"Рай" Андрея Кончаловского выйдет в прокат 18 января
Фильм "Рай" поразителен прежде всего новизной, практически вторым рождением кинематографических талантов Андрея Кончаловского. После цепи сравнительных неудач в красочных и громоздких, как бы по инерции сотворенных "Глянце" и "Щелкунчике" он вернулся к своему персональному неореализму в "Белых ночах почтальона Алексея Тряпицына" и теперь неожиданно снял черно-белый фильм старого формата 4:3, имитирующий где-то откопанную полуистлевшую съемку - к тому же любительскую. И, как сказано, "открылась бездна, звезд полна". Прямо-таки чувствуешь, как автор фильма захлебывается от нахлынувших возможностей - правда, мгновенно берет себя в руки и с присущим ему философским хладнокровием вводит в действие высшую математику киноремесла. То, чем Кончаловский владеет безупречно. Открытие гениально в своей простоте: герои исповедуются перед последним, Высшим судом. На экране "говорящие головы", монологи трех персонажей, вкупе составляющие почти половину метража картины - неброской, но предельно выразительной в каждом кадре. Эта последняя исповедь, где уже нечего и незачем скрывать, где человек честно пересматривает свою жизнь с ее сомнениями и решающим выбором, - идеальная метафора для размышлений об эфемерности границ между гипотетическим раем и проистекающим из него реальным адом. А материал фильма - агония германского нацизма - идеален для разговора о самой возможности этого чудовищного разрыва между добром и злом: рассуждения об университете, славистике, Чехове, о мгновениях беззаботного флирта в Толедо - и реальность концлагеря, где вчерашний человек - интеллигентный, утонченный, светлый, красивый - обращается кто в животное, а кто в зверя, где от "великой идеи" построения немецкого рая остаются горы стоптанных ботинок и погнутых очков. Миг этого обращения так неуловим, что осознать его человек сможет только на том самом Высшем суде - перед Богом или собственной совестью, кто как сумеет. Грандиозный по масштабу философских категорий фильм камерен и предельно аскетичен. "Архивы" человеческих душ неполны, в них хаос, воспоминания всплывают только те, какие подскажет ход мысли. И никто уже не заморачивается гладкостью рассказа: монтаж нарочито неряшлив, на срезках видны царапины и чернильные пометки, пленка выгорела, изображение теряет ясность - как это бывает в памяти с ее пробелами и лакунами. Кажется, снято камерой на треноге, еще не умеющей панорамировать, - как хотел Кончаловский, "беспристрастной". Персонаж может уйти за кадр, и мы будем видеть только затылок говорящего. В этой осмысленной небрежности, в свете, делающем случайную композицию любительского кадра произведением утонченной графики, - выдающееся мастерство оператора Александра Симонова. На фоне глобального ада - три персонажа: русская аристократка в эмиграции Ольга, укрывшая в оккупированном Париже еврейских детей; француз-коллаборационист Жюль и высокопоставленный эсэсовец Хельмут, командированный в концлагерь пресечь разгул коррупции и встретивший там свою давнюю любовь. Жюль - обыватель, "средний класс", готовый приспособиться ко всему. Ольга - воплощение расхожей теории про особо отзывчивую русскую душу, готовую терпеть и страдать до последнего. Интереснее всех - Хельмут: ему уготован этот контраст между идеальным Добром (гуманнейший Чехов, коему посвящена его диссертация) и запредельным Злом, в которое он вовлечен историей; он его творит убежденно и пылко. Аскеза кадра позволяет увидеть лица - на них все сосредоточено. Кастинг можно признать почти идеальным. Округлый, как бы безликий Жюль (Филипп Дюкен). Изможденная, нервная, хрупкая Ольга - Юлия Высоцкая превзошла всё ранее сыгранное, она сама здесь воплощает эти контрасты мгновенного превращения человека счастливого и беззаботного в затравленное, бесформенное, ко всему уже равнодушное существо, в котором остался только один, на генетическом уровне сохраненный инстинкт жертвенности. В ключевой для фильма роли Хельмута театральный актер из Дрездена Кристиан Клаусс. Режиссер ставит перед ним почти мазохистскую задачу безжалостного разоблачения "арийского идеала", соскребания красивой оболочки и обнажения того, что герой сам интуитивно ощущает как нечто противоестественное и постыдное. Он здесь воплощение горделивой идеи, всегда готовой обернуться своей противоположностью. В кадрах "посвящения" Хельмута в СС-элиту оператор снимает актера так, что он становится похож на какого-нибудь Ханса Ярая, исполнителя ролей арийских красавцев-романтиков в картинах 30-х годов; в ретросценах он выглядит пылким мальчишкой. Такой герой способен пленять зрительниц, и признать его главным злодеем фильма практически невозможно, но в этом и смысл всей художественной затеи: зло притягательно. Есть еще нервный, импульсивный Якоб Диль в роли Фогеля - офицера, которого разрыв сознания довел до перманентной истерики. И - на мой взгляд, главный компромисс кастинга - Виктор Сухоруков, приблизительно намечающий образ Гиммлера и говорящий вместо немецкого текста некую абракадабру, которую потом переозвучил немецкий дублер (корявость дубляжа отмечают все зарубежные рецензенты, она сбивает режиссерский перфекционизм и может стать помехой на пути к "Оскару"). При повторном просмотре отчетливо видишь мастерство построения сценария, когда каждая фабульная случайность точно ложится в свою нишу, оттеняет состояние персонажа и движет сюжет все дальше, накаляя напряжение в зале. Безукоризненно работают мимоходом возникающие метафоры: герой, потерянно бродящий с пистолетом в тумане, встревоженный муравейник как еще один подчиненный жестким законам, но хрупкий микрокосмос… Картину стоит изучать в киноинститутах как образец истории, увиденной на многих уровнях - от сугубо частного до всеобщего, философского, и при минимуме средств рассказанной так, что нельзя не сопереживать и невозможно оторваться. Образец фильма столь же традиционного, сколь и новаторского. Венецианский "Серебряный лев" - знак высокой оценки и режиссерского и авторского мастерства обретшего "второе дыхание" Андрея Кончаловского. Впереди "оскаровская" кампания, от которой, как мы помним, режиссер два года назад открестился: он много критиковал нравы американской киноиндустрии и участвовать в ее затеях считал непоследовательным. Тем не менее, теперь ставки сделаны, сюжет продолжается, напряжение растет…
Кстати
Мировая премьера фильма "Рай" прошла в конкурсе Венецианского международного кинофестивале в сентябре 2016 года. Картина получила "Серебряного льва" за лучшую режиссуру. Кроме того, фильм стал участником международного фестиваля в Хихоне. Здесь "Рай" взял три награды: лучшей актрисе (Юлия Высоцкая), лучший оператор (Александр Симонов); параллельное молодежное жюри фестиваля присудило ему Приз за лучший фильм. В 2016 году фильм был также участником фестивалей в Мар дель Плата (приз за лучший сценарий) и Чикаго. Он имеет 5 номинаций на премию Российской киноакадемии "Золотой орел" и стал главным победителем премии "Белый слон" Гильдии российских кинокритиков (в номинациях "Лучший оператор", "Лучшая режиссура" и "Лучший фильм").