На экраны вышла импровизация Павла Лунгина на темы "Пиковой дамы"
На экранах "Дама пик" - самое отвязное сочинение Павла Лунгина, где не знают удержу ни запущенные Пушкиным страсти, ни вольные импровизации на мотивы и стиль старого и совсем старого кино, ни почти хулиганские экзерсисы режиссерской фантазии. Получился более чем неровный фильм неопределенного жанра: по настроению - триллер, по материалу - закулисный театральный гиньоль, по изображению - экспрессионизм времен Мозжухина, и есть даже некоторый опыт авангардной оперной режиссуры. По предложенному Лунгиным сюжету в Россию после 20 лет эмиграции возвращается знаменитая оперная дива Софья Майер, которую считают второй Марией Каллас (Ксения Рапопорт). Она приезжает, чтобы поставить в театре своей юности "Пиковую даму" Чайковского, где Лизой будет ее племянница (Мария Курденевич), Германом - престарелый худрук театра (Владимир Симонов), а Графиней - она сама. Но на партию Германа претендует Андрей (Иван Янковский) - начинающий тенор-невротик с пылающим взором маньяка. Чтобы получить эту роль, парень готов на любые крайности, делая ставки, равные жизни. Он чувствует с Германом духовное родство, и образ обезумевшего игрока прилипает к нему, как Маска к герою Джима Керри. Возникает и наркотический мотив денег как высшей цели, но он так быстро отрывается от любых рациональных устремлений, что уже непонятно, чего так жаждет герой - славы, роскошных поместий с бассейнами, женщину, адреналина или самоуничтожения. Сказано же - безумие! Лунгин за свою карьеру снял столь разные по теме, несовместные по базовым идеям и полярные по качеству фильмы, что преданно любя одни, можно категорически не принимать другие. "Дама пик" ухитрилась соединить обе эмоции: можно морщиться от актерской фальши в музыкальных эпизодах, а можно гипнотически отдаться режиссерской экспрессии, уже только боковым зрением отмечая вполне рациональные тактические ходы автора. Так, он не ограничивается сюжетными мотивами и музыкой "Пиковой дамы", но и сплетает Чайковского с Сен-Сансом, делая всегда чарующую Ксению Рапопорт не только старухой Графиней с седыми космами и морщинистой шеей, но и неотразимо прекрасной Далилой. Здесь и оммаж дивной хамелеонской профессии - возможность для актрисы блеснуть не только накладными морщинами на шее старухи, но и молодостью, и красотой; здесь и необходимые сюжету ноты коварства, дьявольского соблазна и секса. При этом партнером опытной актрисы он делает 25-летнего Ивана Янковского, который выглядит еще моложе и пока не обладает серьезным мастерством, но обладает точеным профилем рокового красавца из хоррора 20-х годов прошлого века. Иные компромиссы, на которые идет режиссер, нельзя ни понять, ни оправдать - как, например, катастрофическую "нестыковку" сильных оперных голосов с обликом персонажей, которым они как бы принадлежат. Или странное неумение актеров если не изобразить поющего человека, то хотя бы артикулировать впопад. Но, повторяю, все это можно списать на общее состояние "гуляй, Вася", насквозь пронизывающее картину и по мере ее продвижения набирающее разбег и накал. Зато как здорово работает в фильме тема мрачного театрального закулисья, где и в реальности, как мы знаем, способны плеснуть в глаза конкуренту кислотой, а уж в кино можно развернуть настоящую бурю в картонном мире, с удушениями и кровью, с абсурдом причин и несоразмерностью следствий, с отсылами к пряным восточным сказкам, где дворцы и бассейны, с азартной трансформацией страсти к рулетке из казино в реально жуткую сцену с "русской рулеткой". Шаг за шагом герой ввинчивается в гибельную авантюру, что позволяет Лунгину развернуть целую коллекцию аллюзий к мировому кино, от неизбежно приходящего на ум "Черного лебедя" Ароновски и "Охотника на оленей" Чимино до "Пиковой дамы" Протазанова и немецкого экспрессионизма в развернутых сценах из оперы Чайковского - в спальне Графини и финала. Весь этот театральный мир отравлен миазмами эфемерной славы, ревности и одержимости успехом любой ценой. Все насквозь цинично, все бездушно, и даже пролившаяся на сцене реальная кровь не останавливает бурю аплодисментов и выхода на счастливые поклоны - мол, шоу должно продолжаться. И я не сомневаюсь в успехе картины у той части критики и зрителей, которая свято убеждена в гнусной природе каждого человека, будь он хоть мировая звезда, хоть меценат-нувориш, хоть бандит - держатель притона, хоть юноша бледный со взором горящим. Игра, идет игра! В театр, в искусство, в любовь, в жизнь, в смерть. В кино, наконец. Потому что Лунгин снял, в сущности, не фильм, который всегда в какой-то мере высказывание. Он сделал нас свидетелями азартной игры в киноремесло, где уже нет верха и низа, внятных текстов и многозначных подтекстов, правды и лжи, нет категорий таланта и бездарности, и уж точно нет и не бывает идеалов. Он уверенной рукой мастера сделал картину без тенденций и месседжей - некое безысходно мрачное баловство. Возможно, поэтому и оставил звучание оперных арий как бы оторванным от экранных персонажей: здесь оно слишком прекрасно и потому противоестественно, как голова, приставленная к чужому туловищу. Хотя по большому счету на фильм стоит пойти уже ради закадрового исполнения партии Германа 23-летним солистом Большого театра Арсением Яковлевым - закрыть глаза, чтобы не видеть сведенные от напряга скулы экранного Германа, и слушать. Перенасыщенная абсурдность картины, разумеется, тоже создает свой обобщенный образ слетевшей с катушек реальности. Но тогда нужно признать, что Лунгин сумел сотворить новый "Черный квадрат", в котором каждому мерещится свое.
