Франсуа Озон: «Есть много способов кончить»
– Первые кадры — я смотрела и не могла поверить, что вы сделали это [крупный план глаза девушки монтируется с очень крупным планом другого женского органа – прим. ред.] Вышло, конечно, очень красиво, но разве это не слишком откровенно? Вы сразу, без подготовки, дразните аудиторию. – Конечно! Я всегда играю с аудиторией в своих фильмах. Я не могу оставаться нейтральным, я же не из Швейцарии (смеется), мне нравится взаимодействовать со зрителями. Я выражаю чувства очень остро — так чтобы люди недоумевали: «Это правда? Или это вымысел?», так что я очень рад вашей реакции. Я осознаю, что кому-то это нравится, а кому-то нет, но это не хорошо и не плохо. Пробовать такие вещи — значит ходить по лезвию, но ведь это именно то, для чего придумано кино! А еще вагина и глаз – одной формы, и оба очень красивы. – В кадре настоящая девушка? Вы предупредили ее о том, что хотите снимать? – Это реальная модель Penthouse. Конечно, она знала, что именно я хочу снять. У нее очень красивая вагина. Но её имя нигде не появляется, и только несколько человек знают, кто позировал в этой сцене. – В фильме вы не раз возвращаетесь к символу вагины. – Как вы себя останавливали, чтобы не переборщить? – Вы встречались с подобным сюжетом в реальной жизни? – Ваш фильм близок с творчеством Альмодовара, но еще он напомнил мне фильмы Брайана де Пальмы. Он тоже был вашим источником вдохновения? – А кот в фильме уж очень напоминает кота из фильма «Она» Пола Верхувена. Это тоже отсылка? – А ведь это дискриминация – то, что в Каннах дают пальмовую ветвь лучшей собаке, а для котов награды нет. – С ними же невероятно сложно работать на площадке. Сколько котов вы задействовали в фильме? – Что такого особенного в модели Марине Вакт, что вы снова предложили ей поработать вместе четыре года спустя? – После «Молода и прекрасна» вы сказали, что картина, возможно, получилась слишком открытой для интерпретаций, и фильм «Новая подружка» был более точным высказыванием. Но в «Двуличном любовнике» вы снова обращаетесь к многослойности смыслов, к возможности интерпретаций. Почему вы вернулись к «сложному» сценарию? – Тогда что именно прозрачно для вас? Для меня важно дать зрителю свободу прочувствовать фильм сообразно его собственной индивидуальности. Я не из тех режиссеров, которые снимают фильмы с четко выраженным посылом. – Вы — режиссер с огромным опытом. В съемочном процессе вы педант-перфекционист, вы требовательны к себе и актерам или принципиально даете себе и им свободу? – Кстати, об испытаниях. Что сложного было в этом проекте? – Когда смотришь «Двуличного любовника», невольно вспоминаешь другие фильмы с похожей темой: «Связанных насмерть» Кроненберга или «Сияние» Стэнли Кубрика. Понятно, что близнецы — это очень мистическая тема. – Но в этом есть и что-то пугающее. Мы все — индивидуальности, но тут мы буквально смотримся в зеркало. Одинаковые внешности, но такие разные личности. – В фильме мы оказываемся в музее современного искусства. Что за экспонаты мы видим? Вы их сами выбирали? – Как думаете, почему французские режиссеры одержимы темой секса? Они сейчас практически не снимают политические или исторические фильмы… – Да просто все французы одержимы сексом, простите. – Как вы приходите к идее фильма? Вы сами пишете сценарии, с чего начинается работа, что дает толчок картине? – А для вас как зрителя что важнее — история, контекст или красота кадра? – Во время просмотра мне показалось, что эта картина стала вашей любимой, прямо видно, сколько души вы в нее вложили. Признайтесь честно, вам понравилось работать над «Любовником» больше, чем над другими своими фильмами? – Нет, я всегда получаю удовольствие от съемок, просто оно всегда разное. Есть много способов кончить (смеется).
