В Сочи закончился 29-й фестиваль российского кино «Кинотавр» — лучшим картиной которого жюри провозгласило драму Натальи Мещаниновой «Сердце мира». Справедливо: наряду с рассказывающей один случай из жизни Льва Толстого «Историей одного назначения» Авдотьи Смирновой это самый зрелый фильм киносмотра. «История одного назначения» в итоговом наградном раскладе обошлась лишь премией за сценарий — что немного компенсируется призом зрительских симпатий. Назначают в этом фильме юного поручика Гришу Колокольцева (Алексей Смирнов), по его собственной, вызванной ссорой с отцом-генералом просьбе, в роту, квартирующую неподалеку от Ясной поляны, — служить заместителем местного капитана, поляка, в котором герой быстро разглядывает «сухаря и самодура». Идет 1866-й, и в армии начинаются милютинские реформы, подразумевающие в том числе отмену рекрутского набора: вот и Гриша говорит о том, что «служба наконец перестанет быть пожизненной каторгой», мечтая передать солдатам полезные навыки для последующей за дембелем жизни — открыть в расположении столярную артель, ввести уроки правописания и обществознания. Но капитан отчаянно сопротивляется, прапорщик предпочитает бухать, солдаты — дурить, а единственный более-менее тонкий и, конечно, всеми унижаемый персонаж в части, писарь Шабунин (Филипп Гуревич) вместо того, чтобы помогать, дает натурального Гамлета. Единственной отдушиной для Колокольцева остаются поездки в Ясную Поляну — к подруге детства Софье (Ирина Горбачева) и ее мужу, графу Льву Толстому (Евгений Харитонов), еще молодому, но уже великому русскому писателю. Там, впрочем, тоже не все так ладно, как кажется на первый взгляд. Четвертый полный метр Авдотьи Смирновой, пока, пожалуй, лучший в ее карьере, основан на реальном эпизоде именно из жизни Толстого (почерпнутом режиссером из книги Павла Басинского). Тем не менее — оправданный и интересный драматургический ход, расширяющий пространство истории — проводником в мир классика, как внутренний, так и в более широком смысле, мир окружающей его России здесь служит как раз поручик Колокольцев, вплоть до того, что по жанру «История одного назначения» вполне могла бы считаться романом воспитания: довольно жесткое, если не сказать, жестокое взросление главного героя здесь описывается подробно. Но это не только bildungsroman — в определенный момент «История» делает еще и резкий поворот к судебной драме. Не хочется портить будущим зрителям (тем, конечно, из них, кто не в курсе этого конкретного сюжета из биографии Толстого) эффект от этого поворота — так что замечу лишь, что Толстой на суде сыграет одну из ключевых ролей, выступив адвокатом обвиняемого и, более-менее, носителем того послания об устройстве русской жизни, которое Смирнова закладывает в свой фильм, тех ценностей, дефицит которых в России всех, к сожалению, времен ощущается болезненно остро. Впрочем, сюжет — сюжетом (даже такой, способный цепко держать в напряжении), а самым интересным в «Истории одного назначения» оказывается именно что режиссерский инструментарий. Смирнова явно ставит задачу по очищению своего исторического по датировке действия кино от пошлой ретро-патины, от ощущения примата времени над героями — то есть, прежде всего от частой в костюмных фильмах сенсационализации ушедшей эпохи, заставляющей и персонажей воспринимать прошлыми, чуждыми, инаковыми по сравнению со зрителем. В «Истории» же все наоборот — современность даже не самого сюжета, а персонажей, их внутренних драм и коммуникаций с внешним миром, поражает в первую очередь и не покидает на протяжении всего фильма. Чем этот, редкий в отечественном кино, эффект достигается? Не только гибридной, плавучей — тут, повторимся, и роман воспитания, и судебная драма, и социально-классовый срез — формой, но и стилем. Смирнова то и дело искривляет ракурсы камеры, заставляет последнюю то застывать в немом созерцании, то тревожно вздрагивать в движении, то выпрямляться, то нагибаться — а за кадром при этом стирает дистанцию между эпохами стрекот электронного саундтрека. Такой, по признанию самого режиссера вдохновленный «Больницей Никербокер» Стивена Содерберга, стилистический подход определяет не только узнавание поднимаемых «Историей одного назначения» проблем, но и мгновенное, почти на физиологическом уровне, подключение к телу фильма — который, подобно современному человеку, обречен на хаотичное, нестабильное, лишенное незыблемых моральных рамок и убедительных идеологий восприятие мира, частью которого является. Фильм «История одного назначения» на «Афише» Вдали от больших городов разворачивается и забравшее главные призы «Кинотавра»-2018 (лучший фильм, лучшая мужская роль) «Сердце мира» Натальи Мещаниновой. Его главный герой, молодой, примерно под 30, ветеринар Егор (Степан Девонин), впрочем, и не стремится никуда от расположенной где-то в глуши станции для тренировки охотничьих собак, на хозяина которой (Дмитрий Поднозов) он работает, — подвизаясь на всех нужных по хозяйству работах, от кормежки псов, лис, оленей до их лечения и даже помощи на огороде. Живет здесь же — в маленьком, немного облагороженном сарае рядом с хозяйским домом. Свободное время проводит тоже тут — ужиная с Николаем Ивановичем и его семьей, переглядываясь с его дочкой Дашей (Яна Сексте), дурачась с ее школьником-сыном Ваней (Витя Оводков), ухаживая за животными не только по рабочей необходимости, но и, как бы пошло это ни звучало, по требованию души. Сердце мира — да и даже хотя бы нашей родины — может быть и находится в тысячах километров от этих мест — но кажется, мир Егор нашел именно здесь. Но надолго ли? Вот размеренную жизнь хозяйства начинают нарушать одержимые освобождением лис из неволи «зеленые», а вот на порог заявляется, представляясь родней, и женщина из прошлого молодого ветеринара. Мещанинова при этом, к счастью, так и не станет подробно расписывать биографию протагониста — как и углубляться в детали закадровых жизней окружающих его персонажей, предпочитая позволить зрителю самому заполнить пробелы. Нет здесь также и отчеканенного, будто с табуретки, месседжа — как нет и морализаторства, заготовленного для аудитории суждения обо всех и каждом: сюжет развивается неспешно, а экранное время куда щедрее тратится на созерцание этой, вполне цельной, пусть и редко попадающей в объективы не только кинокамер, но и ТВ с медиа, провинциальной жизни и этих людей, а не на закручивание интриги. Та в итоге, конечно, формируется все равно — и заключается, более-менее, в развитии желания зрителя понять, почему Егору комфортнее всего именно здесь и почему даже несмотря на этот комфорт, он явно все сильнее и сильнее ощущает себя потерянным. То, как осторожно, мягко, даже нежно Мещанинова подводит — без, повторимся, прямого, вслух проговаривания чувственных основ своего фильма — к ответу на этот вопрос, не может не подкупать: по степени авторского невмешательства в пространство, населяемое героями, вспоминается даже один из лучших фильмов прошлого года, «Вестерн» немки Валески Гризебах. Но впечатление, даже более сильное, производит и сам этот ответ: в то время, как многие отечественные режиссеры то и дело норовят заклясть русскую действительность, вскрывая переполняющую ее нелюбовь, Мещанинова предъявляет картину, куда более сосредоточенную по степени своего внимания: это не она, а ее герой мучается чувством собственной непригодности для любви окружающих — пока последняя не хлопнет его наконец по лбу, давая понять, что вообще-то любят его все. Самое сложное — этой любви открыться. Фильм «Сердце мира» на «Афише»
