Войти в почту

Съемки фильма "Чудотворная" по сценарию Аркадия Инина завершаются. Картина - история староверов Лыковых, проживших в тайге 50 лет, не знавших ни о войне, ни о полетах спутников в космос... Впрочем, Аркадий Инин о фильме говорить отказался из суеверия, а вот о том, что происходит с чувством юмора страны, высказался с удовольствием. — Аркадий Яковлевич, сценарист Виктор Мережко назвал вас «социальным утешителем», а сатирик Михаил Мишин поведал, что вы абсолютно все фильмы смотрите до конца... — Я не теряю веры в человечество. И досматривая фильм, думаю: ну не такой же автор идиот, каким кажется в начале. Наверное, в конце что-то произойдет. Кроме того, я ведь кино смотрю и профессионально: всегда есть надежда на неожиданный сценарный ход. Его можно будет спереть. — Удавалось спереть что-то стоящее? — Удавалось. Но этого я не расскажу ни за что! — А какие картины в последнее время на вас произвели впечатление? — Из последних фильмов мне нравится «Аритмия» и трогательно-смешной фильм Карена Оганесяна «Жизнь впереди». Из спортивных картин — «Движение вверх» — крепкий фильм, рассчитанный на коммерческий успех, так что я на нем не всплакнул. А вот на«Легенде № 17» слезы иногда наворачивались. А номинированная на «Оскар» «Нелюбовь» Звягинцева не понравилась. — А бывает, что на ваших собственных фильмах у вас возникает желание всплакнуть? — Я человек сентиментальный. Сколько раз смотрел картину «Однажды двадцать лет спустя», глаза всегда были на мокром месте в эпизоде, где Гундарева своей девочке, над которой дети смеются из-за того, что вся их большая семейка в обносках ходит, шьет платье Снегурочки. А ведь я знаю наизусть каждый поворот головы Наташи, каждое ее слово, мизансцену. — А ваш любимый анекдот про женщин? — Есть такой. «Четыре стадии здоровья еврейской жены. Больна. Очень больна. Смертельно больна. Вдова». — Вы много путешествуете... — Все гонорары трачу на путешествия. Никаких других страстей у меня нет — ник рыбалке, ни к охоте, ни к автомобилю. Обожаю круизы океанские. Но чтобы с комфортом — я ни в коем разе не Федор Конюхов! Попадал и в шторм восьмибалльный — огибали Испанию. Почти весь корабль лежал в лежку. А я, к счастью, передвигался, держась руками за стенку. И если посмотреть на карту — от Аляски до Новой Зеландии, от Шпицбергена до Южной Африки — побывал везде. Остался в восторге от древней культуры Непала! Особое наслаждение — встречать на вершине горы Аннапурна фантастический рассвет. А в этом году был в джунглях Амазонки — тоже потрясающее зрелище: в одном месте сливаются, не перемешиваясь, воды двух рек. Справа — темная, слева — светлая. Настоящая «Кровавая Мэри»! — А в Москве какие ваши любимые места? — Люблю московские уголки, чудесные арбатские переулки, Тверской бульвар. Я по своей сути урбанист — без звона трамвая под окном уснуть не могу, и лучше всего себя чувствую где-нибудь на вечно бегущей в ночи Тверской или Садовом. Или на Манхэттене, где все кругом орут, и вокруг — небоскребы. А я, как поет Вилли Токарев, маленький такой. Посреди всего, что создано человеческим умом и руками, чувствую себя властелином. А на одинокой тропинке в лесу печалюсь: «Боже, какая-то я песчинка в этом мире!» Ну, и прочая фигня приходит в голову. Поэтому-то и пишу сценарии, одновременно разговаривая по телефону и глазом кося на экран телевизора, где идет чужой сериал. И мне совершенно не нужно, чтобы вокруг все ходили бы на цыпочках. Нет, пусть радио грохочет, дети бегают и дергают меня за нос, это меня всегда радовало. — Ну, а изменения, которые происходят со столицей, радуют? — Мне очень нравится, что растет метро. Это великое дело. Когда появляется в районе метро — совершенно новая жизнь начинается, неоднократно наблюдал. Например, девушки могут спокойно без автобусов-трамваев ночью возвращаться домой. А это очень важно, когда наши девушки — в безопасности по вечерам. — Что бы вы, человек пишущий, спросили сами у себя? — Ничего. Во мне нет журналистской любознательности. И на самом деле я по жизни — молчун. Если еду в поезде один, без знакомого попутчика, то беру не СВ, что мне положено, а купе. Потому что в СВ я остаюсь вдвоем нос к носу с неизвестным человеком, и с ним надо разговаривать. А я больше всего ненавижу разговаривать. А в купе — четверо пассажиров, можно тихонечко лечь и носом — в стенку. Хотя меня это мое качество огорчает. Потому что у сценариста из разговоров с людьми, из встреч вырастают сюжеты. — Чего нашему современному кино, с вашей точки зрения, не хватает? — Говорю же: денег. Потому что когда говорят, что нет талантов — это вранье, таланты всегда есть. Но если говорим в контексте старого кинематографа, который мы исповедовали, то я могу повторить слова Феллини, которого однажды спросили, почему он не снимает. А он ответил: «Мой зритель умер», — не имея в виду, конечно, физическую смерть. Нашему кино тоже не хватает советского думающего зрителя, для которого кино было всегда праздником. Но такое сегодня во всем мире — основным посетителям кинотеатров от 14 до 23 лет. Меня часто спрашивают, почему вы снова не напишите, к примеру, «Одиноким предоставляется общежитие»? Скажите, ну зачем этим детям оно надо? Им по возрасту совершенно не интересна сваха, которая сватает сорокалетних людей. Их интересует экшен: если на экране говорят больше минуты, они уходят из зала. Каков зритель, такое и кино. Киноиндустрия ведь тоже должна как-то собирать деньги. В советские времена она существовала, потому что это была другая планета. Кроме культурного уровня, который был неизмеримо выше, была еще и задача государства не опускаться ниже пояса. Думаете, в те годы не знали, что у зрителя полно низменных чувств? Все знали, что люди хотят «клубнички», что всем интересно, кто с кем спит и на кого покажет ДНК. Но руководители советской культуры не шли по этому пути, а наоборот, с него уводили. Не опускались до зрителя, а старались говорить о высоком. Это была общая задача Культуры. — Ваши любимые писатель, поэт, режиссер. — Ну, много… Булгаков, Ильф и Петров, Марк Твен, О. Генри, поэт — Саша Черный… Кинорежиссеры — Феллини и Рязанов. — А напиток? — Если любимых творцов у меня — с полсотни, то с напитком очень просто: водка, только водка, и ничего, кроме водки! ДОСЬЕ Аркадий Гуревич родился в 1938 году в Харькове. Псевдоним Инин (ставший официальной фамилией) взял в честь своей единственной жены Инны Ивановой. Написал сценарии более чем к сорока фильмам, среди которых «Одиноким предоставляется общежитие», «Однажды двадцать лет спустя», «На Дерибасовской хорошая погода, или На Брайтон-Бич опять идут дожди», сериалы «Утесов. Песня длиною в жизнь» и «Маяковский. Два дня». Автор трех десятков книг.

Смех и слезы
© Вечерняя Москва