Адская смесь в "Раю"
В прокате новый фильм Андрея Кончаловского Премьера кино "Рай" Андрея Кончаловского выходит в российский прокат спустя четыре месяца после мировой премьеры в Венеции, где он был удостоен "Серебряного льва" за режиссуру. Через несколько дней будут оглашены оскаровские номинации: "Рай" уже вошел в девятку отобранных Киноакадемией лучших зарубежных фильмов и, по мнению АНДРЕЯ ПЛАХОВА, вполне может претендовать на большее. Режиссерский и фестивальный стаж Кончаловского превышает полвека, на этом пути были вершины и спады. Даже самым суровым критикам режиссера "Рай" представляется одной из наиболее удачных его работ. Совсем недавно картина была награждена тремя премиями Гильдии кинокритиков России, а ядовитую полемику вызвал не сам фильм (принятый почти однозначно положительно), а экстравагантный наряд режиссера, в котором он явился на церемонию награждения. Это характерно: вот уже который десяток лет не утихают споры по поводу политических высказываний, светского поведения и этики поступков режиссера, но это никак не пересекается с его фильмами, а часто одно другому даже противоречит. Сюжет о роковом сплетении судеб в вихре Второй мировой жестко выстроен по драматургии и режиссуре. В фильме три героя -- русская эмигрантка-антифашистка, французский жандарм-коллаборационист на службе у гестапо и немецкий офицер-эсэсовец, истово инспектирующий лагерь смерти. Все трое дают свидетельские показания с "того света", представая перед Богом или отчитываясь перед высшим судом в инстанции типа чистилища. Каждый воплощает один из трех типов отношения к мировой катастрофе -- филистерский, сугубо шкурный (жандарм), идейно-романтический (образованный немец-аристократ, соблазненный нацистской демагогией) и чисто интуитивный, всей душой противящийся злу (русская женщина, светская львица, которая оборачивается спасительницей еврейских детей). Основная часть действия происходит в концлагере, сюжетная интрига движется сильным чувством, которое немецкий начальник испытывает к русской узнице,-- он берет ее под свое покровительство и намеревается вывезти в Швейцарию. В какой-то момент возникает впечатление, что Кончаловский вступил на территорию, освоенную создателями фильмов "Лакомб Люсьен" (Луи Маль) и "Ночной портье" (Лилиана Кавани), где темы коллаборационизма и влечения палача к жертве звучали крайне провокационно для своего времени. "Рай" питается этими мифологическими источниками, но одновременно стилизован под кинодокумент: "говорящие головы" перед камерой, появляющийся в сюжете Гиммлер (его роль исполняет переозвученный и трудноузнаваемый Виктор Сухоруков). Кроме того, фильм изначально вдохновлен легендами французского Сопротивления, в котором участвовали русские эмигрантки с трагической судьбой, среди них -- княгиня Вера (Вики) Оболенская, окончившая жизнь на гильотине. Тень этих легенд падает на образ Ольги, ее играет Юлия Высоцкая, играет в откровенно русской взрывной манере, с достоевскими обертонами "святой грешницы". Ее партнер Кристиан Клаус -- главная неожиданность картины. Хельмут, белокурая бестия, демонический красавец, в прошлом -- студент-славист, поклонник Чехова. Тема влечения тронутого тотальным злом романтического немецкого духа к иррациональной славянской душе не нова для культуры. Кончаловский стремится повернуть ее несколько иной гранью, он не забывает напомнить, что Россия -- это не только способность к самопожертвованию, но и кошмар сталинизма, который вовсе не без оснований видится Хельмуту аналогом немецкой утопии нацистского рая. Режиссер и оператор Александр Симонов прибегают к черно-белому изображению, но используют его не как стилизаторский прием, приближающий реалии давнего времени, а наоборот, как отчуждающий, доводящий атмосферу фильма до гротескного саспенса. "Рай" -- это микс интеллектуальной метафоры, квазидокумента и низкого жанра на грани жестокой мелодрамы, психотриллера и китча. Эта адская смесь оказывается едва ли не единственно возможным подходом к такого рода материалу. За семь десятилетий искусство и культура произвели к нему не один подступ. Устами Теодора Адорно было провозглашено: поэзия после Освенцима невозможна. Михаил Ромм со своими соавторами Майей Туровской и Юрием Ханютиным выдвинули концепцию "обыкновенного фашизма". Лукино Висконти не согласился и поднял тему на инфернальные мифологические котурны. Ханна Арендт ввела в обиход понятие "банальность зла". Совместить эти точки зрения способна накопившая опыт постмодернизма современная литература ("Благоволительницы" Джонатана Литтелла). Или жанровое кино, готовое переварить все теории того, что объяснить невозможно, в горниле страшной сказки: в ней растворяются документальный гиперреализм и субъективность исповеди.