «Франкенштейна» крайне наивно рассматривать только как жанровое кино. Роман Мэри Шелли — это манифест романтизма, а он железно связан с фашизмом. И романтизм, и фашизм заряжены ненавистью к прогрессу, к образу Прометея, жаждущего развивать человечество. Они пьяны мечтой о новой феодальной эпохе. В 1931 году фашизм не просто вспухал. Он уже воцарился в Италии и рвался к власти в Германии. Партию Гитлера вскармливал крупный мировой капитал. Фашистам передавались десятки миллионов долларов. И надо такому случиться, что именно в это время вышли и стали хитами мирового проката такие фильмы, как «Франкенштейн» и «Доктор Джекилл и мистер Хайд», где ровно та же идея: наука порождает чудовищ. Студии «Юнивёрсал» и «Парамаунт» еле держались на плаву. Их боссы вглядывались в своих кредиторов с Уолл-Стрит, этих загадочных господ с верхних этажей власти, и ради новых кредитов готовы были исполнять любые их пожелания. А элите, судя по всему, хотелось фильмов, отражающих её глубокую ностальгию. Она уже скоро подчинит себе Голливуд и прочно встроит его в систему государственной пропаганды. Американские киностудии исполнятся трогательной лояльности к нацистской Германии и будут кромсать свои фильмы, выполняя указания цензоров Рейха, и даже согласовывать с ними сценарии. О чудовищах 1931 года написано много, но не сказано главного. Они не просто пугали зрителей. Они ещё и несли весть о том, что в мир пришло Зло.