Режиссёр Звягинцев рассказал о своём новом фильме «Нелюбовь»
Известный российский режиссёр, лауреат Венецианского и Каннского кинофестивалей Андрей Звягинцев снимает в Москве свою пятую полнометражную картину «Нелюбовь». Новый фильм автора нашумевшего «Левиафана» еще в работе, но уже приобретён для проката многими европейскими странами. Подобная востребованность за рубежом, по мнению Звягинцева, обусловлена его умением говорить со зрителями разных национальностей на одном языке. Корреспондент RBTH* Александр Нечаев встретился с прославленным режиссёром и узнал, почему он не любит читать о себе, как относится к своим актёрам и на что ему нужны $18 млн. — После успеха «Левиафана» вы собирались снимать большой фильм о Второй мировой войне. Но в итоге ваша новая кинокартина совсем о другом? — Небольшая поправка — фильм о войне я собирался делать и до «Левиафана». Эта давняя идея, с написанным сценарием. И я готов взяться за неё в любой момент. К сожалению, не всё зависит от моего желания, потому что проект дорогостоящий — речь идет о $15-18 млн. Такие деньги продюсеру вернуть будет крайне трудно. Так что пока не знаю, состоится ли этот фильм в ближайшем будущем. — О чём, в таком случае, ваша новая картина? — Это частная история семьи, которая переживает серьёзные моменты своей жизни, муж и жена расстаются. Я хочу, чтобы эту картину сравнивали со «Сценами супружеской жизни» Ингмара Бергмана. У Бергмана в кадре практически все шесть серий по 45 минут только два актера — Юзефсон и Ульман. И оторваться невозможно. Его герои — люди рефлексирующие, разговаривающие. И все эти сцены, собранные воедино, показывают, что ум, способность к анализу и интеллигентность никак не спасают от ужасной катастрофы. Замысел «Нелюбви» возник как раз отсюда — не буду скрывать, у меня давняя привязанность к этой картине Бергмана. Мы с моим постоянным сценаристом Олегом Негиным говорили о том, что неплохо бы заглянуть в кризис семейной жизни, когда позади 10-12 лет брака, и жить вместе дальше невозможно. В сценарии есть событие, которое служит катализатором, которое разгоняет клубок противоречий между героями — это исчезновение их ребенка. — В какой стадии находится работа над картиной? — К весне 2017 года съёмки должны были уже закончиться. Но коррективы внесла московская погода. Действие фильма происходит в Москве в тёплое время года. Соответственно, нам нужна зелень. Мы начали снимать в августе и надеялись закончить к концу октября. Но в середине октября выпал снег, который так и не растаял. Из-за этого пришлось заморозить съёмки. Теперь мы ждём апреля, чтобы доснять всё то, что мы не успели. Все это, к сожалению, вносит определённые трудности, потому что простаивать мы не имеем права. Поэтому мне пришлось взяться за монтаж, хотя я никогда раньше не делал этого до окончания съёмочного периода. Дело в том, что я всегда монтирую свои фильмы последовательно — от первой сцены к последней. Потому что от монтажа зависит ритм картины. А ритм — это музыкальная форма фильма. Внезапно ворваться в сороковую минуту картины и начинать монтировать с этого момента — на мой взгляд, ошибка. Но обстоятельства складывается так, что мы вынуждены совершить эту ошибку. Меня это беспокоит, но мы, думаю, справимся. — После ваших фильмов российские актёры становятся известными на международной сцене — Надежда Маркина за роль в «Елене» получила номинацию премии Европейской киноакадемии, узнаваема и звезда «Левиафана» Елена Лядова. При этом вы нечасто берёте в свои фильмы актёров, которые играли у вас раньше. Это один из ваших режиссёрских принципов? — Принцип в том, что я никогда не знаю, кто будет играть главные роли в моих фильмах. Исключение было только одно — мы с Олегом Негиным знали, что в «Левиафане» мэра города сыграет Роман Мадянов. Бывает так, что я сознательно не хочу работать со снимавшимся у меня артистом, но потом вдруг жизнь вносит коррективы. Так было, например, с Константином Лавроненко. Он сыграл в моем первом фильме «Возвращение», который неожиданно стал международным фестивальным хитом, получив «Золотого льва» Венецианского кинофестиваля. И на меня этот успех, конечно, сильно давил. Мне хотелось снять вторую картину так, чтобы меня не упрекали в самоповторе. И на главную роль в своем следующем фильме «Изгнание» я искал молодого артиста, потому что в сценарии персонажу было слегка за тридцать. Но чем дальше искал, тем больше понимал, что все мои предрассудки относительно Лавроненко беспочвенны. И когда я всё-таки вызвал его на пробы, то всё сошлось — это была его роль. Но так получается, что кроме Кости есть только один человек, которого я снимал в больших ролях неоднократно. — И этот человек — Елена Лядова, ставшая благодаря вашим фильмам большой звездой. Можете назвать её своей музой? — Думаю, нет. Она мне, безусловно, очень симпатична, но я не признаю никаких личных симпатий при выборе актёров на ту или иную роль. Однажды мой кастинг-директор привела на пробы совершенно неподходящего артиста. Я спросил у неё — зачем? Она мне ответила: «Ну, он же из Новосибирска!» (родной город Андрея Звягинцева. — RT). Тут я вспылил и сказал, что снимаю артистов, а не родственников. С Леной я познакомился на «Изгнании» — она переозвучивала в этом фильме французскую актрису Марию Бонневи. Кстати, для этого она прошла совершенно иезуитский кастинг: мы с ассистентом по актёрам слышали только голоса, подложенные под изображение Марии. Чтобы не быть предвзятым, я не знал, как выглядят актрисы, произносящие реплики. Из 70 голосов мы выбрали голос Лены, и около недели работали с ней над «Изгнанием». То есть к тому моменту, когда я начал искать артистов для «Елены», я её неплохо знал. Роль у неё в «Елене» небольшая, всего семь съёмочных дней. И когда эти дни закончились, у меня осталось ощущение какой-то недовоплощённости. Мне хотелось ещё с ней работать. Это было в 2011 году, а уже через год мы начали искать актёров для «Левиафана». Елена Лядова © Кадр из фильма «Левиафан» — Сами позвали Лядову на кастинг? — Да, я понимал, что её надо пробовать обязательно. У меня есть ощущение, что у неё могучий актёрский потенциал. Актёру нельзя объяснить задачу словами — эта задача просто больше, чем ты можешь сказать. Но когда актёр эту задачу чувствует, то тебе остается только не мешать. Лядова как раз такая актриса, которая роль слышит всем сразу — умом, сердцем, каждой клеткой кожи. — При этом ваши фильмы оставляют ощущение, что вы — далеко не тот режиссёр, который многое позволяет артистам. Это верное ощущение? — Часто актёры любят тянуть одеяло на себя и переоценивают ценность своих идей. У меня на съёмках «Левиафана» была история, когда я случайно проговорился, что два персонажа фильма три года вместе служили в армии. «Ааа, три года в армии... Так это же все меняет!», — говорит мне актёр. И тут я раззадорился, сказал ему: «Хорошо, давай сейчас снимем два дубля. Первый — будто вы с ним были сослуживцами, второй — будто тебе об этом ничего не известно». Сняли. Не изменилось ничего. Это не значит, что актёры не должны проделывать домашнюю работу. Должны, конечно. И приходить на съёмочную площадку с готовыми эскизами и идеями они тоже должны. Но всё, что от них требуется после того, как произнесена команда «мотор» — это быть правдивыми здесь и сейчас, без перспективы, что через две минуты с его персонажем что-то произойдёт. Это в театре актёр является полноправным соавтором. В кино — другая история. Я даже позволяю себе не давать актёрам читать сценарий целиком. Была бы моя воля, я бы вообще давал им только те сцены, которые снимаются в этот день. Может быть, кстати, и проведу такой эксперимент. — Ваши картины очень популярны на Западе. За это вам порой достается от отечественных журналистов, которые называют вас «режиссёром на экспорт». Это не задевает? — Я стараюсь вообще ничего не читать, но совсем отключиться, конечно, не получается. Как-то раз в эфире одного ток-шоу мне, например, бросили обвинение в том, что я какой-то нерусский режиссёр, раз регулярно выступаю против страны, которая меня вскормила. Это просто полная ерунда. И на том же шоу я сформулировал, что чувствую себя гражданином страны под названием кинематограф. Дело в том, что я не признаю национальных рамок кинематографа. Именно поэтому я специально не интересуюсь тем, что происходит в русском кино, равно как и в американском, французском или немецком. Меня интересуют режиссёры, снимающие хорошее кино к какой бы национальной школе они ни относились. Любого хорошего режиссёра отличает универсальность, его фильмы поймут и в России, и в Америке, и где бы то ни было ещё. И то, что мои картины принимают и понимают на Западе, говорит о том, что мне удаётся разговаривать со зрителями разных национальностей на одном языке. Это, на мой взгляд, гораздо важнее, чем пытаться впихнуть себя в узкие национальные рамки и гордиться своей «русскостью». * Материал подготовлен для Russia Beyond the Headlines — проекта, который рассказывает о России иностранцам.
