Илья Найшуллер: «Мозг — самый эрогенный орган»

Слава к российскому режиссеру Илье Найшуллеру пришла скорее по американскому сценарию — благодаря интернету. С детства интересовавшийся миром кино, в 2011 году он снял для своей музыкальной группы Biting Elbows клип от первого лица и выложил его в Сеть: вместе с миллионами просмотров к нему поступили и предложения о сотрудничестве. А спустя несколько лет состоялся его дебют как кинорежиссера — весной прошлого года вышел снятый опять же от первого лица (это стало его узнаваемой чертой и фишкой) триллер «Хардкор» с Данилой Козловским и Шарлто Копли в главных ролях. После успешного проката картины в США к Илье Найшуллеру обратился один из самых востребованных музыкантов The Weeknd. Начинавший карьеру по тому же сценарию, что и Найшуллер — с публикации своего творчества на YouTube, музыкант заказал у режиссера клип на песню «False Alarm», которой анонсировал выпуск его третьей пластинки Starboy. За два месяца после релиза ролик собрал более 56 миллионов просмотров и выиграл золото в категории FilmCraft на французском фестивале Cristal Festival.­

С режиссером Ильей Найшуллером мы встречаемся в морозный и снежный будний день. Он заходит в кофейню с автобиографией Уильяма Фридкина под мышкой, в пушистой шапке-ушанке, купленной в аэропорту Самары, и солнцезащитных очках. Нет, не из-за страха быть узнанным поклонниками, а по причине сильного ветра и слепящего солнца. За чаем-латте Илья Найшуллер рассказал нам, чем отличаются съемки в России и Америке, почему в его работах нет постельных сцен и как он познакомился режиссером Паком Чхан Уком.

Несмотря на то, что вы уже многим изданиям рассказали подробности работы над клипом The Weeknd «False Alarm», у меня остался один вопрос. Как сотрудничество с этим артистом повлияло на ваше творчество?

The Weeknd выпустил альбом 25 ноября, и он стал номером один в мире. Побил все рекорды по стримингу — 400 миллионов прослушиваний за первую неделю. Хочется верить, что мое творчество в этом сыграло пускай небольшую, но все же роль. Абель Тесфайе (настоящее имя The Weeknd — Прим. ред.) — музыкант, которого я никогда особо не слушал. У меня были его альбомы, я периодически с удовольствием их проигрывал, но не был ярым фанатом. Но после нашего совместного проекта я понял, что ко всему нужно подходить без предрассудков и открыто. То есть, если раньше у меня были разговоры о сотрудничестве с артистами, скажем, более легких жанров, чем я обычно предпочитаю, то я всегда думал: «Ну, это не мое». Сейчас я понимаю, что так неправильно. Важен человек, важно, что он хочет от тебя, нежели то, какую музыку он делает. Хочется верить, что сотрудничество с The Weeknd открыло для меня новые горизонты. По крайне мере, мое восприятие изменилось.

Я правильно поняла, что вам важно не ваши собственные музыкальные предпочтения, а то, как человек к вам приходит, с какой позицией?

Абсолютно верно. Иногда я начинаю говорить, не до конца сформулировав мысль, а потом виляю, как лыжник на трассе. Куда-то, да приедем. (Улыбается). Я еще раз попытаю удачу: другим изданиям вы рассказывали захватывающие истории со съемок клипа «False Alarm». Может быть, у вас в запасе осталась еще парочка?

Вот я даже не знаю, можно рассказывать ее или нет. Их есть несколько, просто не всем могу делиться в силу подписанного контракта. Давайте вернемся к этому вопросу в конце?

Хорошо, тогда расскажите, в чем заключается разница между съемками и продакшеном в России и США?

На самом деле, ничем радикальным. Есть, конечно, нюансы, но по сути все то же самое. Вопрос только в том, как ты приходишь к финальному продукту. Подготовил все, зафиксировал на камеру, смонтировал. В Америке, особенно с большим бюджетом, у тебя больше ответственность и более опытная, профессиональная команда. Самая большая разница заключается в вопросах безопасности во время съемок. В Америке все на этом зациклены. Понимаю почему, ведь было много случаев, когда люди погибали на съемках. Там многое построено на судебной системе: все судятся друг с другом и боятся этого. Такая ситуация заставляет местных вести себя очень аккуратно, чересчур трепетно относиться к правилам безопасности. Два года назад девочка погибла при съемках на мосту в Атланте. Продюсеры не получили разрешение на съемку, но все равно провели ее. Это была сцена, где актер лежал на кровати и просыпался от звука несущегося на него поезда. Расписание поездов у них было, но это не исключало, например, движения технических составов. В итоге, все поставили, актера положили, начали снимать, как вдруг на команду на огромной скорости выехал поезд. Все вовремя успели разбежаться, но состав так разломал кровать, что огромный железный прут ударил девочку из команды по голове, и она упала под поезд. Ей было 27 лет. Продюсера и режиссера посадили. Ясно, что даже после того, как они выйдут из тюрьмы, они больше никогда ничего не снимут. Они в черных списках.

На съемках в Америке если ты заряжаешь даже холостой патрон, нужно, чтобы каждый человек на площадке знал, что будет выстрел. Пустой, но выстрел. И не дай бог ты кого-нибудь поторопишь. Как-то давно я что-то снимал, все происходило очень медленно. Я разволновался, и тогда второй режиссер сказал мне: «Илья, не надо меня торопить, потому что если что-то произойдет — сяду я». С этим не поспоришь, и я заткнулся, дал человеку спокойно делать свою работу. В России с этим полная противоположность. Все стреляют, взрывают, забывают про беруши, почти никто никого не предупреждает. Но в России из-за этого даже безопаснее, потому что каждый следит за собой, за своим соседом по съемочной площадке. Конечно, понятно, что западный вариант более правильный, а русский более результативный. Но я верю, что есть золотая середина, где все думают о безопасности, но при этом нет бессмысленной траты времени. Лично мне хочется снимать, а не знать, что человек на буфете в курсе, что в пятистах метрах от него будут стрелять холостыми патронами.

Вы сняли «Хардкор» и клип «False Alarm» от первого лица. Можно сказать, что вы словно предчувствовали и вовремя попали в эту волну, когда дополненная реальность стала очень популярной: те же Pokemon Go, специальные виртуальные очки. На ваш взгляд, почему история с дополненной реальностью стала такой популярной?

Она технически пришла сейчас. Пришла бы она десять лет назад, была бы популярна тогда. Я думаю, со временем, когда техника по‑настоящему догонит все творческие идеи, будет здорово. Сейчас это просто вопрос доступности и качества техники. А вы играли в Pokemon Go?

Нет, я никогда не играл ни во что с покемонами.

Как вы считаете, какое будущее ждет дополненную реальность?

Я видел в Штатах несколько компаний, которые показывали мне еще не вышедшие игры. Когда ты смотришь и играешь в них, то понимаешь, что именно за ними будущее. Заменит ли это все остальное? Вряд ли. Так же и с интерактивным кино. Может быть, потом оно вытеснит привычный нам формат, но думаю, все, что у нас сейчас есть, никуда не денется. Это не 3D-кино — бессмысленное и созданное исключительно для зарабатывания денег.

Кстати, вы смотрели сериал «Черное зеркало»? Что о нем думаете?

Я не видел весь новый сезон, только две-три серии, но мне нравится. Особенно понравилась серия Playtest, которую снимал мой знакомый, Дэн Трахтенберг. Там герой приезжает в Англию и попадает в компанию, которая тестирует игры. Он попадает в дом ужасов. И там как раз показывают экстремальный вариант расширенной реальности. Серия очень сильная, в ней один очень некомфортный момент, во время которого даже я напрягался. В общем, хороший ужастик, да.

Сейчас такая волна хороших новых сериалов. Про того же «Молодого Папу», мне кажется, слышали абсолютно все. Вы любите сериалы, часто смотрите?

«Молодого Папу» не смотрел. В моем случае все обстоит так: если начинаешь смотреть новый хороший сериал — это значит, что не смотришь фильм. Когда мне жена сказала, что надо посмотреть этот сериал Соррентино, я подумал, что могу выбрать — либо две серии «Молодого Папы», либо фильм, который уже года два планирую посмотреть. В итоге выбрал фильм 1970 года «Паттон», за который Джордж Кэмпбелл Скотт получил Оскар. За эти три часа я получил больше удовольствия, чем от двух серий любого сериала. Вообще, они съедают возможность смотреть фильмы. Что такое сериал? Ты включаешь его, уже знаешь героев и не напрягаешься. После первых двух серий понимаешь, что будет дальше. Тебе даже не надо напрягать мозг — просто сиди и смотри. А когда включаешь какой-то новый фильм, ты должен пытаться понимать героев, сюжетные линии. Хотя объективно драматургия давно ушла из американского кино в их сериалы.

Вы не хотели бы снять сериал?

Уже приступил к этому. В сентябре 2015-го мы начали писать сценарий. Это очень длительный процесс.

Вам нравится что-нибудь из российских сериалов?

Я ничего не видел, поэтому не могу прокомментировать. Но слышал, что есть интересные вещи.

На мой взгляд, они интересные, но все же преимущественно на бытовые темы.

Дело в том, что такие сюжеты дешевле всего превращать в проекты. Сложно снять «Игру престолов» в России: у нас нет бюджета в сто миллионов долларов. И даже учитывая, что здесь это стоило бы в три раза дешевле, скажем, тридцать миллионов на сезон, — откуда у нас такие деньги? Плюс, бытовуху удобно снимать в плане продюсирования, и понятна она всем. И конечно же, потенциальной аудитории у нее будет больше, чем у ужастиков или чего-нибудь другого, более нишевого.

В ваших фильмах всегда лужи крови, летящие на камеру мозги. Как вы считаете, насилие в кино — это тренд сегодняшнего дня? И почему режиссеры к этому приходят?

Это всегда было трендом. Насилие нравится людям, потому что в реальной жизни они с ним, как правило, не сталкиваются. Большинство из нас не убивает, не дерется, не участвует в action-сценах. Но так как в нас все это есть — на гладиаторов в древности люди смотрели не спроста, — часть нас нуждается в этом зрелище. Отсутствие этого в нашей жизни мы замещаем тем, что смотрим фильмы с такими сценами. Это возбуждает мозг. Но вот в жизни мне лично насилие совсем не интересно, меня смущает настоящая кровь. Вы сами когда-нибудь дрались?

У меня совершенно нет никаких потребностей в жестокости. Дрался я всего три-четыре раза в жизни и ни одну из драк сам не начинал. Скажем так, если начнется потасовка, то я пойду людей разнимать, наверное, если пойму, что смогу это сделать. Я точно не буду сидеть с попкорном, смотреть, возбуждаться. Я четко разделяю насилие в фильмах, книгах и жизни. В жизни, я считаю, нужно жить дружно. Последние 500 лет в мире было 6−7 дней без войны. Мы об этом забываем, потому что хорошо живем. Но если чуть-чуть подумать, что на самом деле творится вокруг, понимаешь, что мы неплохо устроились. Но не жаловаться все равно не можем, потому что для всех людей это очень характерно.

Кстати, многие творческие деятели как раз жалуются, что им не совсем комфортно работать в России. Что вы об этом скажете?

Ну, поскольку я сейчас практически не работаю в России, мне бессмысленно говорить на эту тему. Хотя сейчас мы готовим клип здесь. Делаю все, что хочу, и никто мне не говорит, что можно, а что нельзя делать.

Кстати, заставка «Хардкора» очень в тарантиновском стиле: похоже по цветам и замедленным действиям.

Нет, такой заставки, как у нас, не было ни у кого. У Тарантино все заставки очень простые: текст и музыка. Заставка «Хардкора» была бы идеальной для Джеймса Бонда, если бы он был очень агрессивным человеком под кислотой. Идея контраста очень сладкой музыки и дико агрессивного действия — не ново, не я это придумал. Хичкок сказал, что все любовные сцены надо снимать, как сцены убийства, и наоборот. И мне было важно показать тон фильма — вроде бы, все жестко, но на самом деле это шутка. Мы не претендуем на то, что «Хардкор» — это серьезное и сверхумное кино. Это кино-аттракцион. Мы снимали заставку уже после того, как фильм был готов. Я точно понимал, что она должна настроить зрителя на то, что он увидит далее.

Как вы относитесь к сравнениям с Квентином Тарантино?

Конечно, это очень лестно, но я считаю, что это не совсем корректно, потому что Тарантино в первую очередь привлекает тем, что пишет гениальные диалоги. Я не пишу гениальных диалогов, мои диалоги просто хорошие. До такого уровня я никогда не дотянусь, и это нормально. Моя сила в другом.

В чем?

Из доказанного, у меня очень хорошая, уникальная визуалка, из недоказанного — у меня хорошие истории с визуалкой. Обычно мир делится на тех, кто умеет красиво преподнести, и тех, кому есть, что сказать. Я знаю, что у меня есть и первое, и второе. Я уже показал, что у меня очень хорошо получается первое — action. Теперь хочется сделать проект, в котором я буду в первую очередь отталкиваться от истории. Раньше у меня истории обслуживали action, теперь хочу сделать наоборот. «Хардкор» — это фильм, которому нужно быть громким, наглым, больше для глаз и сердца, нежели чем для сердца и головы.

Вы сейчас готовите что-то кардинально другое?

Много чего. Я понял, что сегодняшняя реальность говорит: нужно делать много всего и болеть многими проектами. Поэтому у нас сейчас есть три-четыре разработки. Когда ты делаешь проекты и не успеваешь их все срежиссировать, то всегда можно выступить в качестве продюсера. И это тоже очень интересная работа.

То есть вам нравится брать на себя сразу много задач?

Сейчас да, раньше я был лентяем. Сейчас мне хочется больше действий, больше работать. И мне очень нравится, что я постоянно переключаю мозг и могу делать одновременно 5−6 абсолютно разных вещей. И если сначала было тяжело, то сейчас с каждым разом все проще. Знаете, чем выше ставишь себе планку, тем лучше получается. Это как в спорте: сначала отдышка, а потом уже спокойно бежишь десять километров. Конечно, это все дело тренировки. Вот раньше у меня совсем не было времени читать книги: был интернет, сценарии. Сейчас я заставляю себя концентрировать внимание. Кстати, для меня показатель хорошего фильма — это то, что я не отвлекся от экрана и не стал открывать почту или соцсети. У меня сейчас задача читать по сто страниц в день. И это занимает больше времени, чем раньше, когда я очень быстро прочитывал книги. Сейчас я читаю и думаю: «Какая классная строчка, надо бы в Twitter ее написать».

А что вы сейчас читаете?

Автобиографию режиссера «Французского связного» и «Экзорциста» Уильямса Фридкина. В последнее время мне стало интересно читать нон-фикшн.

Что из последнего вы смотрели и вам особенно понравилось?

«Бухгалтер» С Беном Аффлеком. У нас фильм вышел под более коммерческим названием — «Расплата». Я прочитал сценарий лет пять назад и он был совсем другим: более стебным, веселым. А фильм получился холодным, артовым триллером. И, конечно, «Прибытие». Это настоящее, большое, дорогое голливудское кино, при этом с очень хорошей атмосферой и мыслью. Дени Вильнев — большая редкость. Он очень тонкий режиссер, который действительно умеет работать с актерами и правильно понимает визуалку. Он не делает шоу, просто делает так, что тебя эмоционально торкает. Кстати, у меня сложилось впечатление, что вы поклонник скорее голливудских фильмов. Не видела в ваших интервью, чтобы вы говорили о французах — Гаспаре Ноэ, Ксавье Долане, Франсуа Озоне, например.

Мне нравится и французское, и южно-корейское кино. Просто у американцев всегда было качество, и даже если фильм не очень, он мне интересен с технической стороны. Это если говорить про большие фильмы. Конечно, если ты хочешь более глубокой драматургии, надо обращаться к европейцам и южно-корейцам. Вот сейчас, кстати, они делают фильмы, которые Голливуд снимал лет пятнадцать назад. В хорошем смысле этого слова. Они не отстают, просто очень качественно и красиво делают более взрослые истории. И лучшие южно-корейские фильмы ничем не уступают Голливуду. Пак Чхан Ук, кстати, — первый из режиссеров, кого я встретил в Голливуде. Для меня это была грандиозная встреча. Я 40 минут сидел с ним в корейском ресторане и пил чай. Он общался через переводчика, и, к моему большому удивлению, спрашивал, как я снял тот или иной кадр в клипах — меня это убило! Передо мной сидит человек, который снял пятерку убойных фильмов, включая моего любимого «Олдбоя», а он у меня спрашивает, как я снял клип! Очень крутой и талантливый человек. У него нет ни одного фильма, который не достоин просмотра, а это сегодня большая редкость. С кем бы вам еще хотелось познакомиться из киноиндустрии?

Как ни странно, я до сих пор не познакомился с Квентином Тарантино. Это очень весело, потому что у нас с ним один агент. Мне сказали, что встречу с ним легко устроить. Я говорю Майку (агенту): «Давай выйдет «Хардкор», и покажем ему фильм, будет классно». Но я на месяц вернулся на съемки для The Weeknd, во время которых ничего не видел и не слышал. В общем, мой поезд ушел, но мне было бы очень интересно узнать мнение этого выдающегося режиссера. Хотя, если Квентин Тарантино скажет, что ему не понравился «Хардкор», я расстроюсь. Первыми прочитанными мною сценариями были «Бешеные псы» и «Криминальное чтиво». У меня тогда не было возможности их посмотреть, потому что в Англии на них стояла отметка 18+. А там с этим очень серьезно и строго. И когда я уже смотрел эти фильмы, знал наизусть их сценарии. Конечно, Квентин Тарантино для меня очень важный режиссер.

Как вы получали доступ к этим сценариям?

Их тогда в Англии издательства продавали. Есть IMSDB, где почти все сценарии можно найти — например, сценарии Джеймса Кемерона, которые он писал в 1990-е годы. В общем, очень много интересных вещей.

В ваших работах нет постельных сцен, почему? Секс больше не продает?

Сексом нужно заниматься, а не снимать его. Есть очень мало фильмов, где по‑настоящему нужны сцены секса. И это не просто «давайте разденем нашу актрису». В «Хардкоре» есть абсолютно классическая сцена в стриптиз-клубе, где девушки бегают и кричат. Это клише, и я хотел обыграть это по‑другому. Опять же, когда я думаю о своих любимых фильмах, где есть постельные сцены, то понимаю, что они на самом деле там нужны и они сделаны круто. У постельных сцен задача не возбуждать, а двигать историю вперед.

В каких фильмах эта задача достигнута, на ваш взгляд?

Мне очень нравится сцена в «Настоящей любви» 1993 года. Где они звонят другу, кладут трубку и занимаются сексом в телефонной будке. А потом он кидает на пол телефонный справочник, чтобы дотянуться до нее. Есть старый эротический триллер Body Heat 1981 года. Там очень здорово обыграны постельные сцены: почти ничего не показывают, но все додумываешь. Мозг — самый эрогенный орган.

Поговорили про секс, давайте теперь про смерть. В ваших фильмах это обычное дело. Вы сами боитесь смерти?

В книжке, которую я сейчас читаю, есть история про то, как Фридкин снимает документальный фильм о 16-летнем булфайтере. И героя спрашивают, не боится ли он вот так бегать от быков на корриде. А тот с испанским акцентом отвечает: «Я не боюсь смерти, как я боюсь жизни». Это очень классно, ведь самое страшное — то, что здесь и сейчас. Я не хочу умирать, хочу жить долго и счастливо. Умереть на съемочной площадке в восемьдесят лет было бы здорово. Думаю, самое страшное — это болезнь, когда ты не можешь встать, это тяжело для всех. А если меня, например, на улице собьет автобус, то лучше бы я после этого не очнулся. Когда в Индонезии было цунами, у меня месяц была легкая форма депрессии. Я думал, как легко может все прийти и уйти. Меня накрыло большой и серьезной грустью. Но с тех пор я не испытывал такого большого страха, что со мной может что-то произойти. Произойдет — значит произойдет.

Вы верите в Бога?

Я скорее агностик. Я верю в карму. Странно говорить, что я атеист и верю в карму. Я не удивлюсь, если вдруг небеса раскроются и появится человек с бородой. А если он не появится, то тоже не удивлюсь. Если есть у человека религия, которая помогает ему жить и чувствовать себя лучше — здорово! Если религия заставляет человека жить некомфортно, делать гадости или, наоборот, сдерживает его только потому, что есть книжка со словами «Не убивай», в этом случае ничего хорошего нет. А вы?

Я верю скорее в круговорот энергии. Знаю, что нет чего-то такого, чего ты не можешь сделать. В последние года полтора я внимательно наблюдаю за тем, какие результаты приносит другое мышление.

Мысль материальна, да?

Да, именно. Заметила, что негативные мысли и реакции несут за собой такой же результат. Кажется, Гребенщиков сказал такую фразу: нужно фильтровать все, что в вас входит. Воздух, эмоции, визуальные картинки. Вот это для меня правильно.

Мне раньше казался такой подход очень странным. Я думал, что за ерунда. Но сейчас понимаю, что фильтрация — абсолютно действующий метод существования. Надо делать все возможное, чтобы быть счастливым человеком. Пока это не мешает другим людям, делай максимум для себя. Мне кажется, это очень правильный подход.

Консультируются ли режиссеры триллеров при съемках фильмов с медицинскими экспертами, чтобы все трюки с выстрелами, кровью смотрелись правдоподобно?

Все это сильно зависит от задач и от жанра. Пуля 22-го колибра на входе не делает ничего. Будет просто маленькая дырочка, а если она пройдет насквозь, то дырочка будет побольше на выходе. На экране же все обязательно забрызгает кровью. В «Хардкоре», например, процентов на триста все преувеличено. Это сделано специально, потому что фильм об этом, о максимальной эффектности. В драме, когда стреляют в голову герою, не нужно много крови, чтобы почувствовать трагедию. У тебя есть привязка к этому существу, и это сильнее, чем любая кровь. Кто-то консультируется. Я видел достаточно фильмов, в том числе документальных, и знаю, как реагирует тело на те или иные вещи. Но в кино мы не гоняемся за правдоподобностью, мы гоняемся за ощущениями. Если голова лопнет, как арбуз, значит, так надо. Если человек на экране просто закроет глаза и умрет — да будет так.

Я слышала, что вы сейчас работаете над клипом группировки «Ленинград».

Сценарий был готов в июле, потом случился The Weeknd, надо было уехать и вернуться. 15-го декабря мы закончили съемки. Могу сказать, что было непросто. В общем, увидите и посмотрите, пока еще рано говорить.

Как вы относитесь к кинопремиям, наградам? Для вас важно, например получить Оскар?

Вопрос не в том, что это важно, но если есть достойная вещь, конечно, хочется, чтобы ее отметили. Важно, чтобы твои коллеги это оценили, и для многих это не просто Оскар, а награда за труд и плюс 10−20 миллионов долларов к сборам фильма. Если делать хорошее кино, которое сможет соревноваться с другими хорошими фильмами, есть шанс, что оно получит номинацию и выиграет. Я не удивлюсь, если получу Оскар. Я знаю, это звучит высокомерно, но это правда. Это вопрос времени и правильных проектов.

Давайте вернемся к вопросу об интересной истории со съемок клипа The Weeknd.

Окей, расскажу одну. Мы снимали финальную сцену в перевернутом грузовике, где плохо пахло. Тут же и стекло, и актриса в короткой юбочке по нему бегает, у меня нет монитора, а сзади фокусник поддерживает мое тело коленками, потому что я не могу полторы минуты на животе мышцами держать себя в позиции. И все это в замкнутом пространстве. Монтажер передает мне крест, ключик от наручников. Мне очень тяжело, я надеюсь, что что-то снимаю. Нет времени надеть монитор, да и он бы закрывал мне вид. Мы опаздываем, а я начинаю смотреть дубли, снятые вслепую. И американский продюсер говорит мне: «Илья, хватит просматривать дубли, иди снимай». Тут мое терпение лопается, я начинаю со всей силы кулаком стучать по этому грузовику. При всех. Кричать и слать его куда подальше: «Если ты хочешь, чтобы я еще час снимал вслепую и ты будешь тратить еще больше своих денег просто так, то я пойду снимать. Но если хочешь, чтобы я снял со следующего дубля, то я сейчас посмотрю, подумаю, сделаю выводы и будем двигаться дальше». На этом мы разошлись.

Потом, конечно, помирились. Уже в конце, когда все разлетелись кто куда, у меня оставалось до самолета три часа. Я был последним улетающим из команды. Продюсер пригласил меня к себе домой. Мы сели с его семьей, у него очень много детей. Он показал всем готовый ролик, после чего его маленький сын обнял его и говорит: «Пап, ты гений». Он с улыбкой поворачивается ко мне, и мы оба понимаем, все это того стоило. Очень трогательный момент был. Проект «False Alarm» действительно был очень сложным по интенсивности и прочим моментам. После выхода клипа продюсер написал мне, что это лучший клип за всю его тридцатилетнюю профессиональную деятельность.