Барочные ночи
Теодор Курентзис и musicAeterna в Большом зале консерватории Гастроли классическая музыка Возглавляемый Теодором Курентзисом оркестр musicAeterna после выступлений в Вене, Берлине, Мюнхене, Мангейме и Дортмунде дал в Москве два ночных концерта. В первый вечер пермяки играли моцартовско-бетховенскую программу, только что обкатанную в Европе, а во второй представили благотворительный концерт с программой "Звук света", посвященной Жан-Филиппу Рамо. Комментирует ЕЛЕНА ЧЕРЕМНЫХ. Как и предновогоднюю прокофьевскую "Золушку", нынешние программы гости с Урала исполняли в ночном зале консерватории в обстановке повышенного ажиотажа, пониженной секретности и праздника для тех, кому грациозные чудачества пермских чад Курентзиса милее филармонического благоразумия и будничного этикета. Часть московской публики помимо двух ночей высидела еще и длиннющую репетицию в Доме звукозаписи. Столичный спрос на гениев из уральской провинции становится правилом хорошего тона, если угодно, признаком европейскости. Их жаркий артистизм настолько же буквализирует любительство, насколько не отменяет высокого мастерства, а такой штучный подход к делу в музыкальной промышленности, как ни крути, диковина. В фокусе обоих московских выступлений был "театр инструментов", с научной интуицией, но и не без оперных эффектов адаптируемый Курентзисом к антихрестоматийной идее тотального авангардизма музыкальной истории. На первом концерте костерок венской классики оркестр musicAeterna раздувал воздушной пульсацией в приглушенно-матовой оболочке струнных из 25-й симфонии Моцарта. Руладами его же ре-мажорного Скрипичного концерта солист Дмитрий Синьковский, по совместительству практикующий контратенор, убедил в актуальном для ХVIII века двойничестве виртуозов смычка со звездами оперной сцены. Понятно, что "Героической" симфонией Бетховена вместо стертого посвящения Наполеону нам демонстрировали, как из моцартианской скорлупы с треском вылупляются причудливых форм бетховенские новации. Какая уж тут классика, какая хрестоматийность. Заставив ощутить реальность венского многословия, прихотливых фактур, шалых темпов, оперной увертюрности, вылетающей из-под симфонического пера, Курентзис дал понять, как много живого и здравствующего -- если не сказать современного -- содержится в том слое музыки, который большинству нынешних исполнителей кажется вычерпанным. Но совсем уж полное и совсем театрализованное погружение в археологию случилось на втором концерте. В отличие от "Рамо-гала", с которым осенью 2011 года оркестр musicAeterna впервые наведывался в Москву, нынешнее шоу было перепланировано в духе принятых на Дягилевском фестивале ночных мистерий со спецэффектами. Из тьмы кромешной под грустное вступление клавесина призрак парижско-версальского гения проступил не сразу -- пробирался сквозь сполохи литавр и шуршание колесной лиры, будто спотыкаясь и тревожа неугадываемостью. В диковатых звуках непонятной природы и глубоких театральных паузах копилось жуткое напряжение: Курентзис издевательски оттягивал погружение в то неистовое и меланхоличное, угрюмое и лучезарное, что за свою долгую жизнь насочинял органист, автор скандального "Трактата о гармонии" и великий оперный реформатор. В комплекте игравших в барочном строе музыкантов роль стабильного моторчика была отведена концертмейстеру Афанасию Чупину, а сам Курентзис источал тонны энергии картинными пластическими пассами, отчего смахивал то ли на диджея, то ли на балетного танцора. Камерные и оркестровые эпизоды прослаивали арии в исполнении Надежды Кучер, показавшей кроме феерической раскованности радикальный диапазон пикантно подслащенного сопрано. В меняющейся подсветке драйв нагоняли "Чакона дикарей", "Танец африканских рабов". Водя хороводы с "Ригодонами" и "Тамбуринами", для кульминации шаманствующие пермские старинщики приберегли нездешних красот -- "Выход Полигимнии", оркестровый фрагмент последней, потому и не увиденной Рамо при жизни, оперы "Бореады". При всей внешней неортодоксальности мероприятия в этот момент возникало ощущение, что правда барочной эстетики действительно где-то рядом.