В российском прокате уже неделю чудесным образом идет один из лучших фильмов последних лет — меланхоличная комедия из жизни нью-йоркского продавца елок «Рождество, опять», главную роль в которой сыграл Кентуккер Одли, один из самых деятельных и интересных представителей современного независимого кино. Одли много снимается (у таких столпов американского инди, как Джо Сванберг, Тай Уэст и Дэвид Лоури), снимает сам (ироничные безбюджетные комедии «Open Five» и «Open Five 2»), а также ведет самую разнообразную деятельность по привлечению внимания к фильмам и режиссерам, работающим за пределами традиционного кинобизнеса — без денег, но и без сдерживающих инструментов студийного контроля. Усилиями Кентуккера Одли портал No Budge за несколько лет превратился в полноценный хаб микробюджетного кино, регулярно открывающий новые имена и удостаивающийся хвалебных од в таких изданиях, как The New Yorker и The New York Times. Не стесняется Одли и троллить киноиндустрию — пару лет назад он привлек внимание мейнстримных СМИ петицией, призывавшей запретить независимое кино, а недавно запустил даже идеально вписывающийся в эпоху постиронии бренд: скупая надпись Movies украшает бейсболки и шапки, одеяла и футболки, тем самым придавая их обладателю важный вид человека, причастного к одной из самых элитарных профессий на планете. Достается от него и прессе — ее почти религиозный подход к демиургам кино он пародирует в своих уморительных видеорецензиях на популярные фильмы вроде «Дня независимости» или «Плезантвилля». «Лента.ру» поговорила с Одли о «Рождество, опять», а заодно воспользовалась возможностью, чтобы узнать, чем и, главное, на что живет американское инди. «Лента.ру»: «Рождество, опять» было снято уже два года назад, а его победное шествие продолжается: фильм только что вышел в прокат в России, его часто скачивают и смотрят в разнообразных онлайн-кинотеатрах. Чем объяснить этот необыкновенный для ленты с крошечным бюджетом успех? Кентакер Одли: Хороший вопрос. Ты снимаешь фильм за фильмом, и чаще всего никому потом нет до них дела. Конкуренция за зрителя сумасшедшая, привлечь внимание аудитории все сложнее. В пользу «Рождество, опять» в этом смысле наверняка сыграла особая ностальгическая атмосфера фильма. Действие разворачивается под Рождество, в обстоятельствах, которые нетрудно переложить на себя и свою жизнь. К тому же режиссеру Чарльзу Покелу удалось уловить очень узнаваемое, правдоподобное одиночество, не так уж часто встречающееся в праздничных фильмах, зато на каждом шагу — в реальной жизни. Думаю, такой альтернативный взгляд на рождественские истории интересен многим зрителям. Кроме того, дело и в том, как «Рождество, опять» снято: работа камеры, текстуры, музыка — все это для праздничного кино смотрится довольно необычно. Так что дело в сочетании образов, обстоятельств сюжета, самой темы несчастья во время праздников. Давайте поговорим о Ноэле, вашем персонаже в «Рождество, опять». Фильм почти не дает о нем никакой лишней информации — минимум бэкграунда, минимум предыстории. Но он все равно кажется очень узнаваемым, понятным. Как вы этого добились? Как актер я придерживаюсь такого метода: ищу точки пересечения персонажа и самого себя, своей личности, идентичности. Чаще всего я не стесняюсь держать, позиционировать себя в кадре так же, как и в обычной жизни. Это автоматически делает персонажа живым. Можно, наверное, сказать, что я (не персонаж, а я сам) просто существую в пространстве фильма — мне не нужно прибегать к каким-то конкретным актерским техникам, с помощью мастерства подчеркивать ту или иную эмоцию. В актерских школах обычно учат совсем другому. Да, само слово «игра» в актерской профессии подразумевает определенное перевоплощение, но что с того? Ведь в самих себя, в свой публичный образ мы тоже играем. К тому же мне кажется, что в нас как зрителей от природы заложен интерес к наблюдению за другими людьми на экране, вне зависимости от того, речь обо мне или ком угодно еще, кто попал в поле зрения камеры. Этот интерес ослабевает, только когда человек в кадре знает, что камера за ним следит, и начинает изображать что-то конкретное, очень ограниченное по эмоциональному диапазону. Поэтому я просто стремлюсь забыть, что меня снимают, и живу в кадре так, как могу и умею. Что касается Ноэла из «Рождество, опять», то я вкладывал в него себя и надеялся, что этого будет достаточно. Он человек, и он страдает, что еще нужно знать? Мы все люди и все время от времени страдаем. «Рождество, опять» кажется очень живым и по духу — особенно в сценах собственно продажи елок, когда Ноэл общается с покупателями. Большинство из них ведь не актеры? Да, профессиональных актеров в кадре почти не было, практически всех покупателей сыграли обычные люди, которых нашел наш директор по кастингу. Чарльз Покел не требовал от них многого — даже, наоборот, чем меньше от них требовалось, тем интереснее они в кадре. А чтобы разговоры Ноэла с ними казались живыми, они должны были быть максимально правдивы в деталях. Поэтому я даже продавал елки на небольшом базаре, который Чарльз создал для фильма, — перед съемками и во время съемок, в перерывах между дублями. Это был классный опыт — мы многое узнали о том, что интересует людей, когда они покупают елку, разнообразные технические моменты, даже разновидности елок. А те, кто играли покупателей, выглядят так правдоподобно, потому что не стараются играть на камеру или показать свои актерские способности, а просто живут. Вообще, какова жизнь независимого режиссера в современной Америке? Она непроста, что и говорить. Многие пытаются что-то снимать, но очень немногие фильмы доходят до хоть сколько-то широкой аудитории. А значит, и денег ты получаешь немного. Собрать все воедино, чтобы запуститься с фильмом, всегда невероятно сложно, это очень неблагодарный и тяжелый труд. Мы обрекаем себя на достаточно бедное существование и ведем далекий от гламурного образ жизни. Но что поделать? Для меня лично это осознанный выбор, меня всегда интересовали только независимые фильмы. Если ты хочешь нормально зарабатывать, то путь очевиден: обратить на себя внимание в независимом кино, чтобы получить работу на телесериалах или в голливудских фильмах. Но я всегда сопротивлялся этому соблазну — мне никогда не хотелось снимать блокбастеры или играть в каком-нибудь сериале. Я попросту не люблю их и не смотрю — а зачем делать то, что ты не любишь? Тот факт, что снимать кино сейчас проще, чем когда бы то ни было прежде, не облегчает жизнь? Не совсем. Потому что по-настоящему выстреливают и зарабытывают только один-два независимых фильма в год — из тысяч, которые снимаются. Шансы прославиться, прямо скажем, невелики. Я не мог сравнивать с шестидесятыми, семидесятыми или восьмидесятыми, потому что я не жил в то время, но то, что сейчас снимается столько контента для индустрии развлечений, конечно, сказывается. Кинобизнес очень фрагментировался, никто в независимом кино не знает, где искать деньги, как зарабатывать. Никто даже и не надеется, что заработает. Остается только вкалывать. Что до меня, то я, в сущности, обитаю на периферии индустрии, в андерграунде. Строго говоря, мне вообще не должно бы по идее хватать денег на жизнь. Но если сложить вместе все, что я делаю — занятость в качестве актера, сайт No Budge, бренд Movies, тексты и работа со сценариями на фрилансе, лекции в колледжах и университетах — то сводить концы с концами все-таки удается. Вообще, я не считаю себя только актером или только режиссером — скорее деятелем независимого кино. И вы никогда не хотели пойти тем же путем, что Джо Сванберг, братья Дюпласс и другие режиссеры, начинавшие с безбюджетных фильмов, а теперь снимающие сериалы для HBO и Netflix? Нет. Мне всегда нравились только независимые, небольшие фильмы — только они говорили мне что-то важное, что-то новое о самом себе. Я никогда не получал удовольствие от какого-нибудь экшена или студийного хоррора — и никогда не хотел сам делать что-то подобное. Когда я только приехал в Нью-Йорк, то даже ходил несколько раз на пробы в традиционные, дорогие проекты, но чувствовал себя при этом очень странно. Это было неискренне, а потому бессмысленно. Я был не в своей тарелке — более того, у меня не было желания заполучить эти роли. Поэтому я перестал терять время таким образом и начал делать то, что делаю сейчас. Что вдохновило вас запустить No Budge? В какой-то момент, кажется, в 2010-м, я осознал, что снимается много прекрасных, стоящих фильмов, которые не попадают на основные фестивали и не закупаются прокатчиками. Я уже успел столкнуться с тем же и сам как режиссер. Этим фильмам не было места в программе какого-нибудь «Сандэнса» — из-за недостаточной профессиональности или неочевидных коммерческих перспектив. Но мне они нравились, казались многообещающими, интересными с точки зрения поисков киноязыка, формы, тем. И я решил создать для такого кино площадку — место, куда бы люди приходили, не ожидая посмотреть большое кино с большими звездами, были готовы открыть для себя что-то новое, пусть и скромное с точки зрения мейнстрима. Вообще, я не очень люблю это разделение — на кино большое и маленькое. Хотя бы потому, что величина определяется не бюджетом или звездностью состава, а глубиной эмоционального сопереживания. Бывает, ты смотришь фильм, снятый в одной комнате, и он кажется тебе грандиозным. А бывает, смотришь на 250-миллионного колосса и не чувствуешь абсолютно ничего. С помощью No Budge мне хотелось подчеркнуть и показать, что качество и амбиции кино определяются не перспективностью инвестиций в него, не тем, сколько оно заработает. Почему это должно быть основной мотивацией для съемок фильма? Я убежден, что фильмы должны сниматься для зрителей, а не для инвесторов. No Budge начинался как хобби, и я рад, что он действительно стал платформой для настоящего самовыражения, а не для зарабатывания денег, местом, где режиссеры могут своим кино сказать миру то, что они действительно хотят. Расскажите о других ваших проектах — петиции о запрете инди-кино, пародийных видеорецензиях и бренде Movies. Вы ведь по большому счету троллите индустрию подобным образом. Троллю? (смеется) Ну, возможно. По большому счету, я хотел всего лишь показать, как чудовищно серьезно все в этом бизнесе к себе относятся. Петиция о запрете независимого кино была создана, чтобы продемонстрировать всю смехотворность подобных попыток — я сейчас имею в виду жалобы на то, что кино стало слишком много, что его должно быть меньше и так далее. Разве можно ограничивать чей-то творческий порыв? Все люди на свете что-то пишут, все делают фотографии — почему с кино должно быть иначе? Я уверен, что каждый должен попробовать снять фильм, пусть на телефон или фотоаппарат, ведь кино это прежде всего средство самовыражения и коммуникации, и только потом все остальное. Так что петиция выполнила свою роль — о ней многие серьезные издания написали и далеко не все из них поняли юмор, что, в общем, только подтверждает мой месседж. А что именно высмеивают ваши видеорецензии? Их пародийность, судя по комментариям в YouTube и Facebook, понимают тоже далеко не все. Мне всегда казалось, что мир кино слишком уж одержим своей значительностью, своей элитарностью — и критики тоже вносят в эту атмосферу значимости свою лепту, превознося труд кинематографистов, помещая их на некий пьедестал. Но ведь кино снимают обычные люди, такие же, как все. Важно это помнить, мне кажется. Для меня снимать кино — это разговаривать с людьми, вступать с ними в контакт. Я бы не хотел, чтобы мне поклонялись, чтобы меня боготворили, а вся индустрия построена на возвеличивании всего, что связано с кино: режиссеры — боги, и их мнение по любому вопросу бесконечно важно. Ну да, как же. В своих видеорецензиях я хотел такой подход если не высмеять, то поставить под сомнение, подумать о нашем восприятии кино и его создателей. Фильм «Рождество, опять» идет в российском прокате
