Правила жизни неисправимого идеалиста Эдварда Нортона
18 августа исполнилось 48 лет Эдварду Нортону — талантливому актеру, скромному интеллектуалу и абсолютному перфекционисту. Титр присоединяется к поздравлениям и делится правилами его жизни. Я такой, какой есть, — человек, выросший в золотую эпоху детского телевидения. Моя карьера началась с театра, и именно там я провел свои молодые годы. В качестве билетера, конечно же. В детстве мы снимали кино при помощи кнопки «Пауза» на обычной домашней видеокамере. У нас не было ничего — только одна кассета, кнопка «пауза» и хорошая реакция. Мы просто вовремя нажимали эту «паузу», а потом переходили к следующей сцене, отжимали кнопку и — если дубль не получался — отматывали назад и снова ставили на паузу, а потом снова ее отжимали. Эти фильмы мы снимали вместе с другом, и все как один они были чем-то вроде «Выхода дракона» плюс пародия на спагетти-вестерн, смешанная с пародией на кунг-фу. А через много лет я оказался в Нью-Йорке на премьере «Криминального чтива». Весь фильм я сидел с улыбкой, разрезавшей мое лицо пополам, потому что там, на экране, происходило именно то, что мы с другом так хотели снять где-то на заднем дворе. Сейчас — в этот удивительный момент, когда мне больше не надо никому ничего доказывать, — я начал считать свою жизнь чертовски комфортной. Народ против Ларри Флинта Мое поколение — это поколение людей, переживших кризис среднего возраста в двадцать с небольшим. За всю свою карьеру я ни разу не брался за роль, для которой требовался бы мой личный опыт. Американская история Х Быть актером — неплохая работа, если вы смогли ее заполучить. Но и любой другой, у кого в этом непростом мире есть работа, может считать, что неплохо устроился. А тот, у кого есть работа, от которой он получает удовольствие, может считать себя самым счастливым человеком на земле. Я рассматриваю свою профессию как возможность бегства: как секретный ключ, подходящий к каждой двери, и как особый пропуск, позволяющий проникнуть в любую реальность и вдохнуть ее запах. Я просто наслаждаюсь этим бесплатным пропуском. Как я получил роль в «Бердмэне»? Проще всего будет сказать, что я прочитал сценарий, а потом отправился завтракать с Алехандро Иньярриту и пригрозил, что не выпущу его из кафе до тех пор, пока мы не ударим по рукам. Он сказал: «Я знал, что услышу от тебя именно это, чувак». Бёрдмэн Снимая кино, люди здорово враждуют на съемочной площадке. Но, как мне кажется, такие конфликты просто необходимы. Тихие и гладкие съемки всегда ведут к чрезвычайно банальному результату. Мне кажется, что независимое кино перестало быть по-настоящему независимым, потому что каждая крупная голливудская студия давно уже прикупила себе по маленькому артхаусному лейблу. Не думаю, что люди вправе требовать, чтобы все, что ты делаешь, было одинаково хорошим. Возможно, за всю карьеру у меня не было большего повода для гордости, чем тот чек на сорок долларов, который я получил за соавторство в создании стихов и музыки для «Убить Смучи». Эти деньги я разделил со сценаристом Адамом Резником — чертовым гением, создавшим этот фильм, и кажется, должен признать, что это была вершина моей карьеры. Убить Смучи Я бы не хотел быть тем актером, который четко ассоциируется с какими-то типами персонажей. Я считаю, что ты вправе попробовать все что угодно по крайней мере один раз, но если ты сделал одно и то же несколько фильмов подряд, это садится на тебя, как костюм, который потом очень сложно снять. «Бойцовский клуб» — не самый обычный мой фильм. Но это лишь часть того удивительного года, 1999-го. Года «Матрицы», года «Трех королей», года «Магнолии» и года «Быть Джоном Малковичем». Бойцовский клуб Я снимаюсь не каждый год. Например, я пропустил 2010-й, потому что писал для HBO сценарий мини-сериала. Но я рад этому. В кино, как в жизни, — лучше, когда люди скучают по тебе, чем когда видят тебя каждый день. Соцсети точно создавались не для того, чтобы мы сообщали миру о том, что ели на завтрак. Я предпочитаю жить в Нью-Йорке, потому что это то место, где любой человек может наслаждаться бесконечной анонимностью. Я уже практически забыл, что это значит — гордиться своим правительством. Хорошее кино не должно отвечать на вопросы. Хорошее кино должно заставлять тебя задавать их. Джозеф Кэмпбелл, американский философ, сказал,что лучшие в мире истории — не грустные и не веселые, а прозрачные. Прозрачные настолько, говорил он, что, посмотрев сквозь них, люди могут увидеть себя. В отличие от комедии, драма часто делает зрителя добровольным сопереживателем. Ведь драма легче пересекает границу человеческого неверия. Призрачная красота Мюзиклы с детства казались мне чем-то чужим. Я никогда не был одним из тех ребят, кто вечно насвистывает какие-то мелодии из последних постановок. Мои самые любимые злодеи — это Джин Хэкмен в «Супермене» и Джон Хьюстон в «Китайском квартале». Я всегда любил злодеев, с которыми было бы приятно провести вечер и поболтать о всякой ерунде. Я все еще продолжаю быть киноманом. Вы никогда не таскали на спине Харви Кейтеля? А я вот таскал. Он весит, типа, 110 кг, и у него целая гора мышц, что, строго говоря, не свойственно людям его возраста. Поверьте, тащить его на спине — это что-то. Красный Дракон Помните, что говорила Дороти Паркер? Потри хорошенько любого актера — и покажется актриса. Но я могу только догадываться, что она имела в виду. Я никогда не говорил, что я хороший актер. Но я неплохо умею наблюдать за другими людьми, а потом воспроизводить их. Мимикрия — главный из моих инструментов, так и запомните. Слава разрушительнее, чем ржавчина. Источник: Esquire
