"Мессия" явился не спеша
Французский дирижер Жан-Кристоф Спинози и его барочный ансамбль "Матеус" с удовольствием выступают на больших рок-фестивалях. Однако знаменитую ораторию Генделя "Мессия", где стадионный драйв был бы уместен, они исполнили в Москве в пасхальное воскресенье совершенно без подобающего случаю радостного величия, считает Наталия Сурнина. Московская филармония так успешно развивает свои барочные абонементы, что многие знают: билеты на концерты этой серии можно покупать не глядя. Но даже если всматриваться в афишу внимательнее, исполнение "Мессии" на Пасху известным ансамблем "Матеус" во главе с харизматичным Жан-Кристофом Спинози обещало стать подарком для всех вне зависимости от религиозных взглядов (тем более что в этом году григорианская и юлианская Пасхи совпали). Кроме того, и сам мировой хит Генделя в наших широтах -- редкий гость. Волей-неволей "Мессия" ассоциируется с чем-то грандиозным; причиной тому двухвековая традиция исполнения оратории циклопическими составами -- известен случай, когда количество музыкантов доходило до четырех с половиной тысяч. В этом смысле ораторию можно считать барочным эквивалентом Девятой симфонии Бетховена, также рождающей чувство счастливой сопричастности к акту массового исполнения. И хотя оригинальный генделевский состав не имеет ничего общего со стадионной эстетикой, масштаб замысла передают слова композитора (если только это не красивая легенда), воскликнувшего после завершения знаменитого хора "Аллилуйя": "Я думал, что открылось небо, и я вижу Творца всех вещей". Приверженцы аутентичной манеры уже несколько десятилетий борются за исторически более точное исполнение. Но трудно удержаться от подозрения (особенно если вспомнить знаменитый портрет Генделя с партитурой "Мессии" в руках -- горделивая поза могучего тела, взгляд куда-то вдаль, поверх партитуры), что доступные композитору средства, может статься, не вполне соответствовали величию этого сочинения. Московское исполнение с одним антрактом продолжалось почти три с половиной часа. И если первый концерт абонемента "Вершины мастерства. Барокко" оставил ощущение, что Фрайбургский барочный оркестр с Маттиасом Герне куда-то спешил, то Спинози, напротив, не торопился совершенно. Медленные темпы превращались у него в черепашьи, когда от шага к шагу проходила, казалось, целая вечность. В утрировании темповых контрастов, прописанных Генделем в духе риторики того времени, Спинози тоже переусердствовал, усложнив себе и без того трудную задачу объединения многосоставной композиции в единое целое. Как в медленных, так и в быстрых частях его оркестру ощутимо не хватало сыгранности; излишняя вязкость фактуры тормозила движение не меньше, чем обилие пауз, в изобилии расставленных дирижером по поводу и без. Преувеличения манерность исполнения, может, и вписывается в общемировой тренд, но плохо согласуется со стилем Генделя вообще и "Мессии" в частности. Нарочитое отрицание жанровых элементов, безвольная атака оркестра в сумме с интонационными проблемами в группе виолончелей и контрабасов существенно смазали впечатление. Те, кто ждал от Спинози, завоевавшего репутацию enfant terrible, особого драйва, тоже просчитались: рок-звездой здесь себя чувствовал только сам маэстро, а энергичные импульсы странным образом улетучивались, едва успев отскочить от кончиков его пальцев. Не удалось ему раскачать зал и после завершения оратории: надежды на то, что московская публика бодро подхватит исполненную на бис "Аллилуйю", не оправдались. И хотя свою порцию шоу каждая из сторон получила, осталось ощущение, что так играть великую музыку на Пасху может только воинствующий безбожник. В этой ситуации разумным оказался выбор солистов -- очень крепких, но в меру ярких в смысле тембра и индивидуальности. Лидером в вокальном квартете был итальянский бас Луиджи ди Донато, звучный, основательный, с огромным диапазоном; он выстроил свою партию и довел ее до кульминации в виртуозной арии с трубой "Ибо вострубит, и мертвые воскреснут нетленными", обернувшейся одним из лучших впечатлений вечера. Персональных аплодисментов удостоился и канадский контратенор Дэвид Дикью Ли, впечатливший и техникой, и приятным тембром, и осмысленным речитативом. Именитый тенор из Финляндии Топи Лехтипуу не без сложностей одолевал непростую партию, а испанское сопрано Сабина Пуэртолас как будто бы забрела из другой оперы -- она казалась не ангелом, а скорее плутоватой моцартовской Сюзанной. Главным же героем концерта стал вокальный ансамбль "Интрада" под руководством Екатерины Антоненко. Высочайший профессиональный уровень "Интрады" не новость, но то, что молодой московский коллектив звучит классом выше, чем звездный заграничный ансамбль,-- вполне себе открытие. Умеренный успех двух барочных проектов этого года явно связан не с экономией в условиях кризиса, а с похвальным желанием разнообразить афишу. И все же, возможно, старый друг лучше новых двух, и имена патриархов барочного исполнительства Филиппа Херревеге, Гельмута Риллинга и Уильяма Кристи, анонсированные в концертах сезона-2017/18, в таком контексте все-таки вызывают побольше доверия.
