К столетию Октябрьской революции на канале "Россия 1" 5 ноября — большая премьера — многосерийный фильм "Демон революции".
Впервые на экране -определяющие дни накануне тектонических сдвигов в огромной стране, которые в результате потрясли весь мир, а главное — судьбы и мысли людей, которые делали революцию.
В завораживающем исполнении Федора Бондарчука — Александр Парвус — тот, кого называют серым кардиналом революции, тот самый "демон", авантюрист, но забытый и спустя век среди широких масс практически неизвестный.
Восполнить этот исторический пробел взялся замечательный режиссер Владимир Хотиненко и собрал великолепный актерский состав: Виктория Исакова, Паулина Андреева, Максим Матвеев, Александр Балуев и, конечно, Евгений Миронов, блестяще сыгравший того, кто в представлении не нуждается. О работе над ролью актер рассказал "Вестям в субботу".
- Батенька Евгений Витальевич, архиважное у нас с вами интервью. Я немножко с провокации начинаю, но ведь для людей нашего и вашего поколений такое было мифотворчество вокруг Ленина, что даже анекдоты рассказывали, кстати, не вполне справедливо. Для ребят помоложе эта фигура немножко за поворотом. Кого вы играли, титана, тирана, может быть, смешного персонажа?
- Я тоже человек советской эпохи. У моей тети висели два изображения над кроватью — Иисуса Христа и Ленина. И это невероятное, невозможное сочетание прошло через всю мою жизнь. Когда-то я стоял в очереди в Мавзолей Ленина. И мы понимали с папой, что опаздываем на поезд в Саратов, в мой родной город. Тогда папа подошел к милиционеру и сказал: "Вы хотите, чтобы мальчик не увидел?!"
- В каком классе вы тогда были?
- Мне было лет восемь. Милиционер сказал: проходите. И я увидел. Да, да, да, и я увидел, что я там увидел. Да. Со мной это было до того момента, как я узнал подробности, которые стали открыты и известны. А сейчас мне было просто интересно понять, какие-то человеческие качества Ленина.
- Глаза добрые-добрые — один штамп, другой — расстрелять, повесить, уничтожить.
- Я начну с простых вещей. Целеустремленность — самое главное его качество. Вокруг ничего не существовало, все должны были работать на это. Это означает, что у него — огромнейший эгоизм. Но ради достижения. У него абсолютно отсутствовало честолюбие. Он никогда не красовался. Я не играл Ленина после 1917 года, он все-таки теоретик у меня. А там он практик. Большевики только вошли легко в Зимний дворец, без единого выстрела, а дальше начались проблемы: голод, разруха, гражданская война, на которую он призывал и которая, как он был уверен, должна очистить.
- До вас Ленина играли титаны русского актерского цеха – Михаил Ульянов, Калягин, Каюров, Щукин ("Ленин в Октябре").
- Смоктуновский играл. Очень нежного.
- Вы на кого-то из них ориентировались?
- Я смотрел многих. Меня даже интересовала не характерность. Она есть в голосе его, в записи, и этот монотон, он гипнотизирующий абсолютно, разрушал какие-то стереотипы. Есть человек, который стоит разговаривает. Его взгляд с прищуром. Это, конечно, все уже играли, про это все писали. Но Солженицын для меня был приоритетнее всех. Он подметил, что выражение глаз Ленина было, как кончик иглы.
- Парвус — вот уже действительно загадочная фигура. Архива не осталось. Как у вас было по ходу игры, когда вы стали Лениным? Парвус все-таки Владимира Ильича подтолкнул. Это была коллективная идея преподать немецкому командованию план разрушения России путем смуты на Украине, на Кавказе или это действительно был такой демон, от которого Ленин хотел откреститься?
- Он, конечно, боялся запачкаться. Парвус — авантюрная фигура. И Ленин, когда они расставались, сказал, что революцию надо делать чистыми руками. Безо всякого зазрения совести, как бы отрезав Парвуса, который устроил план приезда Ленина в Петербург.
- Это больший демон революции, чем Троцкий, я бы сказал.
- Наверное, да. И он действительно очень много сделал, чтобы эта почва была благодатная уже для Ленина. Ему нужно было его съесть, победить и сделать это быстрее, что Ленин и сделал. Он всех съел.
- Я как-то попросил отвезти меня в то место, куда раньше ходили миллионы, а сейчас это — забытое помещение. Это квартира Ленина в Смольном. Уникальное помещение. Дело в том, что он там поработал после революции. Потом это помещение закрыли, потом открыли в 1924 году. Владимир Ильич скончался. Положили венки и опять закрыли. То есть там реально атмосфера 1917 года.
- Интересно.
- Там даже проводка — с царскими значками. Там есть стол, на котором видна сила ленинской мысли, физически видна — он писал пером. И он так активно и убежденно это писал, что остались загогулины от пера на столе деревянном. Там есть за ширмой спальня. Ее все видели, поэтому я не открываю никаких интимных деталей, — две отдельные кровати — он и Надежда Константиновна. Как у вас по ходу фильма с Надеждой Константиновной складывались отношения?
- Ленину как человеку, заточенному на идею, было очень важно, например, чтобы кресло было. Просто это удобнее, потому что он большее сможет поработать. С одной стороны, без Крупской он не мог обойтись вообще, но с другой стороны, каких-то больших чувств не было. Он вообще человек, не умеющий, может быть, выражать свои чувства. Один раз Горький написал, что у Ленина во время исполнения Аппассионаты появились слезы. И он очень резко себя взял в руки. Две женщины — Арманд и Крупская — были ему необходимы для достижения одной цели. То есть говорить о чувствах каких-то или о мучениях — чувства или революция — нельзя.
- Интересный у вас, судя по всему, Ленин получается. Будем смотреть фильм. Наверное, из-за того, что мы принадлежим к одному поколению, чувствуется, что у нас есть некоторые резервации в отношении фигуры Владимира Ильича. Я много раз от моих друзей-иностранцев слышал эту мысль. А ведь самое великое, что произошло у вас за последние сто лет, — это революция, Ленин. И на весь мир это так повлияло. И это правда. По вашему ощущению, к столетию революции мы только начинаем понимать, что с нами произошло сто лет назад?
- Нет. Мы, как мне кажется, совершили ошибку, не извлекли уроков никаких из этой ситуации. Это событие повлияло на весь мир. Но количество жертв, которые мы, мы понесли, несоизмеримо с тем, что у нас лампочка Ильича работает сейчас. Она бы работала и дальше. В этом смысле я очень желаю и хочу, чтобы новое поколение не забывало об этом. Потому что без знания о том, что мы пережили сто лет назад и чего нам это стоило, ничего не получится дальше. Я в этом глубоко уверен. И виновники этого — мы с вами.
Мы — я имею в виду взрослое поколение — должны искупить хотя бы нашу вину и передать знания о том, кем он был. А сейчас есть все, кроме интереса к этому. Есть все сведения, есть все книги. Но как-то интерес в другом. Нельзя. Нам нужно и покаяться, и извлечь уроки. Это мое мнение.