Что не так со «Смертью Сталина»: объясняет историк Борис Кипнис (да, мы посмотрели фильм!)

Сегодня Министерство культуры РФ отозвало прокатное удостоверение фильма Армандо Ианнуччи «Смерть Сталина», который должен был выйти в России 25 января. Мы первыми (а теперь, возможно, и единственными) успели посмотреть картину на закрытом показе в Петербурге и пригласили на нее историка, старшего преподавателя СПбГУКИ Бориса Кипниса, который объяснил, почему русские все же имеют моральное право оскорбиться. Если говорить об исторических реалиях, фильм от них очень далек. Самая большая историческая неправда – арест Берии сразу же после похорон Сталина. Иосиф Виссарионович умер в марте, а Лаврентия Павловича арестовали в конце июня. События, конечно, развивались вообще не так, как показано, их серьезно замиксовали, сжав несколько месяцев до нескольких дней. За это время Берия успел объявить амнистию, выпустить заключенных, нормализовать ситуацию в стране. Когда умер Сталин, лежал снег, а у них почему-то лето. Что касается правды характеров — и да, и нет. У создателей «Смерти Сталина» явно были неплохие консультанты. Некоторые типические стороны поведения героев схвачены очень хорошо. Вечно колеблющийся Маленков в исполнении Джеффри Тэмбора, очень живой Хрущев, которого сыграл Стив Бушеми, но мелкости, подчеркнутой в фильме, у него, конечно, не было. Молотов Майкла Палина — вообще не похож! Не был он сломленной личностью, как и его жена Полина — та была очень сильной женщиной. Что касается Булганина (Пол Чахиди), его темперамент вообще не представлен, он здесь клоунская фигура. Дермот Кроули хорошо схватил характер Кагановича: жестокий, резкий, волевой. Слабость и запойность Василия Сталина удались актеру Руперту Френду, но его поведение гротескное, как, впрочем, и у всех остальных. В одной из сцен у них совсем комичные шапки и папахи — не знаю, специально ли их так обрядили, но в реальности никто так не одевался. А внешне, на мой взгляд, никто из актеров вообще не похож на свои исторические прототипы. Есть в фильме и откровенная ложь: показные убийства постовых, горничных, охранников направо и налево. Такого не могло происходить, это очень западный взгляд на историю. Все-таки неугодных людей сначала арестовывали, пытали, потом приговаривали, убить так цинично и откровенно было невозможно. На мой взгляд, фильм балансирует на гране гротеска и «клюквы». Персонажи — автоматы, а не живые люди. Для режиссера они — безликая толпа, но это литературный прием из антиутопии, а не реальность. Конечно, это не исторический фильм, он не имеет права на это претендовать. Это фантазия на тему тех событий. «Когда умер Сталин, лежал снег, а у них почему-то лето» Сценаристам я благодарен за одно: они не стали включать многочисленные конспирологические версии убийства, а рассказали общепринятую версию. В «Смерти Сталина» есть один кусочек настоящего кино: когда снята толпа, идущая по мосту к дому Союзов, это буквально минута. И после выстрелов снова начинается антиутопия в стиле Голливуда. Очевидно, что Ианнуччи совсем не понимает русских, здесь все слишком линейно. Понятно, что это гротеск, но в данной теме он неуместен. Может, если бы съемки велись среди декораций, было бы проще это воспринимать — здесь же мы видим реальную Красную площадь, Колонный Зал и Мавзолей. Я не отрицаю, что этот фильм – произведение искусства, он интересен с эстетической стороны. Я точно буду про него еще вспоминать, но одобрить его, как достоверную иллюстрацию к одному из самых критических моментов нашей истории, я не могу. Наша история — это наша любовь, а с любовью так обращаться нельзя. Я признаю право режиссера снимать подобное кино, но выступаю против того, чтобы предлагать картину нашему зрителю, на которого эта яркая, сочная игра может произвести впечатление и отложиться как нечто реальное. Я как преподаватель сталкиваюсь с результатами подобного: мои студенты часто уверены, что увиденный ими облегченный поп-культурой вариант — это правда. Изучение нашей истории требует длительного времени, после которого невозможно подобное принять. Я не пожалел, что посмотрел фильм — это любопытно. Но тех, кто им оскорбится, я тоже пойму — они имеют на это моральное право. (У редакции не было возможности оперативно согласовать с героем текст интервью — Прим. ред.)