В Третьяковке послушали живопись
Второй фестиваль камерной музыки Vivarte, организованный Третьяковской галереей и культурно-благотворительным фондом "U-ART: Ты и искусство", прошел в залах музея и на улицах по соседству. Академические камерные программы в расписании стояли рядом с оркестровыми и джазовыми, а картины из запасников, экспонировавшиеся перед концертами, придают фестивальному сюжету индивидуальность. Рассказывает Юлия Бедерова. Концепция Vivarte (художественный руководитель Борис Андрианов), в центре программ которого -- камерная музыка, а в основе сюжета -- показ нескольких картин из запасников Третьяковки, напоминает об идеологии "Декабрьских вечеров". Но связь музыки и изобразительного искусства здесь интерпретирована иначе: единой темы нет, что избавляет фестиваль от программности и риска натяжек и в то же время придает ему элегантный, интеллектуальный и чуть кокетливый пафос. Интрига в том, что живописный сюжет до поры скрыт: в то время как сайт и буклет заранее подробно рассказывают о музыкальном содержании, о живописном публика узнает только на концерте. Технология сюрприза -- не единственная из размягчающих высоколобый формат академического фестиваля. Всего пара акцентов -- звездные, но не дежурные имена исполнителей, джазовый сет, барочный оркестровый вечер (с последователями не чуждых популизма итальянских аутентистов Il Giardino Armonico музыкантами ансамбля La Voce Strumentale Дмитрия Синьковского), а также финальные "Променады" (уличные концерты со звездами и легкой популярной классикой) -- и камерный академизм уже не кажется неприступным. Врубелевский зал полон, на концерте в фойе на Крымском Валу люди сидят на ступеньках, публика спорит о связи лондонских "Промс" и третьяковских променадов в том смысле, что с классической музыкой и в Европе так бывает, а у интернет-трансляций фестиваля набирается больше 20 тысяч просмотров. Несмотря на долю компромиссности в формате, сами камерные программы "альтернативных "Декабрьских вечеров"" устроены и сыграны строго и прихотливо. Репертуарный маршрут (от Баха, Моцарта и Шуберта до Бриттена, Равеля и Шостаковича) нарисован выразительно, а мировые и российские премьеры в сочетании с живописью сообщают ему неавантюрную авантажность. Взаимоотношения изобразительного и музыкального рядов далеки от иллюстративных. В том, что обаятельной премьере "Belle Epoque" Сергея Ахунова по заказу фестиваля и российской премьере "Chaotic Harmony" Филипа Гласса в переложении Массимо Марчелли предпослана "Тихая обитель" (1890) Исаака Левитана, российской премьере Альтового концерта Петериса Васкса, написанного в 2015 году для Максима Рысанова и сыгранного им в один вечер с 14-й симфонией Шостаковича, аккомпанирует "Китайский натюрморт" (1910) Натальи Гончаровой, а в квартетной программе участвует работа из коллекции советского неофициального искусства Леонида Талочкина "Даймлер" (1971, Борис Бич) -- не найти прямых календарных, стилистических или сюжетных параллелей. Тем сильнее могут оказаться эмоциональные, когда, к примеру, вместе с самой лаконично бескомпромиссной программой из двух фортепианных квинтетов Шумана и Брамса выступает портрет Саломеи Андрониковой, написанный Петровым-Водкиным. На заказном парижском портрете 1925 года подруга и покровительница Цветаевой предстает в сумрачно богородичном облике. И в простоте, печали и изощренности портрета при желании можно услышать рифму если не ко всему Квинтету Шумана, то по крайней мере к мерцающей сдержанности второй части. А в драматической истории героини, случайно оказавшейся в эмиграции, чья мечта о возвращении так страшно реализовалась в судьбе Цветаевой,-- эмоциональные черты плотной, взвинченной драматургии Квинтета Брамса. Исполняя его, ансамбль Бориса Березовского, Юлиана Рахлина, Сары Макелрави, Клары Джуми Кан и Бориса Андрианова стал безупречно пышным и равно утонченным.
