Чёрный год Голливуда
В 1948 году произошло то, во что киномагнаты до последнего часа верить отказывалась. Десятилетняя тяжба о нарушении антитрестовского закона завершилась с чудовищным для них результатом. Верховный суд отклонил апелляции голливудских юристов и признал требования владельцев независимых кинотеатров обоснованными. Он обязал крупнейшие студии продать свои кинотеатры. Всем нужно было уровняться с «Юнайдет Артистс», у которой собственной сети не было. Так, в одночасье, была разрушена отлаженная система проката, а с ней окончательно канул в прошлое и «золотой век» Голливуда, когда деньги текли в закрома полноводной рекой. В принципе, уже 1947-й, несмотря на хороший финансовый результат, нельзя причислить к прекрасному времени. Это был год страха. Все жили и работали в ожидании политического процесса, который, начавшись, превзошёл ожидания. Мало кто думал, что в Америке возможна столь откровенная мерзость. Уэйн десять лет снимался в малобюджетных боевиках, пока Джон Форд не пригласил его на роль Ринго Кида в своём знаменитом вестерне «Дилижанс». С тех пор имя Джона Уэйна неразрывно связано с эпохой освоения новых земель, эпохой ковбоев и войн с индейцами. Он становится живым символом Америки, настоящим национальным героем. Форд и Уэйн сдружились молниеносно и на всю жизнь. Оба были консерваторами, апологетами американской государственности и американских ценностей. Но если Форд исповедовал умеренный консерватизм, то Уэйн принадлежал к категории «ястребов». Его девизом стали слова: «Право моё государство или не право, но это моё государство». Не случайно, во время «охоты на ведьм» он оказался в числе самых безжалостных инквизиторов. Уэйн возглавил «Общество кинематографистов по охране американских идеалов» и, по его собственному признанию, «выкинул из кино кучу людей». В вестерне «Форт «Апачи» Джон Уэйн сыграл капитана американской армии. Эта картина стала гимном честным служакам, которые вдали от цивилизации несли многотрудную вахту, шлифуя строевые приёмы и загоняя в резервации спивающихся индейцев. Фильм был снят без затей, с простоватым юмором, явно рассчитанным на человека толпы. Герой Уэйна был представлен идеальным служакой. Он готов был служить Отечеству, не требуя для себя привилегий. Он уважал аборигенов и даже пытался остановить ненужное кровопролитие между армией и дикарями. Он не боялся прекословить своему новому командиру, который ради карьеры мог погубить солдат. Роль полковника-властолюбца исполнил Генри Фонда. Он оказался весьма убедителен в образе вояки, движимого амбициями и идущего на смерть, когда его упрямство обернулось бедой. Мощная фигура техасского фермера, этого передовика-животновода с винчестером в руке, произвела ошеломляющее впечатление на зрителей и критиков. Восторг был бурным и всеобщим. На американском экране, заслонив собой целую армию гангстеров, появился настоящий герой — неустрашимый громила-южанин. Как фельдмаршал, гарцующий во главе своего войска, он гнал на север, к месту продажи, огромное стадо — десять тысяч голов скота. Это был техасский Наполеон Бонапарт, местный Александр Македонский. По дороге разворачивались драматические события. Пришлось убить кое-кого из ковбоев, нанятых на работу и, разумеется, прочесть над ними молитву. Они не выдержали суровых испытаний и вздумали бунтовать. Затем восстание поднял приёмный сын. Его возмутили папашины методы. Он разоружил хозяина стада и погнал коров в другом направлении — к железной дороге. Юноша оказался прав. Он привёл стадо туда, где за него дали справедливую цену. А потом они с подоспевшим папашей немного постреляли и подрались перед тем, как расцеловаться. Самым запоминающимся в картине стал эпизод, когда испуганное тысячеголовое стадо рвануло по прерии. Животные неслись, затаптывая ковбоев, которые пытались остановить их. Эта сцена далась Говарду Хоуксу с невероятным трудом. Её снимали полторы недели, и в ней было задействовано пятнадцать камер. Чтобы стадо выглядело как неукротимая, сметающая всё на своем пути сила, камеры работали в режиме замедленной съёмки. Эта сцена была особо отмечена критикой. Вообще, коровы в фильме оказались на высоте. В 1948 году мощное обращение к прошлому, к славным и лихим временам, было вполне объяснимо. Кино переборщило с нуаром, с его цинизмом, отчаянием и карикатурами. Он запустил крайне опасный процесс — дегероизации. И это увидели. Люди всё чаще выходили из кинотеатров с желанием отдышаться, придти в себя после представленной жути. Поэтому Эрик Джонстон, глава киноассоциации, и заявил о необходимости ввести криминальный жанр в берега и даже начал подкручивать гайки. Эти гайки очень странно подкручивались. Известны случаи, когда нуар не получал визу цензура из-за жестоких сцен, а затем, после звонка сверху, разрешение выдавалось. Нуар нельзя было обуздать. Он был нужен как холодный душ для мечтателей. Его требовалось уравновесить. Герои не могли исчезнуть с экрана. Когда герои исчезают, государство рассыпается прахом. В реальности сороковых их найти было трудно. Кино не знало, какими они должны быть. Образ борца, человека живого и рвущего цепи, вызывал подозрения. Так, фильму «Тело и душа» (о боксёре, порвавшем с бандитами) сразу навесили ярлык «социалистической драмы». А фильм «Грубая сила» (о восстании заключённых) властям так не понравился, что авторы вскоре угодили в «чёрные списки». Поэтому кино и стало снаряжать экспедиции в прошлое — искать героев под небом фронтира, среди коровьих лепёшек. И оно весьма преуспело в этом.
