В российском прокате уже идет один из лучших фильмов этого года «Прочь», безжалостный приговор миру уважаемых белых людей, выписанный комиком Джорданом Пилом. В других премьерах недели Гай Ричи прокачивает короля Артура, Катрин Денев перевоспитывает акушерку, а лауреат Нобелевки по литературе едет на родину. Кто боится белого человека? Тем более, такого, как Дин Армитейдж (Брэдли Уитфорд) — солидного по возрасту и статусу, с высшим образованием (вдобавок медицинским), в комичных очках и, похоже, под каблуком жены (Кэтрин Кинер), любительницы кофе, гипноза и лесного воздуха, но зато в почете у пары уже взрослых, очень благородно воспитанных невротиками детей-интеллектуалов. Но все же, кто? Правильно — чернокожий человек, бруклинский фотограф Крис (Даниэл Калуйя), особенно влюбившийся в его дочку (Элисон Уильямс) и опрометчиво принявший на седьмом месяце романа предложение провести уикенд у родителей в Новой Англии. Лучший кореш, парень свой, но мнительный и явно на почве страхов переедающий, предостерегает: «К белым? Может, не надо? А если они запрут тебя в подвале и сделают своим секс-рабом?» Такой вариант кажется Крису фантастическим — вот с сигаретой придется прятаться по ближайшим зарослям, это беда. Ну, и еще на цвет кожи хозяева, хотя и вроде голосовали за Обаму дважды, наверняка отреагируют обязательно — как-никак первый афроамериканец в объятиях дочки, а Крис, конечно, видел, к чему такое приводит. В комедии «Угадай, кто придет к обеду?» с Сиднеем Пуатье в гостях у родителей белой подруги. В реалиях «Прочь», режиссерского дебюта комика Джордана Пила из дуэта Key & Peele, впрочем, важнее вопрос, не кто придет к обеду, а кто ему накрывает на стол. Подлинное беспокойство воцарит, когда присмотревшись к не менее черной, чем и сам Крис, вымуштрованной до раболепия прислуге Армитейджей, гость сделает вывод: почтенное либеральное семейство, гордящееся своей прогрессивностью в вопросах равноправия, похоже, что-то скрывает. Вот и оставшийся в Нью-Йорке друган, пробив геолокацию по новостям, стращает: в этих живописных лесах регулярно исчезают люди, исключительно чернокожие. Вот буквально пару недель назад где-то по соседству пропал без вести даже его старый знакомый Логан (Лакит Стэнфилд). На следующий день, на большом приеме друзей и соседей, среди толпы до неприятного угодливых, почему-то одержимых нюансами черной жизни белых пенсионеров этот самый Логан предстанет прямо перед глазами Криса, в несколько несвойственном нормальному пацану стариковском прикиде. А потом, после инцидента с разбитым сервизом, вдруг прокричит фотографу: «Прочь!» Будет, конечно, уже поздно. Многочисленные, восторженные тексты еще после сенсационных 200 миллионов долларов в американском прокате разнесли всем потенциальным зрителям «Прочь» весть о том, что ждущий главного героя кошмар предъявляет в первую очередь новые, улучшенные масками благих намерений и значками в честь победившего равноправия, одежки для старого знакомого — неистребимого, пока живо человечество, расизма. С точки зрения интриги, поверхностно понятого сюжета, это наблюдение справедливо, хотя и не блистает глубиной. Да, напряжение, неизбежно окружающее персонажа с одним цветом кожи в толпе людей с противоположным, Джордан Пил переводит в жанровый саспенс последовательно, остроумно, обезоруживающе. И, конечно, «Прочь» заслуживает всех тех комплиментарных слов, что произносят на его счет: это фильм, который-то едко ерничает на больную тему, причем на уровне лучших выпусков «Шоу Дэйва Шапелля», а то ловко переключается на натуральную, передающую привет Ромеро с Карпентером страшилку. Но эти формальное мастерство и острота задумки составляют только часть обаяния, мощи этого элегантного, сокрушительного кино. Пока чернокожий бедняга Крис проходит через круги одного очень небанального белого ада, Джордан Пил, что свойственно многим хорошим комикам, не выпускает фигу из кармана и овладевает доверием любого, сколь угодно далекого от американской этнической повестки зрителя. А сам при этом то и дело переключается на вид от первого лица героя, позволяет себе эффектный, окутывающий сюрреализм в сценах, где Криса лишают хоть какой-то воли, наконец превращает финал в кровавый, адреналиновый раунд борьбы за выживание. Операция, которую «Прочь» тем самым проделывает, будет даже амбициознее пыток Армитейджей — давая белому зрителю посмотреть на собственный мир глазами зрителя чернокожего, Пил не уравнивает эти две группы в правах. Какое там — он всю аудиторию фильма на время очерняет, заодно парой мудрых, тонких приемов давая понять, что вообще-то черное бытие на белом свете больше всего напоминает зомби-апокалипсис без начала и конца, существование, от и до пронизанное как близостью смерти, так и неизбывным, просыпающимся от каждого шороха страхом.. И белому обывателю после этого сеанса примерки чужой шкуры придется сильно потренировать навык самообмана, если он не хочет осознавать, что вот эта неистребимая, способная нагрянуть из-за каждого угла угроза черным жизням исходит именно от него — и таких же, как он. Кто-то то есть в нашем мире хорроры смотрит для забавы, а кто-то вынужден в них жить. Пожилая парижская дива по имени Беатрис Соболевски (Катрин Денев) предпочитает идти по жизни с походкой натуральной звезды: любому паттерну в одежде предпочитает леопардовый, любой еде — хороший стейк под бокал красного, а на жизнь зарабатывает игрой в покер. Проще говоря, полная противоположность зажатой, преисполненной стоицизма акушерки Клэр (Катрин Фро) — в жизнь которой Беатрис вдруг возвращается после тридцатилетнего отсутствия: когда-то как раз к ней ушел от жены отец Клэр; более того, именно после расставания с Беатрис он в свое время покончил с собой. Так что застигнутая врасплох акушерка впускать роковую женщину в свою жизнь не очень стремится — вот только у той недавно диагностировали рак мозга в терминальной стадии, и отказать во внимании умирающей она тоже не может. Как быстро даст понять режиссер Мартен Прово, жовиальная гостья из прошлого оказывается не менее необходима самой Клэр, чем наоборот. Поэтому пока одна героиня будет двигаться в направлении смирения с собственной смертностью, другая должна будет научиться принимать себя и людей, жизнь в целом такими, какие они есть. Историю поиска двумя кардинально разными по характеру женщинами общих языка, прошлого, чувств Прово снимает достаточно сдержанно, без лишнего мелодраматического надрыва — и «Акушерка» становится прежде всего площадкой для демонстрации солидных актерских талантов двух Катрин, Денев и Фро: обеим оказывается достаточно элементарной реплики или бытовой, повседневной сюжетной ситуации, чтобы передать подлинную, настоящую эмоцию. Именно эта глубина, которая ощущается в банальных, рядовых действиях персонажей, позволяет режиссеру не скатываться в карикатуру или дешевый пафос — что этому скромному, лишенному мессианских амбиций фильму идет только на пользу. Когда же Прово осмеливается попутно высказаться о неоднозначности прогресса, который переживает пренатальная медицина, в «Акушерке» немедленно проступает фальшь — некоторым картинам от многозначительных обобщений лучше просто удерживаться. Аргентину Даниэль Мантовани (Оскар Мартинес) не видел тридцать с лишним лет — и не то, чтобы у него был повод туда возвращаться. Да и зачем: когда в Европе у тебя успешная карьера беллетриста, когда жизнь можно по желанию делить между Барселоной и любым другим городом континента, когда полтинник с лишним в паспорте не мешает купаться во внимании женщин, причем преимущественно молодых, умных и интересных, когда твоя репутация остроумного, наблюдательного сатирика уже давно работает тебе на пользу куда продуктивнее, чем твой литературный труд как таковой, не говоря уже о таких мелочах, как обаяние, коммуникативность, характер вообще. О том, что Даниэль — человек, мягко говоря, непростой, зритель «Почетного гражданина» узнает сразу: в первой сцене фильма король и королева Швеции, вежливо улыбаясь, вручат аргентинцу Нобелевскую премию по литературе. Вместо благодарности Мантовани произнесет со сцены напыщенную тираду о том, что такое признание значит одно: как независимый, неудобный для общества писатель он, скорее всего, умер. Пять лет спустя после этих почестей уже сам Даниэль мечтает наконец оживить собственную, давно почившую радость к жизни — и не находит ничего лучше, чем согласиться на зов из родного городка Салас, где его хотят объявить почетным гражданином. В аргентинской глуши, в общем, ждут повода наконец-то потешить ярый локальный патриотизм — он прибывает в Салас в виде космополита, успевшего за десятилетия вдали от дома овладеть европейским безразличием к формальным сантиментам, вроде, например, привязанности к малой родине. Выстраивать подобные конфликтные противоречия режиссеры Дюпра и Кон начинают быстро — в сущности, как только их главный герой ступает на родную землю. Дальше — больше: вот местный таксист вынужденно, но невозмутимо разжигает костер из книг Мантовани, вот страницы из его творений идут и на туалетную бумагу. А вот уже выглядит натуральной абсурдистской комедией автопроцессия по улицам Саласа в честь гостя — вскоре и встреча с другом юности оборачивается опоздавшей на 30 лет разборкой из-за давно распавшегося любовного треугольника, а кризис главного героя достигает низшей своей точки. Неброский, лишенный рисовки стиль «Почетного гражданина» в эти минуты даже, кажется, начинает сигнализировать о грядущем вторжении скуки, клишированных моралей о том, как родные места могут помочь человеку заново собрать себя. Впрочем, Дюпра и Кон метят в чувства, куда менее банальные: их комедия начинает необратимо чернеть, когда наконец будет озвучен тот факт, что все романы Мантовани посвящены осмеянию косности, провинциальности, трусости, которые переполняют его родной, давно покинутый им городок. Обычная сатира стремительно превращается в баталистику от юмора — и обаяние, интрига «Почетного гражданина» заключаются в том, что Дюпра и Кон вовсе не спешат подтверждать правоту как ополчившихся на зазнайку-блудного сына земляков, так и его собственных красочных заклятий в адрес местной жизни. Насколько детально каждый из нас помнит перипетии легенды о короле Артуре? Что ж, беспокоиться не стоило: Гай Ричи, судя по всему, перед началом работы над своей версией канонического сюжета, кажется, ограничился кратким пересказом. Будущий монарх в государстве, миф о котором вдохновит еще и чету Кеннеди. Человек, ухитрявшийся даже за Круглым столом усесться так, что было ясно: это он здесь во главе. Ну и, что уж скрывать, в перспективе — спасибо Ланселоту — рогоносец. Ричи с этим корпусом историй пока не связывается более-менее никак: в его прочтении королевич Артур сначала, усилиями дяди-узурпатора (Джуд Лоу и его арсенал из десятка инфернальных взглядов исподлобья), оказывается на воспитании уже не у придворных, а у проституток. Бордель, судя по этому фильму, оказывается не худшим местом для трансформации из мальчика в мужа: Артур (Чарли Ханнэм) уже предстает здесь ухоженным, атлетично подготовленным качком, которому нет дела до монархических интриг Англии раннего Средневековья — а особенно главной из них, сводящейся к вопросу, кто сможет вытащить из камня исполинский меч особого государственного значения. Парень предпочитает более простые радости: гоп-стоп классический (в отношении земляков) и интернациональный (достается викингам), пирушки и покатушки, ну и, с такой-то пропиской, конечно, девочки. Но от судьбы — и драматурга-торопыги не убежишь. Наверняка найдутся те ценители памятников английской словесности, которых вольности Ричи в обращении с легендой об Артуре всерьез возмутят. Здесь фигурируют не только проститутки, но и персонаж по имени Кунг-фу Джордж (учивший еще маленького Артура секретам боевых искусств) или, например, залетный чернокожий пройдоха (Джимон Хонсу), способный разрулить более-менее любую ситуацию от конфуза до конфликта, а также разнообразные экшен-аттракционы вроде сокрушающего барабанные перепонки марша боевых слонов, которым этот фильм открывается — или, например, натуральный галлюцинаторный трип, переживаемый героем в одном из множества окружающих его будущие владения магических лесов. Ричи не брезгует ни одной возможностью переключиться от словесной пикировки к очередной суматошной рукопашной или погоне и уж тем более никогда не стесняется рапидом замедлить съемку в важной сцене — вот только, как и в его прошлом фильме «Агенты А.Н.К.Л.», вновь бросается в глаза, что на «Король Артур» и работает лишь на уровне одной отдельной сцены. Переход к любой следующей уже будет таким неряшливым, что на дистанции в целый фильм Ричи то и дело фатально упускает контроль над ритмом. Ну и, да, к канону все это имеет мало отношения (Мерлин мелькнет, но так, что мог и не утруждаться) — что, к слову, вовсе не самое здесь страшное. Куда хуже, что Ричи не утруждает себя и придумать что-то действительно изобретательное и свежее — он беззастенчиво упрощает сюжет и персонажей, пока те не начинают выглядеть статистами с площадки «Игры престолов», которые разыгрывают скетчи в перерыве между сезонами.
