Не только кино: на чем зарабатывает и на что тратит Каннский кинофестиваль

Главная награда Каннского фестиваля Palm d’Or — самый авторитетный киноприз Старого Света и всего артистического киномира. Ее антиподом служит более деловой и стандартизованный «Оскар» — премия №1 англоязычных стран. Многие убеждены, что Palm d’Or — награда денежная. Хотя, как и «Оскар», это просто статуэтка, пусть и дорогостоящая — порядка €20 000 (правда в честь юбилея ювелиры Chopard украсили награду россыпью бриллиантов, так что в цене она подросла). Зато она гарантирует фильму и его создателям сверхпочетное место в истории кинематографа. Удивительно, что и сам Festival de Cannes зарабатывает не вполне на кино. Это единственный фестиваль в мире, на который не продают билетов и где нет так называемой рядовой публики. В тамошних залах — только профессионалы кинобизнеса. Что не мешает ему быть сверхуспешным коммерческим мероприятием. В начале 1990-х Каннский фестиваль стали называть чемпионатом мира по кино. Многие произносят «Канны», но вариант «Канн» для меня предпочтительнее. Во-первых, так говорят сами французы. Во-вторых, советские академические словари, энциклопедический и географический, допускали оба написания. В-третьих, надо же различать французский Cannes и итальянский Cannae, где в 216 году до н. э. произошла знаменитая битва при Каннах, в которой армия Ганнибала раскромсала римлян. Шик уже не тот До начала 1990-х годов для нашей прессы Канн был почти закрыт. Дорого ехать и жить! Но из «Правды» приезжал знаменитый Георгий Капралов. Он посетил Каннский фестиваль 45 раз — за счет фестиваля. Если учесть, что средняя продолжительность Каннских баталий — 12 дней, то выходит, что Капралов провел на нем полноценных полтора года. После определенного количества поездок журналистам в Канне вручают памятную медаль за верность фестивалю и искусству кино. Не всем — избранным. В России четыре обладателя такой медали: Капралов, Кирилл Разлогов, Андрей Плахов и автор этой статьи. Я получил медаль лично из рук президента фестиваля Жиля Жакоба. И стал первым отечественным журналистом, который отправился в Канн не за счет добрых французов, а полностью за счет родной редакции (газета «Сегодня», 1993 год). Меня пугали, что Каннский фестиваль — гламурный, буржуазный, смокинговый, устричный: куда тебя несет? Уже это говорит о том, насколько у массовой публики и даже кинопрофессионалов неточное представление о Канне. Да, устриц там любят. Да, в Канне много гламура. Но Канн вместе с тем — четкий пример того, как изменился за последние четверть века западный мир — и не то чтобы обеднел, но стал экономить. Канн перестал шиковать. Из-под пальм Круазетт исчезли эффектные гигантские тумбы-афиши, явно недешевые, которые завораживали еще и тем, что анонсировали в 1990-е фильмы, которые в России, возможно, и не появятся. Помню, что мы с другом-коллегой почти не тратили тогда деньги на еду. Потому что был бесплатный (впоследствии ликвидированный) пресс-бар, а поскольку русские были в моде, нас опекали, каждому из нас двоих ежегодно выдавали по две-три клубные карты, где наливали любые напитки. Нас ежедневно звали на приемы. Посмотрел фильм — забежал на прием, перекусил — помчался на следующий фильм, а потом уж в гостиницу в ночь — писать, писать, писать, чтобы утром передать свой очередной рукописный репортаж по факсу. Приемов в Канне и сейчас выше крыши. Ежедневно выходят несколько деловых франко- и англоязычных киноизданий, и одно из них — The Hollywood Reporter — выставляет оценки наиболее крутым вечеринкам по пятибалльной шкале в бокалах мартини. Раньше такие репортажи с гулянок занимали несколько страниц. Теперь их раз-два — и обчелся. Самой модной считалась вечеринка канала MTV, куда было непросто попасть (но надо же попадать: газетным репортажам не помешают шик и блеск). Спецавтобусы часа два везли в горы, гулянка продолжалась всю ночь. Где теперь этот прием? Да и что там с MTV? Как-то Марио Кассар и Эндрю Вайна, создатели богатейшей, но вскоре разорившейся студии Carolco, снимавшей на рубеже 1980–1990-х самые дорогостоящие фильмы в истории («Вспомнить все», «Терминатор-2», «Основной инстинкт»), собрали всех приехавших в Канн русских разных профессий, отвезли на виллу и устроили грандиозный прием, надеясь найти партнеров для фильма о Чайковском. Каких партнеров они там нашли, неведомо: фильм не вышел, а Кассар с Вайной выпали из первого продюсерского ряда. Щедрость компаний, использовавших Канн для рекламы, доходила до анекдота. Сейчас никакая из них не позволит себе подобной бессмысленности. Однажды, например, нам с другом подсказали, как бесплатно получить модные очки Ray Ban. В шатре рядом с фестивальным дворцом. Там в маленьком дворике на искусственной травке и впрямь был закуточек Ray Ban. И правило было такое: надо прийти с кем-то, взять у него в этом дворике интервью — не на талекамеру, просто на диктофон — после чего оба получали по Ray Ban. По меркам 2017-го это просто капиталистический идиотизм. Мы пришли с приятелем. Взяли друг у друга бессмысленные интервью и получили по Ray Ban. Коллега, который нас научил, в свою очередь, сводил в этот дворик аж шесть человек и получил бесплатно шесть Ray Ban из новой коллекции, даже по тогдашим временам стоимостью $100–200 каждый. Блеск 1990-х — и икорный ММКФ Конечно, гламур никуда не девался. Эпицентр его — красная лестница перед главным залом «Люмьер» на 2300 мест. Засветиться на ней под взглядами сотен теле- и фотокамер, где у каждого аккредитованного оператора и фотокора своя пронумерованная малюсенькая точка, с которой нельзя сдвигаться, — цель не только актеров, но и любого французского бизнесмена. Замечательную байку рассказал коллега, в прошлом главный редактор известного журнала, которого позвала в Канн крупная ювелирная фирма. Каждый вечер ювелиры и их модели часами наряжались и наводили марафет в отеле Majestic, чтобы пойти на вечерний каннский показ. От входа в Majestic до красной каннской лестницы метров восемьдесят. Потом они собирались в фойе, полчаса поджидая опаздывающих. Потом… рассаживались в фестивальные лимузины, поскольку для папарацци важно показаться из его двери. Восемьдесят метров от дверей Majestic до красной лестницы из-за толпы фанатов они преодолевали за час. Проредив толпу, ювелиры с моделями поднимались, позируя камерам, по красной лестнице. Русский редактор, шедший вместе с ними, честно шел на просмотр, а ювелиры вместе с моделями спускались по незаметной параллельной лестнице и ехали ужинать. Усилия были потрачены только на то, чтобы засветиться, а потом отправиться на пляжные вечеринки, которые гудят до трех утра вдоль всей, длиной больше 2 км, набережной Круазетт. А все это, между прочим, доход и отелям, и ресторанам, и городу. Одновременно вечеринки проходят на яхтах. К пристани пришвартованы — и тоже за гигантские ежесуточные — сотни яхт размером с треть «Титаника», принадлежащие голливудским студиям, медиамагнатам, домам мод, гламурным журналам и даже порнохолдингам. В один из таких вечеров лет десять назад Никита Михалков устроил на арендованной яхте икорный ММКФ. Никогда впредь не видел, чтобы черную икру можно было черпать огромной деревянной ложкой из бочки — и все это поедать, запивая самой дорогой на тот момент водкой. Но силу и авторитет Канна используют и французские протестующие, а в стране галльского петуха недостатка в них нет никогда. В 1968 году фестиваль в первый и последний раз был сорван студенческими волнениями в Париже и поддержавшими требования студентов, как писали тогда в прессе, «молодыми маоистами из Парижской синематеки» (Годар, Луи Маль, Роман Полянский, Моника Витти и др). Я дважды был свидетелем забастовок, приуроченных к Канну. Одна из них — кажется, транспортников — была ерундой, хотя мы все-таки застряли в Ницце. А вот вторая, примерно 12-летней давности, была серьезной. Забастовщики тоже воспринимают Канн как место для бизнеса. В Канн приехали тысячи протестующих актеров, чей профсоюз чего-то добивался. Вид полиции говорил о серьезности ожиданий. Стражи порядка были одеты, как роботы-полицейские. Тело забетонировано с помощью новейших технологий: лицо, шея, грудь, ноги, ступни были прикрыты железом и прочным пластиком (чтобы защищаться и от камней, и от арматуры, которую швыряют по ступням). Но Франция есть Франция. В многотысячной армии протестующих демонстрантов на Круазетт многие тогда шли с ушами Шрека — очередной фильм про смешного монстра показывали вне конкурса, а уши бесплатно раздавали на набережной. Внутри обертки Тем не менее слухи о буржуазности Канна сильно преувеличены, и в этом тоже сила каннского кинобизнеса, дающего фестивалю и особую власть над киномиром, и большие доходы. Гламур — всего лишь рамка или, если хотите, обертка. Как без нее? Зеваки и желтая пресса жаждут праздника — вот вам праздник. По ходу фестиваля в небольшой каннской бухте останавливаются не меньше пяти гигантских океанских лайнеров, где одних верхних палуб десять-двенадцать. Четырех-пятитысячная прорва туристов с этих лайнеров вываливает на берег и заполоняет Круазетт так, что по ней вообще не пройти. Что делают эти туристы в Канне, наверняка отдельно заплатив за то, что в их круизной программе записано «посещение Каннского фестиваля», отчасти загадка. В Канне, повторю, не продают билеты для обычных зрителей. На сеанс можно попасть либо по аккредитациям, либо по пригласительным, которые выдаются кинодельцам. Либо на «лишний билетик» (у входа в каннские залы многие стоят с картонками, на которых значится: «Нужен билет!»). Именно туристы образуют ежевечерне ту самую гигантскую толпу вокруг красной лестницы. Они же опустошают официальные сувенирные бутики. В Канне много сувенирных магазинов, но только в официальных бутиках на всех товарах значится текущий год и все имеет символику. Майка и зонт стоят по €30, ручки — €10–15. Еще эти туристы едят и пьют. А любая еда в Канне в дни фестиваля, даже мороженое, вода и панини в пляжных павильонах, стоит в три-четыре раза дороже, чем в соседних Антибе и Ницце, хотя по качеству хуже, а тебя еще и обсчитают (официанты рассчитывают на то, что ты в Канне работаешь, тебе некогда и ты не станешь ждать и пересчитывать сдачу). За время фестиваля, по приблизительным оценкам, город за 12 дней посещают до 100 000 туристов, если не больше. Но туристы — отнюдь не главный доход. Городу с населением менее 74 000 человек, как в 2016 году сказал Forbes вице-мэр Канна Фрэнка Чикли, фестиваль приносит €825 млн. Цифра выглядит завышенной, но официальных данных нет. На чем зарабатывает фестиваль? Как ни странно, на собственной идеологии. Канн — это фестиваль, чей лозунг — кинематограф будущего. Гламур в нем — лишь обертка конфетки. Что же внутри обертки? Эстетический радикализм, стилистическое разнообразие. Каннский фестиваль политически и эстетически полевел после событий 1968-го. А свое сегодняшнее лицо приобрел в конце 1970-х с приходом на пост отборщика-идеолога легендарного Жиля Жакоба, который теперь отдал бразды правления Тьерри Фремо. При Жакобе Канн поставил перед собой четкую задачу: открывать реально интересные имена и тенденции, создавать тот самый кинематограф будущего. В западной прессе существует понятие Big Five: пять главных фестивалей мира. Есть и подсчеты, какой из фестивалей ряда Big Five (а это еще Берлин, Венеция, Торонто и американский «Санденс», названный Робертом Редфордом по имени его героя из фильм «Буч Кессиди и Санденс Кид») открыл наибольшее количество современных режиссеров. Так вот Канн сформировал 90% актуальных режиссерских имен. Только у Канна в фестивальном мире есть свой — гигантский, человек в сто! — круг фирменных, можно сказать, выпестованных (и даже прикормленных) режиссеров, чьи картины при формировании программы рассматриваются в первую очередь. И это реально самые значимые режиссеры мира. При этом Канн приглашает фильмы в основной конкурс, руководствуясь не только соображениями чистого киноискусства. Он активно работает на интересы французской киноиндустрии. Французские продюсеры и прокатчики — самые бонусные в мире после голливудских. При ближайшем рассмотрении легко обнаружить, что почти в каждом фильме каннской конкурсной программы — будь он формально хоть японский, хоть тайваньский, хоть чилийский — найдется немалая доля французских евро. Любимые публикой американские режиссеры братья Коэны, Линч, Джармуш давно снимают фильмы (как минимум частично) на французские деньги. Что это значит с точки зрения коммерции? В Канн приезжают все продюсеры этих особых фильмов и все прокатчики, которые пытаются зарабатывать не только на Голливуде. И не потому, что Голлливуд им противен, а потому, что у Голливуда свои каналы распространения. Скажем, в России голливудские компании прокатывают свои фильмы через специально созданные московские отделения. А кинотеатрам мира требуется и другое кино. И лучшее предоставляет именно Канн. Дело не только в конкурсе, который престижен. Дело еще и в рынке, где продается все, вплоть до азиатской эротики. Поэтому за 12 дней фестиваля здесь живет как минимум 150 000 гостей, включая 100 000 туристов с океанских лайнеров. Примерно 5000 — это пишущая пресса со всего мира (Канн гордится, что как международное событие уступает по количеству пишущей прессы только Олимпийским играм, но в отличие от них проводится отнюдь не раз в четыре года), 3000 — это телегруппы и фотографы, и порядка 12 000 — это продюсеры, режиссеры, покупатели и продавцы фильмов. Но это без учета секретарей и ассистентов. Вместе с ними минимум 35 000 человек. Такого нет ни на одном фестивале мира. Нет другого такого события в мире, которое столько наваривало бы на одном жилье. Номер в гостинице за €125 за ночь с первого дня фестиваля стоит €600. Самый дешевый номер в самой дорогой гостинице Carlton обойдется за 12 дней фестиваля на двоих без учета завтрака и пляжа примерно в €12 000. И все давно забронировано. В президентском люксе там останавливались, пока не стали разводиться, Анджелина Джоли и Брэд Питт. Еще больший ажиотаж вызывает основной отель Каннского фестиваля — Hotel du Cаp, который занимает гигантскую территорию и считается расположенным в Антибе. Это главный отель Лазурного Берега, более знаменитый, чем даже Negresco в Ницце. Кто только не жил там в дни Festival de Cannes. Мел Гибсон, например. Там зажигала на вечеринках главных ювелирных спонсоров Каннского фестивала Иванка Трамп. Там в 1998-м остановился, приехав на премьеру фильма Алексея Германа «Хрусталёв, машину!», Анатолий Собчак. Не знаю, как сейчас, но удивительно то, что в этом отеле, чья территория столь огромна, что по ней ездят на электромобилях, как в гольф-клубах, еще недавно не принимали кредитные карты. Так что богачи приезжали туда с чемоданами наличности. На чем и где еще зарабатывает Канн? Это весь гигантский подвал главного фестивального дворца. Это недавно специально построенное ради него многоэтажное здание рядом. Это суперофисы в самых престижных каннских отелях. Это сверхдорогая реклама грядущих голливудских хитов, ею обустроены — с помощью новейших технологий — фасады главных отелей: прежде всего Majestic и Carlton (где всегда выставлен и новый главный автомобиль Бонда из новой серии бондианы). В рыночных павильонах свои строгие цены. Аренда стенда обойдется от €4590 за первые 9 кв. м (каждый дополнительный квадратный метр — €299) до €6425 (каждый дополнительный квадратный метр — €449). Отдельно стоят растяжки, картонные рекламы фильмов, показы своих, предназначенных на продажу фильмов, в особых рыночных залах (причем для цены значимо и количество зрительских мест) — вообще все чего-нибудь да стоит. Еще есть виллы, которые арендуют крупнейшие мировые пиар-агентства, чтобы тоже раскручивать там кино. Кроме того, есть национальные кинопавильоны. Казалось бы, куда еще? У каждой страны у ее кинофирм есть отдельные многочисленные собственные стенды и офисы в главных специально выстроенных зданиях каннского рынка. Но этого, оказывается, мало. В Канне недавно появилась интернациональная деревня, прямо как олимпийская. Несколько лет назад возник павильон России — на него тратят, по сведениям последних лет, примерно €300 000. Некоторые наши журналисты проводят там все время, а в кино не ходят вообще, и если им поверить, то весь Каннский фестиваль сводится к русскому павильону, где происходит все самое важное. Американский и британский павильоны обходятся их организаторам примерно в €1,5 млн каждый. Бонус для всех представителей рынка: доступ на пляж Plage des Palmes, который находится прямо напротив фестивального дворца. Беда в том, что до моря люди, приезжающие сюда работать, чаще всего дойти не успевают.