Куда плыл корабль дураков

Во время войны статус комедии резко вырос. Президент Рузвельт взбодрил Голливуд. Он заявил, что развлечение сейчас необходимо! И в двери комедии стала ломиться толпа. Она всё вытоптала на здешних лугах — всё обессмыслила. Сложно было найти комедиантов хуже, чем братья Маркс. Но их нашли и пристроили к делу — разрабатывать ниву под названием «юмор для идиотов». Комедия спикировала в банальность, в вопиющую пустоту. Её населили ветреные красотки и конкурирующие любовники. Она множила истории про обретение богатства и славы. Она не смогла доблануть по фашизму, что было чрезвычайно необходимо. Машине пропаганды остро недоставало антифашистских комедий, но их никто не мог снять. Эрнсту Любичу, мастеру жанра, тема оказалась не по зубам. Он продемонстрировал беспомощность, поверхностность и желание поскорее отделаться. Его комедия «Быть или не быть» (о Варшаве под немцами) стала классическим примером халтуры. Не лучше оказалась и комедия Отто Премингера «Право на ошибку» (о еврее-полицейском, назначенном охранять посольство Германии). Псевдоаристократия Голливуда была неспособна создать сатирический антифашистский фильм. Она была гламурно-изнеженной. Её вдохновляли истории про миллионеров, князей, аферистов. Она могла посмеяться над посланцами Красной державы. А антифашизм не возжигал в её душе пламени творчества. Было в этой теме что-то неприятное — тяжкое, извлекающее из комфорта и зовущее на войну. Хотелось совершенно другого. Возникла нелепая ситуация. Статус-то вырос, а уровень снизился. Американская комедия стала превращаться в корабль дураков, где суетились «старички» с «новичками», в баре сидело чудовище Франкенштейна, а в трюме спал Дракула. Пассажиры перетряхивали сундуки со старыми шутками, а за свежие могли и пристукнуть. В тридцатые в комедии тоже хватало банальности, но она восходила. Она вкачивала в общество гуманизм и подталкивала его к идеалу. Она была прочно связана с человечностью. В сороковые она стала дурить и отвязываться. Её ничтожные герои прогнали с экрана и чаплинского Бродягу, и капровских идеалистов, и вообще всех, кто что-то в себе сохранял. Искать среди комедий сороковых сатиру — занятие почти бесполезное. Она проявилась в начале десятилетия и испарилась. Разного рода имитации не могли её заменить. Комики и комедиографы предпочитали не замечать проблем цивилизации, проблем своей страны и не брать на себя роль шутов-обличителей. Они предпочитали оттягиваться, обыгрывая истрёпанные сюжеты и нагромождая нелепицы вокруг узнаваемых образов. Все эти «короли смеха» — Эббот и Костелло, Боб Хоуп, Рэд Скелтон, а так же постаревшие Лорэл и Харди — выхолащивали комедию. И то же делали мастера режиссуры. Престон Стёрджес произвёл некие псевдосатирические полотна: про весёлую девушку, родившую шестерых близнецов от неведомого солдатика («Чудо в Морганс-Крике»), и про списанного с корабля морячка, выдавшего себя за героя и ошеломлённого реакцией земляков («Слава герою-победителю!»). Эрнст Любич снял милую банальность про аристократического повесу, которому посочувствовал дьявол («Небеса могут подождать»). Как сказал Жорж Садуль, Любич укрылся в этом фильме от проблем времени. И не он один был такой умный. Создание комедий превращалось в вид эскапизма. Где-то шла война, протестовали рабочие, мафия давила профсоюзы по заказу промышленников, белые дрались с неграми, а внутри комедии было мило, забавно и беспроблемно. Александр Холл, Сэм Вуд, Уолтер Лэнг, Рене Клер укрылись в своём кино от проблем времени так же, как Любич. Они клепали пустышки. Поток банальности оказался велик. Но изредка происходило нечто чудесное. От корабля дураков отделялась лодочка с беглецом. Она ложились на другой курс — плыла не к чёртовой бабушке вместе со всеми, а в ином направлении. Появлялись неглупые фильмы. К примеру, «Женщина года» Джорджа Стивенса или «Ребро Адама» Джорджа Кьюкора, где главные роли сыграла чета Трэйси-Хэпбернов. Обе комедии показывали, как натягиваются струны внутри семьи. А первая смешивала смех и серьёзность. Но самым необычным, даже феноменальным явлением в комическом жанре стали два фильма Лео Маккэри, вышедшие в середине десятилетия: «Иду своим путём» и «Колокола Святой Марии». Никому не удавалось соединить на экране смех и веру. Это было, казалось бы, невозможно. Любой ортодокс скажет, что смех убивает веру. И вдруг кто-то решил это сделать. Сюжет первого фильма был незатейлив, но дело было не в нём. Молодой священник из Сент-Луиса — отец О’Мэлли — получил назначение в церковь Нью-Йорка. Он должен сменить пастора, уходящего на покой, а заодно вытащить храм Божий из долговой ямы. Деликатность не позволяет ему огорчить старика, и он исполняет роль викария, постепенно наводя порядок в финансах и решая конфликты среди прихожан. Молодой священник заряжен идеей обновления церкви. Он хочет добавить религии света и праздника. Он не выпадает из рамок, понимая, что сан обязывает. Но не считает зазорным демонстрировать любовь к жизни — играть в гольф и ходить на бейсбол. Он поёт, музицирует. Он создаёт из местной шпаны (по сути, банды) хор мальчиков. Главную роль исполнил Бинг Кросби, благодаря которому кинотеатры штурмовали не только рыцари «Легиона благопристойности», но и любители джаза. Оглушительный успех фильма подтолкнул режиссёра к мысли снять продолжение. Маккэри придумал сюжет, где герой Бинга Кросби отправляется решать проблемы женского монастыря, обветшавшего и теряющего учеников своей школы. Поющий священник знакомится с молодой сестрой-настоятельницей, которая ведёт себя весьма нетипично. Она, к примеру, даёт уроки бокса мальчишке, которого бьют в церковном дворе. Два католических голубка объединяются ради святого дела. Они подводят богатого скрягу, возводящего офис рядом со школой, к мысли, что благотворительность — самое лучшее, самое перспективное вложение средств. И тот жертвует здание церкви. Сестру-настоятельницу сыграла Ингрид Бергман, умолявшая Дэвида Сэлзника отпустить её на этот проект, соединяющий комедию с драмой. Поначалу продюсер был против. Он не желал отпускать Бергман даже в обмен на спасение души. Его не смягчил и разыгранный актрисой припадок отчаяния. Его убедила лишь сговорчивость студии «РКО». За участие Бергман в святом проекте Сэлзник выторговал долю в валовом сборе «Колоколов», права на прокат трёх фильмов и бесплатную аренду офисных помещений. Из этого голливудского сора и вырос чудный, излучающий свет и добро цветок. У Лео Маккэри был шанс пойти своим путём. Но он им, увы, не воспользовался. Брошенную тему подхватила студия Сэма Голдвина, сняв святочную «Жену епископа». А лодочка беглеца, явно не понимавшего значения того, что он сделал, вскоре повернула обратно — догонять корабль дураков.