Юрий Мартынов: «Предпочитаю играть в одиночку»

Пианист Юрий Мартынов считает музыку своим служением миру, гордится сопричастностью к той силе, что так глубоко воздействует на человека. На закрытии симфонического сезона музыкант исполнил с Ульяновским государственным симфоническим оркестром концерт № 20 Ре минор Моцарта. Перед выступлением музыкант ответил на несколько вопросов «АиФ». Получился глубокий и любопытный разговор, особенно для тех, кто выбрал музыку своей профессией, а также питает к классической музыке особенные чувства. Для чего играем? – Насколько важно для преподавателя консерватории самому давать концерты? – Я считаю, это всегда было хорошей традицией Московской консерватории. Мы, преподаватели, учим людей, которые гипотетически станут концертирующими солистами, поэтому желательно учить тому, что сам умеешь. Были исключения – огромные мастера своего дела, которые сами не выступали по разным причинам – физическим, психологическим, вплоть до банального отсутствия хорошего менеджера. Это, безусловно, прекрасная традиция, которая в силу непонятных мне причин подвергается негласному осуждению: считается, что если педагог концертирует, то он недодаёт академических часов. Но ведь их можно отдать в другое время. Я считаю, что педагог должен концертировать, тогда он может дать больше информации, причем более ёмко. В конце концов, мы учим людей, которые должны не только шевелить пальцами, но и воспринимать информацию. Дойти до сути – Пианист Вазген Вартанян, выступая в Ульяновске, сказал в интервью, что пианистов, обладающих сильной техникой, много, но среди них мало умных, тонко чувствующих исполнителей. – Мысль справедлива. В самом деле, достаточно много людей, которые хорошо оснащены технически, но несколько хуже понимают, для чего играют то, что играют. Хуже, когда для исполнителя в тексте произведения нет сути, тогда перед нами сидит человек с нервами-канатами, который вовремя нажимает клавиши и только. – Можно ли научить исполнителя чувствовать произведение? – Можно и должно. Если к вам приходит человек, который не понимает сути сочинения и считает, что надо играть как можно быстрее или громче, то есть повод об этом как минимум побеседовать с ним, что-то показать. А вот уже спектр этой беседы велик и выходит за узкопрофессиональные рамки. Сейчас любой из нас тонет в море информации. Всё меньше людей ходит на концерты, покупает музыкальные записи – их несложно скачать из интернета, а концерт можно послушать в «Ютьюбе». К сожалению, люди перестают понимать, что когда исполнитель выходит в зал, это совершенно иное энергетическое состояние – не только для исполнителя, но и для слушателя, который является в какой-то степени энергетическим вампиром – если исполнитель даёт эту энергию, потому что можно сыграть технично, но отстранённо, и слушатель при этом ничего не получит. – Что вы думаете в связи с этим о ваших студентах? – К сожалению, при обилии информации и даже благодаря ему возникает проблема со студентами – слушают они немного. Открываешь компьютер, а там столько музыки – мама дорогая, листать не перелистать, а пойти на концерт – зачем, если в компьютере всё есть? На концерты студенты ходят реже, и это печально, тут я бы кое-что поменял в образовательном процессе. Их заставляют писать кучу бессмысленной чепухи, и если уж что-то заставлять студента писать – пускай сходит на концерт и напишет неангажированную рецензию, пусть хотя бы мне её покажет или хотя бы расскажет вслух. Я пойму, что он услышал или не услышал. Это всегда было одной из сильных черт Московской консерватории благодаря тому, что она обладает тремя большими «намоленными» концертными залами в её стенах, не считая малых. Один или с оркестром – Вы предпочитаете выступления с оркестром или сольные инструментальные концерты? – Это разные вещи. В силу характера я больше люблю играть один. Я всё-таки записал все девять бетховенских симфоний в транскрипции Листа. Так что я могу обойтись и без партнёра. Но я скучаю по оркестру, когда долго с ним не играю. Скучаю по тем произведениям, которые можно было бы сыграть с оркестром, хотя есть переложения оркестровых произведений для фортепиано соло: например, второй концерт Сен-Санса в переложении Бизе. Я один раз попробовал его сыграть и решил, что больше не буду: во-первых, это немножечко цирк, во-вторых, звучит хуже, чем с оркестром. Да, я предпочитаю играть в одиночку, но, с другой стороны, игра с оркестром учит определённым вещам, которые вы теряете, если не используете. – Когда вы играете, вы должны быть «внутри» произведения и одновременно – с публикой, которая пришла вас послушать. Как это работает психологически? – Для одного и того же исполнителя и с одним и тем же произведением это может работать по-разному. В истории было несколько исполнителей-интровертов (например, Артур Рубинштейн), которые признавались, что они счастливы на сцене. Большинство исполнителей испытывают большой стресс. Я нервничаю всегда, большинство моих коллег тоже. Это нормально. Когда-то великий музыкант Игорь Жуков пересказывал мне чьи-то слова по поводу игры Владимира Софроницкого, фигуры почти мистической в отечественном пианизме. Софроницкий мог сыграть почти весь концерт, а потом наступал какой-то момент, о котором люди вспоминали десятилетия спустя со слезами на глазах. Жуков говорил: «Сегодня пианист играет – дай Бог, если пот с лица смахнёт, а после него кровь надо было смывать со сцены». Это момент самоотдачи. – Какое значение для вас имеет взаимодействие с публикой? – Что касается взаимодействия с публикой, то я обычно чувствую, держу я публику или нет. Дальше – нюансы конкретного произведения. Например, я не буду специально чем-то развлекать слушателя, если сочинение к этому не располагает. Я интроверт, но когда я играю, я себя экстравертирую, это неизбежно. Были крайние интроверты, которые выходили на сцену и замыкались в себе, и это оказывало колоссальное воздействие. Скажем, Альфреду Корто в конце жизни было вообще неинтересно, кто пришёл в зал и вообще пришёл ли кто-то: есть он и есть его идея в этой музыке. Он играл фанатично, но это ему однажды и помогло: когда оркестранты устроили ему обструкцию, уйдя с концерта Шумана, он подождал, пока за ними закроется дверь, и сыграл концерт за них и за себя. Для него глобальная идея была настолько ясна, что остальное было неважно. Я бы так, наверное, не смог.