«Маяковский — оптика, чтобы изучить нас с вами»
В минувшие выходные в киноклубе Ельцин Центра представили фильм «ВМаяковский». Около десяти лет режиссёр Александр Шейн работал над картиной. Он специально не хотел создавать историческую реконструкцию, а решил взглянуть на одного из величайших поэтов XX века через призму настоящего. Что в итоге получилось — увидели корреспонденты «ОГ». Картину «ВМаяковский» показывают в России всего второй раз. Впрочем, до конца неизвестно, выйдет ли она в широкий прокат. И тут, пожалуй, дело даже не в системе российского кинопроизводства, а в готовом продукте. Про такие фильмы обычно принято говорить «авторское кино». У Шейна картина получалась уж совсем авторской. Весь фильм артисты на глазах у зрителя перевоплощаются в героев фильма. Они не одеты в костюмы XX века, они реальные люди — Юрий Колольников (сам Маяковский), Чулпан Хаматова (Лиля Брик), Михаил Ефремов (Давид Бурлюк), Никита Ефремов (Яков Агранов). Они сидят за столом и читают сценарий, читают реплики своих героев. Но вот реальность перемешивается с фантазией, и мы оказываемся то в квартире Маяковского, то в шумном зале Политехнического института и так далее. Режиссёр кропотливо пытается сшить воедино разрозненные кадры из насыщенной жизни Владимира Маяковского с помощью эксперимента. О самом фильме мы поговорили непосредственно с режиссёром фильма — Александром Шейном. — Маяковский сопровождал меня всю жизнь. Я жил на площади Маяковского. Папа (Александр Шейн — известный режиссёр. — Прим. «ОГ».) всегда любил и интересовался Маяковским, включая его в свои фильмы. И для меня самого встал вопрос «почему Маяковский?», — рассказывает «ОГ» Александр. — Поэтому наша картина — как раз попытка ответа на этот вопрос. Маяковский — мифологическая фигура, в судьбе которой отражены важные, ключевые, фундаментальные точки, поворотные моменты истории искусства, культуры. Он очень важный и большой герой не литературы, а истории. Это поэт, который придумал новую власть, с ней дружил, она в итоге его съела. В этом всём поворотные и ключевые моменты культуры XX века, и не только XX века, и не только России. Маяковский — это путь, способ, оптика для того, чтобы нас с вами сегодня изучить. — Насколько мы знаем, работа на фильмом «ВМаяковский» шла на протяжении десяти лет? — Да, но за такой промежуток времени я сделал не только этот фильм. Важно понимать, что речь идёт не о проекте-фильме, а в принципе о большом проекте, куда вошло много фильмов. Например, картина «Тимур Новиков. Ноль объект» про 80-е годы и художественный андеграунд, которую я недавно презентовал в Екатеринбурге. Помимо фильмов в проект входит газета, выставочное пространство, телевизионный сериал — целое исследование, которое было предпринято за десять лет, и фильм «ВМаяковский» — один из результатов, входящий в огромный междисциплинарный проект под названием «Атлас ВМаяковский». Третьяковская галерея дала мне роскошный дом в центре Москвы. Это старинный особняк, и именно в нём я целый год буду строить своё путешествие. Будет такой музей, в котором соединятся кино, театр, медиа, архивы, перформативная практика, а также живые люди, общение — так вы будете максимально погружаться в тему, и она будет заходить в вас. — Фильм вы делали на стыке разных видов искусства: музыки, кино, театра… — Да, он мыслился междисциплинарным. Изначально замыслы менялись, но потом сформировался один, и уже в процессе съёмок, шедших восемь лет, он не менялся. «ВМаяковский» сделан по сценарию, а не спонтанному комбинированию, и это один из тех моментов, которым я горжусь. Это не фильм в привычном представлении, вы не ожидаете того, что увидите. Там поиск языка, даже разговор с языком. Для Маяковского, для века, для нас с вами это важно: попытаться найти язык. Удивительная вещь, но люди даже не знают, сколько выражений из творчества Маяковского они употребляют в жизни, и не подозревают, что это он. От «становиться на горло собственной песне» до «ведь, если звёзды зажигают — значит, это кому-нибудь нужно?» — многие почему-то думают, что это Антуан де Сент-Экзюпери. — Можно ли сказать, что фильм рассчитан на подготовленного зрителя, знающего Маяковского, обстоятельства его дружеских отношений и так далее? — Я не согласен. Надеюсь, картину можно смотреть человеку, который ничего не знает, но способен понимать что-то своё. Нельзя снимать кино и рассчитывать на то, что кто-то что-то знает. Вот есть экран, герой и то, что на экране, ничего в вашей жизни «до» и «после» просмотра нет, если вы рассчитываете на контекст знаний — это значит, кино не получилось. То, что будет понимать зритель, то и удалось. — Сегодня и не знать Маяковского… — Понимаете, если зритель не отразит фобию Маяковского о заражении — ничего страшного. Текст, нарратив, фабулу он всё равно прочтёт. В зрителе это останется: он будет слышать музыку, шум, скрежет мыльницы, трение, соприкосновение, тактильность. Этот слой бессознательного погружения в психику, в моторику для меня важнее, чем какое-то ваше знание. Кадр, где Маяковский моет руки, идёт четыре минуты — такого не может быть в кинематографе, он невыносим. И эта невыносимость останется с вами, как его жизнь. — Как с технической точки зрения достигалась эта задача? — Например, мне нужен был оператор, а они всегда тяжёлые люди: молчаливые, себе на уме. Требовался человек, который бы не понимал, что я делаю, потому что объяснить моё видение невозможно. В итоге стал сотрудничать с немцем Йоргом Грубером, который не понимал ни слова по-русски. Я подумал о том, что пускай он снимает то, что он чувствует, а не то, что слышит. Он выхватывал то, что было интересно на другом уровне, делая это через своё восприятие. — В одном из интервью Евгений Миронов сказал, что на премьере фильма в Москве не будет случайных людей. Выходит, фильм не для массового зрителя? — Вообще кино, которое было раньше, умерло. Сегодня оно должно найти свою форму репрезентации, место показа. Раньше в кино была познавательная функция: нашим бабушкам показывали, как в Париже целуются, общаются, встречаются, а сейчас эту функцию отнял Интернет. Теперь кино — развлечение без особого смысла. Познавательность же сохранилась в музеях, театрах, других медиа, а кино пока не откликнулось. Поэтому не хочу эту картину показывать в кинотеатрах, так как это заведомо провальный путь. В кинотеатре нет моего зрителя, он в театрах, музеях, на каких-то специальных мероприятиях — вот там я хочу показывать кино и встречаться со зрителем. Проката не будет, а контакт со зрителем будет, его я обеспечиваю и надеюсь, что он найдёт диалог с аудиторией. Никита Ефремов: «В Маяковском увидел свою молодость» Одну из ролей в фильме сыграл Никита ЕФРЕМОВ (старший сын Михаила Ефремова, внук Олега Ефремова). В картине он исполнил роль чекиста Якова Агранова — друга семьи Бриков, близко знавшего Владимира Маяковского. «ОГ» поговорила с Никитой о том, почему важно идти за идейным режиссёром, о внутренней близости с великим поэтом и съёмках со своим отцом. — Никита, как вы оказались в проекте «ВМаяковский»? — Мы были давно знакомы с Александром Шейном. Наши отцы общались, мы соседствовали на даче. В данном случае я согласился на фильм как раз из-за режиссёра. Он был заражён идеей сделать фильм про Маяковского. Ему хотелось верить, хотелось за ним идти. Местами было тяжело, потому что меняли что-то на ходу, придумывали, добавляли. Иногда для нас вообще были неожиданности: приходим на обычную читку, а нас снимают. Кто-то сразу понял, что наши читки войдут в фильм, а я всё недоумевал: зачем камеры?! — Не боялись приниматься за роль в фильме про известного поэта? На такие картины обычно пристально смотрят… — Тут впору сказать: а судьи кто? Зрители? Они знают, какой был Маяковский? Тут больше важна какая-то догадка, попытка разобрать время и историю. Это попытка понять фигуру и личность Маяковского. Это сложно, но интересно, и, наверное, каждый имеет право на такую попытку. Мне было страшно только в том смысле, что я лично не справлюсь с ролью. — В фильме вы играете Якова Агранова — чекиста, друга Владимира Маяковского. Какие возникли трудности при работе над ролью? — Да вообще всё было трудно! Это всё делалось в каком-то полуимпровизационном ключе, и до конца не понимали, что происходит. Я не всегда понимал, что хочет Саша. А Саша не всегда понимал, что хочет сам (смеётся). Сейчас я понимаю, что у него был план, но он им не делился с актёрами. Он тоже творил. — До того как согласились на съёмки, какие у вас были отношения, если можно так сказать, с творчеством Маяковского? — Очень люблю его. Даже на поступлении в театральный институт читал стихотворение Маяковского — «Лиличка!». И я считаю его гением. При этом, гением труда. Сколько он делал редактуры, сколько работал со словом. А какие у него чувства, какая экспрессия! При том, что у него за жёстким словом возникает какая-то нежность и трепетность. Несмотря на то, что он кажется настоящей глыбой, Маяковский очень тонко чувствовал человека. — При изучении материалов для фильма или уже в процессе работы открыли для себя что-то новое в личности поэта? — Много открыл для себя новых произведений и размышлений. Я увидел ещё больше человечности, каких-то ошибок жизненных. В этом плане у меня была с ним идентификация. Где-то увидел силу, где-то слабость, где-то — что он запутался. Во всём этом я узнавал свою молодость, свои поступки, ошибки. Поэтому и стихи Маяковского «попадают» в меня, и происходит момент какого-то соединения. — В фильме вы снимались со своим отцом. Насколько я понимаю, это был первый опыт. — Было всего две сцены вместе, поэтому какого-то особого взаимодействия не получилось. Это было впервые, но я не воспринимал это как реальный опыт. Мне хотелось бы сыграть с отцом, но пока мы не видели подходящего материала. Скажу, что сейчас есть кое-какие намётки, но разглашать пока не могу. Опубликовано в №221 от 28.11.2017
