"Я -- как вода и трава, органичный"

Актер Павел Деревянко признался Андрею Архангельскому, что играл в фильме «Салют 7» заложника Родины На этой неделе в прокат выходит фильм "Салют 7", в котором роль космонавта Виктора Савиных сыграл Павел Деревянко. О том, как играть сегодня героев и антигероев, "Огонек" поговорил с актером -- Фильм "Салют 7" -- третья из недавно вышедших картин о космонавтах. Был "Гагарин. Первые в космосе" -- там был абсолютный герой, без изъянов. В фильме "Время первых" оба героя уже более человечны, со слабостями. А вы играете как бы "третье поколение" космонавтов -- это уже, скажем, "рабочие космоса". Они, кажется, вообще летают в космос, чтобы нащупать какую-то опору, которую потеряли в жизни. -- В кино всегда немножко есть момент накручивания, чтобы было интереснее смотреть... Но вы правы, мы играли не героев, а простых людей. Тех, кто делает свою работу, любит Родину, понимает, что такое долг. Но которым есть что терять на Земле. По крайней мере, моему герою. Я сразу для себя определил, что буду в этой истории "номером два". Собственно, так сценарий и написан. Виктор Савиных, которого я играю, к тому времени в космосе уже побывал один раз, Владимир Джанибеков, которого играет Володя Вдовиченков,-- четыре раза. С другой стороны -- и в этом сложность актерской задачи -- наши герои в очень советском смысле уже немного не люди, а такие... слегка автоматы, заложники Родины. -- Известно, что космонавты не встречались с актерами, только с продюсерами фильма. Это помешало или помогло фильму? -- С нашими прототипами, легендарными Владимиром Джанибековым и Виктором Савиных, встретились наши продюсеры и режиссер. И потом рассказали нам, что на все подробные вопросы те отвечали не слишком охотно. Задачи сделать портретное сходство перед нами не стояло, поэтому мы с Володей не стали настаивать на персональной встрече. Да и потом, а о чем бы мы их спросили?! "Боялись ли вы не вернуться на Землю, когда поняли, что задача перед вами стоит почти невыполнимая?" Или: "Были ли между вами конфликты?" Понятное дело, что на подобные вопросы мы бы получили общие ответы. Никакими секретами с нами бы не поделились. Я читал книгу Савиных "Записки с мертвой станции" о том самом полете, думая найти в ней какие-нибудь интересные детали, но там были только сухие факты и цифры: проснулись во столько-то, проверили и заменили такие-то провода и так далее. Володя (Вдовиченков) не стал читать ее принципиально. -- В фильме с вашим героем на орбите случается небольшая истерика -- когда Джанибеков сильно рискует, стыкуясь с неработающей орбитальной станцией. Так и было в сценарии или это вы придумали на ходу? -- Момент импровизации в нашем фильме был, но небольшой. Подобные повороты в сюжете и эмоциональные всплески героев, конечно, прописаны в сценарии заранее. В таком кино всегда должна быть концентрация драматических событий -- такой жанр. Вот, допустим, пожар на станции, на самом деле пожара в том полете не было, он был во время другой экспедиции. Но мы все это объединили для усиления напряжения. Нам что было важно? Что герой Вдовиченкова и мой -- два разных человека, антагониста. Один хочет на Землю, другой, возможно, ищет успокоение в космосе, потому что на Земле его ничего особенно не держит. -- А самим космонавтам показывали фильм? -- Показывали. Были некоторые замечания по поводу курения на борту станции. Они сказали, что это... очень странно. Эпизод с водкой тоже, по-моему, они не одобрили, сказали, что ничего такого у них не было. Хотя водка в грелке была у каких-то других космонавтов, это где-то было описано. Но, в общем, им понравилось. Вы знаете, наши космонавты не разрешили использовать в фильме свои настоящие имена -- это было сделано из-за того, что в 1985 году, когда произошел этот случай, у них были другие жены и им было неудобно перед нынешними. Конечно, жаль, что так получилось. -- Вас очень трудно поместить в какие-то рамки и даже определить амплуа. -- Я только со временем вдруг понял, что в этом и есть моя сила -- в непонимании собственных краев, того же амплуа. Значит, горизонт широкий, есть куда развиваться. -- Нестор Махно в сериале -- это была ваша первая крупная роль? -- Да, и к тому же первая драматическая роль. Все остальные -- комедийные, экспрессивные, фарсовые, какие угодно. Возможно, так бы и оставалось до сих пор, если бы не попытка с Махно влезть в драматический жанр... Мне тогда казалось, да и сейчас, отчасти, что моя самая органичная роль -- Иван-дурак. -- Звучит довольно резко. -- Ну, надо быть честным с собой. И самоироничным. Такой, какой есть. Рабоче-крестьянский парень. Я очень себя хорошо чувствую в комедиях. Чувствую природу юмора. Такой вот -- как вода и как трава, органичный. -- И это понимание вам помогло в актерской профессии? -- Это сделало всю мою жизнь. -- Люди с советским бэкграундом до сих пор уверены, что Махно -- анекдотическая фигура. И вдруг, благодаря сериалу, мы поняли, что в 1917-1918 годах у России выбор был не только между красной и белой идеями. -- Я, конечно, его немного романтизировал. Время на самом деле было гораздо жестче и беспринципнее. И я поначалу не понимал, как эту личность играть. В итоге сделал, как чувствовал. Но если с Махно были просто сомнения, то с ролью комиссара Фомина в "Брестской крепости" было полное неприятие и неверие. С огромным скрипом утвердили меня в этот проект. Продюсеры не верили, что я смогу достойно воплотить легендарного советского комиссара после комической роли Шуренберга в "Гитлер капут". А когда я приступил к работе (весь фильм был полностью снят в самой Брестской крепости), начал выкрикивать первые приказы во время боя, я вдруг понял, что не верю себе, что продюсеры были правы и что мой удел -- комедии. Я видел только ложь в себе и вокруг на протяжении практически всех съемок. Представляете?.. Я не мог поверить, что кино получилось. Я смотрел на зрительный зал, смотрел на экран и думал: "Этого не может быть". -- Говорят, отрицательных героев играть всегда проще... -- Что касается линейки "плохих" героев, у меня свои табу. Если мне предлагают, допустим, роль маньяка, который убивает детей, или что-то подобное, я всегда отказываюсь. Все-таки с помощью воплощенных на экране образов я пытаюсь сделать мир лучше или, по крайней мере, не хуже. Абсолютное зло я бы не взялся сыграть. При этом я признаю право героя на ошибки, заблуждения. Мне интересен человек как таковой. Момент слабости, который есть у каждого. Момент раскаяния, движения к свету. И когда человек меняется в один миг. -- В 1990-е годы случился разрыв между советской актерской школой и постсоветской. Можно ли сказать, что актер, который начинал карьеру в 2000-е годы, вынужден был быть сам себе учителем, вытаскивать самого себя за волосы, как барон Мюнхгаузен?.. -- Перед Москвой я пару лет учился в Таганрогском театральном училище и своим неокрепшим умом понимал тогда, что все, что я делал, ерунда (хотя педагоги были, конечно, хорошие) и надо ехать учиться в Москву. Приехал, поступил в ГИТИС, был абсолютным разгильдяем, им частично остаюсь до сих пор. У некоторых моих однокурсников был природный актерский дар. У меня такого дара не было, и я комплексовал -- что кому-то дано, а мне нет и нужно довольствоваться техникой. И я буквально помешался на актерской технике. Отсюда и моя любовь к ней. -- Вы очень много снимаетесь. Что вас заставляет оставаться в театре? -- Для меня театр -- это преодоление себя. То, чем я занимаюсь всю свою жизнь. Преодолеваю себя, свои пороки, страсти и недостатки. Для меня театр -- это зачастую стрессовая ситуация, потому что я человек с повышенным чувством ответственности и даже тремором, тревожностью. И театр на меня влияет в этом смысле очень остро. День спектакля -- это каждый раз как перед экзаменом: еле дышишь, волнуешься, сердце стучит. Преодолеть себя очень важно и нужно. И потом театр -- это профессиональный тренинг. В кино мне гораздо комфортней, там я себя чувствую как рыба в воде, как большая рыба. На съемочной площадке у меня всегда прекрасное настроение, и я часто повторяю про себя, как я люблю свою работу. В театре по-другому. Тем не менее я его не бросаю. Более того, сейчас мы с Ниной Чусовой начинаем репетировать новый спектакль -- в нашем театре им. Моссовета будем делать "Великолепный рогоносец" бельгийского драматурга Фернана Кроммелинка. И актерскую технику ты черпаешь именно из театра. Разница очевидна: в кино нужна точность, органичность, практически документальность существования, а в театре нужно всегда чуть-чуть плюсовать, подавать эмоций, так сказать, форсировать голос, чтобы было слышно на последних рядах. И театральный актер в кино зачастую немного "наяривает". Одно неловкое движение, неорганичная фраза -- и все, ты уже не веришь происходящему. -- Ваша высокая степень тревожности -- это для актера хорошо, наверное. В каких ролях вам удалось органично использовать это свойство? -- Это помогло мне не в кино, а в жизни. Это мой двигатель. Это заставляет меня двигаться, не умереть, не сторчаться, не спиться в одном случае, а в другом -- постоянно искать в себе новые выразительные средства. -- Видеть себя со стороны? Абстрагироваться? -- И это тоже. Я всегда понимал, что надо себя зазеркаливать, как говорил Михаил Чехов. Смотреть со стороны на себя и ситуацию. Это дико важно. Очень помогает быть объективным к себе. -- Еще одна важная ваша работа -- сериал "Обратная сторона Луны". Вы смотрели, конечно, британский аналог? -- Смотрел одну серию американского аналога, мне не понравилось. Потому что главный герой был похож на... Дуэйна Скала Джонсона (американский рестлер и киноактер, известный под псевдонимом Скала.-- "О"). Без изъянов. Мне не хотелось сопереживать ему. Поэтому я играл в этой роли нечто другое, от себя. -- Актерские задачи в первой части "Обратной стороны Луны" и во второй различались? -- Да, конечно. В первом сезоне я играл человека, который попадает в другую реальность и не понимает, что происходит. А во втором он уже прожил всю эту историю с параллельной реальностью. Для него это уже пройденный этап, он пытается вернуться в свое время, но понимает, что снова попал не туда. Мне хотелось показать простого опера, опять же со слабостями. То есть во втором сезоне уже было все прозаичнее и проще. -- Когда на середине закрыли второй сезон, вы переживали по этому поводу? Объяснялось это невысокими рейтингами. -- Переживал немного. Думаю, это случилось потому, что мы отпустили шутку по поводу одного конкретного чиновника. Это было очень болезненно воспринято. Да, в такое время живем. Все приучили свои чувства к готовности быть оскорбленными. -- Есть известный тезис -- что актеру вредно думать. Но есть и другая точка зрения на этот счет. Вы как решаете для себя эту дилемму? -- Про думать -- это, конечно, шутка такая. Образование важно и значит очень многое для молодого актера. Что касается меня, то в школе я был абсолютным троечником. В ГИТИСе тоже особо лекции не посещал. Что неправильно. Потом уже, после, пытался, что называется, наверстать, накидался знаниями обо всем, но тоже довольно поверхностно. Надо признать, знания -- не моя сильная сторона. Но, как поется в детской песенке, "зато я чувствую и слышу хорошо" (смеется). Я, конечно, всегда восхищался актерами-интеллектуалами, но везде важна середина. -- А вот у Звягинцева хотели бы сыграть? -- Конечно. Я хочу поработать с Андреем. Хочется уже из мейнстрима не перейти, конечно, но разбавить его, что ли. Меня многие режиссеры, как я уже говорил, привыкли видеть в комедийных ролях. Но я знаю, что могу сыграть нормального, обычного человека -- слабого, сильного, какого угодно. В других обстоятельствах. И мне хочется сейчас эту "комедию" как бы переломить. -- Возможно ли вернуть на экран серьезного психологического героя, если его и в жизни-то почти нет? -- Да, вы правы, доверие зрителя подорвано к нашему кино... И время стало другое. И зритель стал другой. Я сам очень сильно от этого тоскую. -- Что является главной проблемой для современного человека, живущего в России? -- Неверие, я думаю. Он не верит особенно ни во что. Ни в царя, ни в бога. -- А во что он мог бы верить? -- В прощение. Наверное. В самопожертвование. В гуманность. Беседовал Андрей Архангельский