Демоны киноглаза
Начался кинофестиваль в Роттердаме Фестиваль кино Первые впечатления от проходящего в Роттердаме 46-го Международного кинофестиваля показали, как остро одержимо кино демонами самопознания и нарциссизма. Их присутствие в каждом из просмотренных фильмов отмечал АНДРЕЙ ПЛАХОВ. Испано-колумбийская картина Педро Агилеры снабжена пресным англоязычным названием "Моя сестра", однако в оригинале называется куда более выразительно -- "Демоны глаза". Ее герой Оливер -- кинорежиссер артхаусного кино, то есть такого, какое преимущественно показывают в Роттердаме. Судьба авторов подобного толка нелегка, и она явно отпечаталась на облике Оливера -- усталого, рано поседевшего мужчины, глаз которого загорается главным образом от рискованных сексуальных экспериментов. Неожиданно опознав на одном из порносайтов свою младшую сводную сестру Аврору, он начинает гораздо более пристально приглядываться к прилежной студентке. Он тайно устанавливает в ее комнате видеокамеру и наблюдает жизнь сестры в самых интимных проявлениях через овальное отверстие, напоминающее замочную скважину. Разумеется, тайное скоро становится явным. Явно адресуясь к классике кинематографа (фильм "Подглядывающий", или "Любопытный Том", Майкла Пауэлла), а в аннотации скромно сопоставляясь с греческой трагедией, работа Агилеры остается довольно примитивным подражанием. Она не поднимается в постановке моральных и эстетических вопросов хоть на сколько-нибудь заметную высоту. Однако даже эта картина сигнализирует о стремлении современного кино к саморефлексии. Тем более это проявляется в самых зрелых фильмах конкурсной программы. В каждом есть некое эстетическое зеркало, в которое он смотрится и любуется собой. В американском "Колумбусе" роль зеркала играет архитектура. Если бы не она, отношения 19-летней Кейси и 37-летнего корейца Джина, каждый из которых страдает от своей семейной травмы, были бы не так уж интересны. Напряжение и внутреннюю насыщенность им придает фон повествования -- постмодернистские отчуждающие здания и парковые ландшафты, исполненные глубокой печали. В них как в водоеме отражается безысходность тихой драмы, резонирует заторможенный ритм жизни, лишенной перспектив, полной незаметных жертв и горьких разочарований. Кейси связана заботой о матери-наркоманке, Джин прикован к постели отца, лежащего в коме. Чувства героев друг к другу выглядят платоническими или только кажутся таковыми? Помимо архитектуры, скульптуры, комнатного и ландшафтного дизайна фильм, снятый режиссером корейского происхождения с псевдонимом kogonada (с маленькой буквы), заглядывает и в зеркало кинематографа, видя там образы классических лент Антониони, Ясудзиро Одзу, Вонг Карвая. Константин Боянов в фильме "Светлое будущее" строит свой кинематографический мир с оглядкой на живопись. Этому помогает сам сюжет -- история юноши, стремящегося стать художником и, вопреки своей аутичной сверхчувствительной природе, установить контакты с окружающими. Павел вырывается из дома и совершает путешествие, конечной точкой которого должна стать мастерская его идола -- французского живописца Арно. Впрочем, история рассказана в обратном порядке -- от встречи с кумиром, которая скорее все усложнила, а не прояснила, до ссоры с матерью и конфликта в школе, где во время урока Павел нарисовал обнаженной одноклассницу-мусульманку. Сюжет завязывается в Англии, где герой живет вместе с богемной матерью-болгаркой, и интересен не только и не столько психологическими поворотами и социальными контекстами, сколько необычной оптикой, в которой он представлен на экране. Гротескные, мрачные полотна Арно задают живописный камертон остальным эпизодам фильма, которые разыгрываются то в болезненном свете неоновых ламп, то в закатных сумерках, то при свечах. И каждый эпизод отвечает определенному периоду в духовном созревании юного героя. Еще одна картина, вроде бы построенная по сходному "зеркальному" принципу, снята хорватом Игорем Бежиновичем и называется "Короткая экскурсия". Молодежная компания бездумно развлекается на лоне природы, а потом в разгар летней жары отправляется в заброшенный монастырь посмотреть старые фрески. Ломается автобус, приходится идти пешком, по дороге герои встречают удивительных людей и зверей, а сами по очереди отбиваются от коллектива, их словно засасывает и поглощает чуждое безжалостное пространство. В финале пейзаж становится апокалиптическим, как и изображения на фресках. Впрочем, похоже, все это только привиделось, почудилось от перегрева. В сухом остатке -- горечь бессмысленного существования и приглушенные отзвуки прошедшей в этих краях войны. В отличие от других фильмов в этом меньше изысков и затей, больше -- прозы жизни и типичной восточноевропейской депрессии.