Мама Елены Яковлевой чуть не испортила карьеру дочери

Елена Яковлева в совем интервью вспомнила забавный эпизод, который, впрочем, мог кончится плохо для артистки. Елена снималась вместе с Иннокентием Смоктуновским у Леонида Пчелкина в фильме «Сердце не камень» по Островскому. И на съемочную площадку приехала мама Яковлевой из Харькова. «Я точно не знаю, но предполагаю, что мама и сама когда-то мечтала о сцене, — рассказывает Елена. — В молодости она собирала фотокарточки советских артистов и на обратной стороне писала их фильмографии. Бесконечно бегала в кино. Притом что мама родилась и росла в деревне, а ближайший кинотеатр был на станции. Идти туда приходилось пешком пять километров. И каждый день мама проделывала этот путь туда и обратно, чтобы посмотреть одну и ту же картину. Фильмы ведь тогда крутили по месяцу. Думаю, эта тяга к кино у мамы была неспроста…» И вот у актрисы выдалась возможность взять маму на съемки. Увидев на площадке Иннокентия Михайловича с его фирменной хитрой улыбочкой, женщина вся затрепетала. В ее коллекции фотографий были и его фото… «В общем, разговоров в Харькове во дворе на лавочке уже от самого факта встречи хватило бы года на три, — смеется Яковлева. — Но тут Смоктуновский подходит к нам с мамой: «Кто эта такая прекрасная красивая женщина? Это мама такой замечательной прекрасной актрисы? Конечно, только такая красивая женщина могла родить такую замечательную…» — ну и так далее. Мама, конечно, вся растеклась. И от переполнявших ее эмоций говорит: «Можно я вас поцелую?» Нужно знать мою маму, при возможности она целовала всех артистов, с которыми я ее знакомила… Вот и со Смоктуновским они поцеловались... Началась съемка. В той сцене я подносила Смоктуновскому стакан воды. Он играл умирающего: лежал в постели, мучился, кряхтел, протягивал ко мне дрожащую руку. Я слышу голос режиссера: «Стоп! Снято! Спасибо, Кеша, все замечательно». — «Нет, Леня, я хочу узнать у моего зрителя, как впечатление. Мы же для них, для зрителей, снимаем. Валерия Павловна, — обращается Смоктуновский к моей маме, — как, по-вашему, хорошо я сыграл?» Моя мама, которая стояла все это время за камерой и наблюдала, от волнения покрылась красными пятнами и выдала: «Мне показалось, что вы немножко переиграли». На площадке воцарилась гробовая тишина. Все уставились на Иннокентия Михайловича, страшась его реакции. А он все проглотил и обратился к бледному Пчелкину: «Видишь, Леня, не понравилось. Значит, снимаем второй дубль». Домой мы с мамой ехали молча. Только подъезжая к дому, я сказала: «Мама, мне вообще еще нужно довольно долго сниматься в этой картине… И что теперь делать? Ты же всю карьеру мне испортила».