Гора родила мышь

«Открывший 71-й по счету Каннский фестиваль Мартин Скорсезе выглядел настоящим свадебным генералом. Он с удивлением осмотрел сидящих в углу сцены членов жюри и, слегка запнувшись, дважды повторил обращение «мадам», прежде чем заметил людей в смокингах. Еще бы, джентльменов в столь представительной компании оказалось меньше: трое скромных на вид режиссеров и один актер-китаец против пяти сиятельных актрис, среди которых такие звезды как Леа Сейду и Кристен Стюарт. По залу прокатился легкий смешок, когда мадемуазель Кейт Бланшет в роли председателя жюри, в своем роскошном наряде, сверкая драгоценностями, подошла и расцеловалась с приглашенным по случаю открытия мэтром, чья голова очутилась в районе талии блистательной дивы. Очевидно, заокеанские секс-скандалы побудили каннских организаторов максимально дистанцироваться от нападок борцов за половое равноправие. Последний раз актриса возглавляла каннское жюри 50-го фестиваля в 1997 году — это была француженка Изабель Аджани. Приятно отметить, что в нынешнем году русские представлены в жюри главных конкурсов. Андрей Звягинцев окончательно вошел в число мировых знаменитостей, он судит главный смотр, однако и во втором по значимости — «Особом взгляде», членом жюри под председательством Бенисисо Дель Торо стал прошлогодний российский дебютант, 26-летний режиссер Кантемир Балагов. И можно смело утверждать, что не только тема равноправия волнует устроителей, но и проглядывается особое внимание со стороны директора фестиваля Тьери Фремо к российским кинематографистам. Желание морально поддержать русских инспирировано, вне всяких сомнений, информацией об ограничениях в сфере свободного творчества, которые мы наблюдаем в последние годы на родине. Неслучайно в основной программе участвует фильм арестованного Кирилла Серебренникова «Лето», о котором мы расскажем в наших репортажах в свое время. А пока открывала как сам 71-й фестиваль, так и его конкурсную программу (что бывает далеко не всегда) картина лауреата премий «Золотой медведь», «Золотой глобус» и «Оскар» иранца Асгара Фархади под названием «Все это знают». Собственно говоря, Фархади единственный из всех ныне живущих режиссеров, кто получил целых два «Оскара» за лучший фильм на иностранном языке — в 2012 за «Развод Надера и Симин» и в 2017 за «Коммивояжера», что позволяло до сих пор считать его если не гением, то по крайней мере глыбой в мире режиссуры. Да и тут, как говорится, ничто не предвещало. Снятый в Испании, на языке этой страны, с самой прославленной испано-голливудской семейной парой — Пенелопой Круз и Хавьером Бардемом, фильм был обязан стать открытием во всех смыслах. И поначалу казалось, что придуманный самим Фархади сценарий о похищении подростка в момент празднования свадьбы в большой деревенской семье, выведет зрителя на какие-то обобщения. Казалось, режиссер неспроста придал восточный колорит начальным сценам. Сам Бардем играет брутального с виду, но чрезвычайно ответственного винодела, у которого всю молодость был роман с матерью похищенной девушки. Когда у Пенелопы на празднике таинственно исчезает 13-летняя дочь, именно экс-бойфренд начинает поиски. Он к тому же кровно заинтересованное лицо. Когда клубок событий начинает раскручиваться, среди прочего мы узнаем, что в свое время виноградарь выкупил землю у отца бывшей возлюбленной, разорившегося мота-помещика, ныне почти выжившего из ума. Казалось бы, тут есть где развернуться, и в этом переносе действия с привычной автору иранской почвы на европейскую кроется секрет, который нам придется разгадать. Ан нет, все гораздо проще. Зачем нужны были восточные аллюзии, ели внезапно сюжет начинает вихлять, барахтаться в нестыковках, метаться от мелодрамы к детективу, наполняться лишними подробностями, невесть откуда выплывшими персонажами, вроде отца похищенной девочки, привнося в простую, как пареная репа, историю, то элемент психодрамы, которая этому кино совершенно не идет, выглядит переспелой, то квази-детективную краску в духе латиноамериканских мыльных опер. Из обаятельного испанского колорита мгновенно выдыхается очарование, когда прекрасная Пенелопа начинает неестественно завывать и лить слезы, изображая материнское горе, а главный спаситель Бардем столкнувшись с малейшим препятствием так пучит глаза и «пересаливает лицом», что зрителя невольно разбирает смех. Я думаю, поиграть на чужом поле, с приличным бюджетом и узнаваемыми звездами даже у прославленных и некогда независимых авторов не получается в силу несовпадения культурных кодов. То, что хорошо смотрелось бы на иранском материале, в европейском формате выглядит в лучшем случае анахронизмом. К тому же, работать с избалованными славой иностранцами, как со своими скромными соотечественниками у иранца совсем не получается, звезды играют у Фархади откровенно слабо. В программе «Особый взгляд» в первый день было показано два фильма, каждый из которых по-своему примечателен. На родине режиссера Ванури Кахиу его картину «Рафики» — на кенийском диалекте суахили это слово значит «друг» или «подруга» — запретили к прокату. Примерно по тем же соображениям, что у нас отменяют показы некоторых выставок, спектаклей и фильмов: в них находят экстремизм или оскорбление чьих-нибудь слишком ранимых чувств. В данном случае речь идет скорей не о религии, а о нравственности. История в «Рафики» довольно банальная: две симпатичные девушки постпубертатного возраста, обе — дочки местных политиков муниципального уровня, впервые открывают для себя мир чувственной любви. Проблема в том, что в Кении (оказывается) гомофобия возведена в ранг религиозной доктрины. Когда лесбийская связь вскрывается, наша пара подвергается сначала физическому воздействию со стороны соседей, а затем одна из участниц — запретного тандема по имени Кена прямо-таки переживает акт экзорцизма, понятное дело, безуспешно. Вторую, более женственную и смелую подругу Зики, родители отправляют учиться в Лондон (по недомыслию не подозревая, что в этом городе к подобным отношениям относятся, мягко говоря, терпимо). В обще и целом, перед нами все та же обласканная Каннами «Жизнь Адель», только на африканском материале, что прибавляет фильму разве что некоторой экзотики, не более. Если из этого кино убрать интолерантное отношение к проблеме гомосексуальности, или, скажем, заменить любого персонажа на лицо противоположного пола, —смотреть такое кино будет невозможно. Так было и с «Аделью», хотя по смелости и откровенности «Рафики» на порядок уступает французскому аналогу, однако не лишена свежести и обаяния. Актрисы тут подобраны очень умело, играют профессионально, смотреть это кино не скучно, местами приятно. Смущает лишь то, что по-прежнему с экрана мир черного континента воспринимается как духовная колония белых, которые смотрят свысока на ситуацию, подаваемую местным режиссером в предельно упрощенном, если не сказать лубочном виде. Вторым фильмом «Особого взгляда» на старте фестиваля стал очередной опус хорошо нам знакомого украинца Сергея Лозницы «Донбасс», который с большим воодушевлением представил директор Фремо, от души поздравив съемочную группу во главе с режиссером, с каждой картиной попадающий в самые престижные конкурсы. И если у меня не вызывает сомнений талант Лозницы-документалиста, его игровые ленты последних лет заставляют усомниться в том, что их снимал один и тот же человек. Конечно, никаких вопросов не вызывает отношение автора к войне на Донбассе. Имеет полное право. Но живописать конфликт в столь карикатурной манере, наподобие советских агиток про фашистов времен Великой отечественной, ничем не лучше, чем заливать экраны украинофобской паранойей на ящике. Иначе то и дело получается: «что советские, что антисоветские, какие-то они одинаковые», по меткому замечанию Довлатова. Нет, дело даже не в том, что «у каждого своя правда» и надо становиться над схваткой—никто не диктует художнику, как ему изображать своего врага. Но кино-то получается совсем уж архаичное, так примитивно снимать просто не совсем прилично. Если бы это был документальный фильм—возможно. Да только вряд ли получилось бы столь однозначно. Реальные люди все-таки не просто персонажи, у них душа, какая-никакая, имеется. А в «Донбассе» сплошь полу-сатирические сцены в духе «Шести кадров», когда человека то дерьмом обольют, то погонят какую-то пургу про Новороссию, которой уж и нет давно в природе, то вывалят в одной сцене весь вычурно-нецензурный лексикон «сепаров», якобы приближенный к реальному, то вдруг возьмут, да всех убьют ни за что. При этом Лозница напрочь лишен рефлексии — его цель,— расчеловечивание врага, достигнута не более, чем постоянными воплями про «укрофашистов» с другой стороны. Да, мы видим, что те, кто вопит —ох как не хорош. Но альтернатива не просматривается, ни на один из извечных русских вопросов ответа у автора нет. А как кино это вообще не работает, очень скучно, прямо-таки дремуче по картинке, да и как высказывание — устарело. Ну мы поняли, кто к кому и как относится, вон — откройте интернет и наберите слово «холивар», первым дело вывалится вся нехитрая аргументация сторон. И что, художник тратит столько усилий. чтобы развести очередной срач? Решительно не понимаю, зачем? Разве чтоб понравится каннским отборщикам, и если так — это печально. Впрочем, впереди еще много картин, надеюсь, будут и шедевры.