Марлен Хуциев: «Всегда старался быть патриотом»

Патриарх отечественного кинематографа Марлен Хуциев завершил основной этап работы над фильмом «Невечерняя», посвященным Льву Толстому и Антону Чехову. Об этом он сообщил, встретившись со зрителями в рамках проекта «Оттепель». Беседа корреспондента «Известий» с народным артистом началась с истории картины, над которой мастер работает уже не первое десятилетие. — У вашего фильма трудная судьба… — Я бы сказал, трудная финансовая история. Сначала деньги по крохам выбивали, чиновники помогали, но потом восемь лет — никаких средств (как-то не находилось людей, для которых Чехов и Толстой представляли бы интерес). И я не знал, приступлю ли вновь к работе. Благодаря моему интервью один человек узнал о сложной ситуации и попросил прикинуть смету. Выделил сумму. Я со временем обязательно назову этого человека, выражу ему признательность. «Невечерняя» — необычная картина: она конструируется не вокруг сюжета, а на внутренних смыслах. Сюжет основан на визитах Толстого к Чехову и Чехова к Толстому. Картина состоит из двух частей. Первая условно называется «Визит к больному в палату № 16», вторая — «Невечерняя». — Мы встречались с вами летом на фестивале в Вологде, и тогда ваш фильм «Мне двадцать лет» (или «Застава Ильича») показали не «в цифре», а с пленки, что сегодня редкость. И вообще многие предпочитают интимный процесс смотрения фильма — на ноутбуке и даже телефоне — походу в кинотеатр. Как вы к этому относитесь? — Плохо. Когда смотришь фильм в кинотеатре, чувствуешь себя участником общественного акта, ощущаешь, как вдруг возникающая эмоция передается всему залу. Когда смотришь на ноутбуке, можешь в любой момент отойти, кофе себе налить или еще что-нибудь. Иные достижения техники лучше бы не влияли на нашу жизнь… — Ваши картины становились лауреатами международных фестивалей. Например, фильм «Мне двадцать лет» взял спецприз Венецианского кинофестиваля. Это как-то помогало в советское время? — Никак. Например, мои фильмы ни разу не были представлены на Московском международном кинофестивале. — На нем ведь не сошелся клином белым свет. — Но все-таки Родина… — Как я слышал, на ММКФ состоялась ваша встреча с Феллини? — Да, как раз в то время, когда застопорилась история с фильмом «Мне двадцать лет». Мне позвонили из штаба фестиваля, сказали, что со мной хочет встретиться Феллини, причем мотивировка такая: мол, хочу встретиться с этим молодым режиссером, у которого сейчас сложности. Откуда он узнал, неизвестно. Мы встретились в комнатке при штабе, конечно, оборудованной записывающими устройствами. Но потом еще провели несколько дней в Москве. Когда Феллини улетал, у трапа — тогда можно было попрощаться у трапа — обернулся и сказал: «Чао, Марлени!». — Вы рано обрели творческую самостоятельность. Подскажите, как вы помогали в этом своим ученикам, когда преподавали во ВГИКе? — Когда набираешь ребят на курс, стараешься живых людей выбрать: не начетчиков, а чтобы живость ощущалась в человеке и непосредственность. А дальше нужно осторожно его направлять, не навязывая ремесленных приемов, вообще ничего не навязывая. Он должен развиваться самостоятельно. Нужно только постараться внушить будущему режиссеру, что его работа должна быть серьезной, не на потребу зрителя. И нужно создать выгодные условия, в которых то, что заложено в человека природой, как растение распустится. Иногда что-то подрезать, иногда добавить в почву питательные вещества. У меня учились на курсе очень талантливые ребята. Но, скажем, мой первый выпуск пришелся на такое время, когда делать было нечего в профессии. — А кто помог вам найти свой голос — ваш учитель? — Игорь Андреевич Савченко, конечно, оказал влияние. Он автор фильмов «Дума про казака Голоту», «Богдан Хмельницкий», «Тарас Шевченко». Учитель не натаскивал нас, но являл пример служения искусству, и это, пожалуй, самое главное. — В какой момент жизни вы почувствовали, что состоялись как режиссер? — Вот странный вопрос. Надо быть абсолютным наглецом, чтобы «почувствовать момент», когда ты состоялся. А может, я и сейчас не могу сказать, что это произошло. Но я так отвечу: я не всеяден и не могу снимать то, что не чувствую необходимости снять. Есть слово, которое обычно, не понимая его глубины, употребляют в пренебрежительном смысле: «дилетант». Я дилетант. Это человек, который не умеет делать всё подряд, лишь то, к чему лежит его душа. — Интересны ли вам сегодняшние молодые режиссеры? — Я не настолько хорошо знаю сегодняшний процесс. Фильмов смотрю мало, в кинотеатры почти не хожу, хотя в молодости это было необходимой частью жизни. Однако если о какой-то картине заговорят и заинтересуют, схожу посмотрю. По телевидению показывают всякую макулатуру. — Вы как-то сказали, что огромное влияние на вас оказали два искусства — литература и театр. Почему театр? — Мои детство и юность прошли в Тбилиси, где были замечательные театры: Русский театр им. А.С. Грибоедова, ТЮЗ. Там ставил Георгий Товстоногов, играл Евгений Лебедев, которого я очень люблю как актера. Будучи дежурным при ТЮЗе, я в основном пропадал в театре. — В зрелые годы у вас возникал соблазн поставить спектакль? — Ну как соблазн… Прийти, сказать: «Дайте мне поставить» я не мог. Когда мне предложили постановку в «Современнике», я согласился. Это была пьеса Артура Миллера «Случай в Виши». Действие происходит в 1942 году в камере предварительного заключения, где фашисты держат евреев. Очень сложная пьеса, вся на внутреннем действии построена. — Это даже символично, что вас пригласили в «Современник» — театр, с которым вы одновременно входили в жизнь. И ваши фильмы всегда отличало особое чувство современного человека… — Я очень любил этот театр, мое знакомство с ним началось со спектакля «Голый король», и мы подружились. У меня снимались актеры «Современника» — Валентин Попов, Станислав Любшин. С Игорем Квашой мы оставались большими друзьями. Что касается современного человека, то у режиссера должен быть внутренний слух на современный ритм. Если ставить во главу угла чисто постановочные средства, это как правило выливается в схематичность. А потом, я любил импровизировать. Помните в фильме «Мне двадцать лет» 20-минутный эпизод вечера поэтов, где выступают Евтушенко, Вознесенский, Ахмадуллина, Окуджава, Рождественский? Я где-то прочел, что «Хуциев использовал материал вечера поэтов». Это не так: я придумал его, сам собрал поэтов. И несколько дней по восемь часов — а это полноценная съемочная смена — люди читали стихи. Материала получилось девять коробок, всё хранится в «Белых столбах» (резиденция Госфильмофонда. — «Известия»). Это, конечно, неожиданный ход: вдруг сюжет картины как бы прерывается — и идет поэтический вечер. Но по смыслу это обоснованно. Запечатлела камера и нерадостный для меня момент. Там рвется выступать настырная девушка с периферии. Впоследствии эта девушка лишила жизни поэта Николая Рубцова. Но я не стал эти кадры вырезать — все-таки документ. Я очень люблю поэзию Рубцова. Вологодская земля богата талантами… — Что вас сегодня огорчает, радует? — Огорчает то, что в российском кино мало серьезных больших произведений. Но мне не хочется эту тему развивать. А знаете, что радует? Не сочтите это каким-то верноподданичеством… Что руководство нашей страны озабочено ее престижем. В прежние годы, особенно при Ельцине, видно было, как страна стелилась перед Западом. Я не ура-патриот, и когда чувства навязывают, мне это чуждо. Но патриотом в глубоком смысле я всегда старался быть. По-моему, у России самоуважение появилось, и это дает надежды на перспективы. Справка «Известий» Марлен Хуциев в 1952 году окончил режиссерский факультет ВГИКа (мастерская И.А. Савченко). В 1953–1958 годах работал режиссером на Одесской киностудии, с 1959 года — на киностудии им. Горького, с 1965 года — на киностудии «Мосфильм». С 1978 года руководил мастерской режиссуры художественного кино во ВГИКе. С 1987 до 2009 год — заведующий кафедрой режиссуры художественного фильма. Среди наиболее известных фильмов — «Весна на Заречной улице» (совместно с Ф.Е. Миронером), «Два Фёдора», «Застава Ильича», «Июльский дождь», «Был месяц май». Народный артист СССР, лауреат Государственной премии РФ.