Место возле папаши

В прокат выходит «Время первых», нашумевший отечественный блокбастер, запускающий Миронова и Хабенского в космос. Кроме того: Арнольд Шварценеггер играет Виталия Калоева, Билл Пэкстон дает отца-насильника в одной из последних ролей перед смертью, а в жанре хоррора появляется злодей с самым карикатурным именем. Звездный городок, 1965 год. Лучшие умы советской технической интеллигенции — под насупленным взором конструктора Сергея Королева (Владимир Ильин) — без сна и отдыха трудятся над кораблем «Восход-2». Тот должен не только достичь орбиты с космонавтами на борту, но и не развалиться, пока один из летчиков выберется наружу, в открытый, бескрайний космос — первым в истории человечества. Сам этот предполагаемый герой, прямолинейный сибирский мужик Алексей Леонов (Евгений Миронов), пока решает проблему куда более приземленную: его напарник Павел Беляев (Константин Хабенский) сломал ногу, а значит, скорее всего, будет заменен на кого-то моложе, самоувереннее и, как водится, ненадежнее. Так или иначе времени довести корабль и команду до идеальной готовности нет: разогретый бравурной кинофантастикой Леонид Ильич (Валерий Гришко) требует любой ценой выйти в открытый космос раньше американцев: «Наше время первых должно продолжиться». Продолжается — уже в наше, размывшее грань между первыми и последними время — и гонка отечественных кинематографистов за мечтой о подлинно русском блокбастере, фильме, который сочетал бы зрелищность и доступность с идеей национальной гордости. В распоряжении режиссера Дмитрия Киселева и продюсера Тимура Бекмамбетова, кроме реальной истории и вполне убедительных спецэффектов (сцены исторического полета — лучшие в фильме), есть и еще редкое супероружие — натуральный, безупречный русский герой, сам космонавт Леонов, выступивший не только центральным персонажем, но и фактическим соавтором «Времени первых». Кому, казалось бы, как не ему, добавлять правдивости, колорита, веса прямолинейнойистории о преодолении несколькими храбрецами невообразимых обстоятельств — как на земле, так и в небе? Вот только ни контроль Леонова, ни солидная техническая база, ни опыт Бекмамбетова в народном кино не облегчают «Времени первых» старт. Фильм, который по логике развития сюжета должен бы быть стремительным спуртом, броском от тренировки к подвигу, вязнет — то в глянце ретро-колорита, шестидесятнических интерьерах, платьях и прическах, а то и в бюрократических, системных разборках, окружающих Королева и полет. Переход фильма к космическим эпизодам не приносит ему освобождения и выхода в чистый жанровый драйв — на орбите тоже никуда не деться от земной инженерии, не сбежать от КГБ-шников, Брежнева и зова родины. Что ж, кажется, быть проще, доступнее, бодрее мешает сама верность авторов материалу. Оттепельный дух быта и особый статус космоса, вездесущая рука системы и внутренняя свобода долга и чести, мечты и кандалы — история полета Леонова и Беляева проста по фабуле, но осложняется шлейфом сопутствующих мотивов и тем, которые было бы странно игнорировать. Но под их грузом сам формат блокбастера, то есть современного, массового мифотворчества средствами кино, сопротивляется тому советскому мифу, который в него пытаются вместить во всей его чрезмерной полноте. Этот конфликт формы и содержания, конечно, не дает «Времени первых» даже приблизиться к той универсальной территории, где оперируют голливудские космические колоссы — первого русского сай-фай блокбастера не получается. Что остается? Наглядный образец русского фильма как такового: видный, но неисправимо проблемный; ценящий правду, но только в обертке сказки; стремящийся к современности, но источающий ностальгию; искренний, но преисполненный сомнений; манящий аттракционом, но оживающий только во время редких разговоров о душе. Не гимн русскому миру, но слепок русского мировоззрения. Когда тебе пятнадцать лет, для возникновения привязанности бывает достаточно всего одного взгляда. Джонас (Джош Уиггинс) бросил школу и теперь работает на семейной ферме — чтобы отец-алкоголик не смог и ее пропить. Кейси (Софи Нелисс) недавно поселилась по соседству и по некоторым причинам во всем слушается собственного отца, деловитого местного шерифа (Билл Пэкстон). Пара улыбок, обмен ничего не значащими репликами, общее смущение — ясно, что Джонас и Кейси будут вместе. Вот только безоблачной подростковой любви этим выходцам из дисфункциональных семей, конечно, не светит. Скромный, не пытающийся изменить мир фильм Нэйтана Морландо вряд ли бы попал в прокат, если бы не грустные обстоятельства — а именно смерть Билла Пэкстона, отличного характерного актера, который и здесь харизматично вживается в роль отца-насильника. Задав своим героям жесткие обстоятельства, «Жестокие мечты» быстро отправляют их в бегство с оружием в руках — будто потомков юных убийц из «Пустошей» Терренса Малика. Конечно, Морландо не Малик (как и никто в современном кино), и в его фильме не было бы ничего примечательного, если бы не один важный момент — расстановка акцентов. «Жестокие мечты» вынуждают своих героев идти на преступление, но в отличие от большинства подобных фильмов, отказываются их за это судить — вообще. Вместо этого Морландо черпает в невинных подростковых чувствах солидный заряд нежности — который противопоставляет безнадежности, чудовищности грехов поколения отцов. Где-то в 1960-х примерный семьянин в очочках проходится по сонному району с винтовкой в руках — и не щадит никого, кто попадется ему на пути. Спустя полвека трое студентов университета Мэдисон-Висконсин — вихрастый плейбой Эллиот, его примерная девушка Саша и их лучший друг, атлет Джон — устав от жизни в кампусе, решают переехать в отдельный дом. Тем более, что по соседству пустует просторный, хотя и немного дряхлый двухэтажный особняк. Что риэлторы не зря обходят поместье стороной, первой заподозрит приглашенная на новоселье подруга-гот, хвастающая экстрасенсорными способностями. Как нетрудно догадаться, гостья окажется права: половицы заскрипят, двери захлопают, а импровизированный спиритический сеанс прояснит имя обратившего на новых жильцов внимание духа. От многочисленных населяющих жанр хоррора паранормальных воплощений зла БайБайМэн отличается не только карикатурным именем — но и на редкость вредным нравом. Демон предпочитает не марать руки насилием — вместо этого жуткими и провокационными видениями провоцируя жалких людишек на то, чтобы они сами резали, давили, расстреливали друг друга. Если оставить в стороне абсурдное прозвище заглавного злого духа, хоррор Стэйси Тайтл тоже находит способ выделиться среди многочисленных шаблонных образцов жанра. Он обнаруживается в тотальном, бесстыжем цинизме — который проявляется, например, в том, как Тайтл скрещивает жуть условного «Заклятье» с подростковыми реалиями из «Пункта назначения» (немалую часть сюжета главный герой, например, пытается выяснить, не как спастись, а не изменяет ли подруга). Не меньшей наглостью наполнены и сами моменты вторжения в эту студенческую заводь насилия и навеянных демоном видений — головы рассыпаются стаями тараканов, поезда и грузовики на полной скоростью влетают в невинных, кровавые трупы восстают из мертвых, симпатичные, успешные детки сходят с ума и начинают охоту на собственных друзей. Кульминацией всего этого лихого гиньоля служит воспламеняющаяся с ног до головы Фэй Данауэй в роли вдовы стрелка из пролога — эта сцена уже, видимо, станет утешением для тех, кто пока не простил великой актрисе нашумевшей ошибки на церемонии вручения «Оскаров». «БайБайМэн» мстит за «Ла-Ла Ленд» — бывает и такое. Как честно, без дешевой зрелищности снять жуткую авиакатастрофу? «Последствия», вдохновленные трагедией и преступлением Виталия Калоева, находят неожиданный ответ — попросту не показывать само крушение. Два самолета сталкиваются лишь в виде зеленых треугольников на экране монитора — утомленный, сонный, оставшийся без напарника диспетчер (Скут МакНэри) ошибся с траекториями. Последствия этой ошибки включают в себя не только адское чувство вины и посттравматический стресс, но и медленно надвигающаяся угроза возмездия — в лице прораба с украинскими корнями (Арнольд Шварценеггер), который потерял в катастрофе жену и дочь. «Последствия» переносят драму Калоева, который убил швейцарского диспетчера, виновного в гибели его родных, в Огайо — то есть, среди прочего, избавляя историю от национальной специфики (и от темы международного скандала). Тем самым Эллиотт Лестер и его сценаристы очевидно стремятся вывести на первый план главное — оголенные нервы и сокрушительные чувства двоих мужчин, столкновение которых неизбежно так же, как и встреча самолетов в начале фильма. Понятно, что актерский диапазон МакНэри несколько шире, чем у Шварценеггера — и груз горя ему дается легче. Но обесценивает «Последствия» вовсе не это неравенство драматических талантов — а неспособность режиссера найти для сложной, неоднозначной истории Калоева соответствующую ей форму. Лестер ни на секунду не изменяет ни скорбному настрою — ни, что еще хуже, стылому, однообразному стилю квазиреалистической драмы. «Последствия» поэтому остаются постановкой, плодом игры воображения на тему трагедии — а не попыткой вывести на поверхность потаенные, страшные эмоции. Это тем печальнее, что вообще-то изобретательный фильм о тех же обстоятельствах уже давно снят — причем в России. Это «Отрыв» Александра Миндадзе, разом вышибающий почву из-под ног не только героев, но и зрителя.