Мультипликатор Станислав Соколов рассказал о съёмках «Гофманиады»

В фильмографии российского режиссёра мультипликационного кино Станислава Соколова — более 20 фильмов. Среди них — знаменитая «Гофманиада», съёмки которой велись на протяжении 15 лет. В интервью RT Соколов рассказал, почему съёмочный процесс растянулся на долгие годы, какую роль в проекте сыграл художник Михаил Шемякин и как картину встретили первые зрители. — Мы с вами встретились во ВГИКе, где вы возглавляете кафедру анимации и компьютерной графики. Прямо сейчас проходит защита дипломных работ. Как вы считаете, расширились ли границы фантазии у студентов, по сравнению с тем, что было, скажем, 20 лет назад? Или просто теперь стало больше технических возможностей? — Пожалуй, второй вариант точнее. Диапазон фантазии каждому дан свой. Он развивается, и с помощью обучения тоже. Но я думаю, что студенты, которые сейчас работают, также обладают замечательной фантазией и мастерством нисколько не меньшим, чем раньше. Но, может быть, и не настолько больше, чем прежде, поскольку, процесс обучения сложный. Один работает в фантастическом направлении, другой работает в очень реальном. Здесь важно подготовить художника и режиссёра широкого диапазона. Чтобы он мог справляться с любой задачей, не боялся ничего, никаких самых сложных тем, и мог сделать работу любой, совершенно невероятной сложности. Он должен обладать энергией, интеллектом. Задачи очень большие, но я надеюсь, что наши студенты с этим справляются. — А спрос на овладение профессией художника-аниматора за это время вырос? — Я думаю, что именно в последние годы вырос сильно. Были некие кризисные годы, когда делалось мало картин. Сейчас анимация пользуется особой поддержкой государства, и фильмов производится много. В одной Москве, наверное, несколько десятков киностудий, которые занимаются производством анимационного кино. И я уверен, что на всех этих киностудиях работают наши выпускники. Причём работают достаточно успешно. Вот сегодня будут защищаться две студентки, которые несколько месяцев назад начали работать на киностудии «Союзмультфильм». Также очень успешно. Правда, в результате этого они не успели доделать свои дипломные работы в том виде, в котором нам хотелось бы. Ну, всё равно они все сделали этот нужный объём, и сделали на хорошем уровне, в хорошем качестве. И с хорошей долей фантазии и такой самоотверженной энергии. — Недавно в Шанхае прошла премьера «Гофманиады». Как приняли фильм? — Приняли очень хорошо. Было два показа. Первый — более рабочий. А второй — в огромном кинотеатре под названием «Бродвей». Там гигантский экран: люди, которые находятся около него, с дальних рядов кажутся крошечными. А на экране — гигантские, увеличенные до огромных размеров наши куклы, декорации. Хороший был звук, стерео, изображение высококачественное, что меня порадовало. Очень много тинейджеров туда пришли. Они потом большой толпой собрались и просили автографы или нарисовать им что-нибудь на майке. Китайская публика вообще очень благодарная. Они перенимают всё, что у нас есть, мгновенно. Да: и очень хорошие ученики! Они к нам и на летнюю школу приезжают, на международную. Скоро опять приедут. Они прекрасно делают всё. Что уже умеют другие, они мгновенно подхватывают. Пожалуй, китайцы — самые прилежные в мире ученики именно в плане того, чтобы точно повторить и, при необходимости, может быть, превзойти. — Вы уделили «Гофманиаде» 15 лет. Вы полностью довольны проделанной работой или хотели бы в этом фильме что-либо изменить? — Этот фильм имеет несколько версий. Есть короткие фильмы, части эти — они уже существуют практически отдельно. «Гофманиада. Часть первая. Вероника». Потом — «Гофман и тайны часовщика», который мы снимали отдельно. Есть ещё отдельный фильм «Гофманиада. Фильм-пилот». Каждый из этих фильмов отнял много времени и сил. Я иногда их показываю и порознь — ну, для студентов, в особенности. Что я хотел поменять в разных частях фильма — я менял. До последних каких-то моментов ещё шла работа по спецэффектам, по компьютерной обработке изображения, по дополнительным звуковым эффектам. Усовершенствования никогда не помешают. Тем более, что фильм существует на нескольких носителях, в разных программах. Так что, если появятся способы изображения ещё более стереоскопические или с ещё более объемным звуком, можно перевести в них. Ну, в принципе, то, что мы хотели сделать — мы сделали. — С какими сложностями вы столкнулись в ходе работы? Что растянуло её на долгие годы? — Самым сложным было то, что руководство студии менялось восемь раз. Вот и всё. Каждое изменение, скажем, в администрации или в работе продюсеров, сразу негативно отражается на работе, на съёмочном процессе. А что касается творческих работников, то они иногда работали даже независимо от того, что производство остановилось и что они временами не получали зарплату. Всё равно они работали исключительно самоотверженно и с полной самоотдачей. — И никто не отказывался от участия в проекте? — Бывало и такое, конечно. Если пауза короткая, это ещё куда ни шло. А если она затянулась на пару лет... Конечно, людям нужно где-то работать. Хорошо, что я преподаю: у меня есть возможность работать, не останавливаясь, над какими-то творческими проектами. Но не у всех такая возможность есть. Преподавание даёт определенную независимость для режиссёра или художника. Так, собственно, во все времена было. Даже Гофман преподавал, обучал танцам и пению, хотя не был профессиональным музыкантом. — Об этом, в числе прочего, вы рассказали в своём фильме. — Этот фильм, на мой взгляд, является очень современным. Какие-то проблемы были обозначены 200 лет назад, но теперь они становятся ещё более актуальными. Например, наш герой влюбляется в искусственную девушку. Это сверхактуальная тема, поскольку и в Москве появились такие искусственные девушки. И в большом количестве… и юноши, между прочим. Есть какая-то перекличка. Гофман, наверное, думал, что это сверхфантастические идеи, а на самом деле они реализовались. Когда он сказал о нашествии мавров на несчастных бюргеров — так это тоже, мы эту реплику записали ещё четыре года назад. А тут вдруг она подтвердилась просто самым таким карикатурным образом. Так что все его идеи — они абсолютно актуальны. — А сколько кукол было сделано для фильма? — Около ста. Почему я говорю «около» — потому что есть куклы с меняющимися частями тела. Например, с головой или руками. То есть, для каждой куклы делается несколько дублей. Если кукла снимается параллельно на нескольких съёмочных площадках, тогда её нужно сдублировать (или она в другом костюме или в другом возрасте). Например, наш самый главный персонаж Гофман существует в нескольких вариантах. Есть ребёнок Гофман, есть Гофман известный музыкант, есть Гофман несчастный студент, есть Гофман преподаватель музыки. И чиновник, конечно же, поскольку по образованию он был юрист. — Были ли трудности с финансированием проекта? — В такие кризисные времена инвесторы вначале откликаются, потом присылают своего агента, который подсчитывает, когда после их вложений пойдут доходы (желательно, чтобы они пошли через 18 месяцев). Когда они узнают, что любой полнометражный фильм делается не меньше пяти лет, то сразу разворачиваются, говорят: «Нам это не подходит. Мы бы помогли, конечно, и поучаствовали, если бы сразу бы доходы пошли. Ну, желательно как можно быстрее». Эти инвесторы — весьма прагматичные люди. И качествами, скажем, Морозова или Третьякова не обладают. И культурой тоже обладают невысокой. — В какую сумму, в итоге, обошлись съёмки? — Трудно сосчитать. Была какая-то заявлена от Фонда кино сумма в 17 млн рублей. Что составляет какую-то тысячную долю американского бюджета. По сложности производства это примерно то же самое, а по финансированию — так в тысячу раз меньше. Хотя картина возобновлялась, на какие-то отпускало Министерство культуры деньги — порциями довольно небольшими. Ну, и последнее время, чтобы завершить фильм, тоже, естественно, какие-то были отпущены деньги. Но, как сами руководители Фонда говорят, всё наше финансирование равно половине «Шрека». — Что в «Гофманиаде» не устроило Михаила Шемякина? Он ушёл из проекта в 2014-м году... — Я не знаю. Может быть, он в какой-то момент решил напомнить о себе, как такой эмигрант, который любит, когда о нём вспоминают. И был рад, когда после этого заявления все газеты напечатали, что он снял своё имя из титров. На самом же деле имя осталось там, где было. Основные куклы сделаны по рисункам Шемякина (самих кукол больше ста). Основные персонажи — это очень важно они заявляют стиль. И поэтому мы очень благодарны Шемякину за его участие. Он сам с большим удовольствием работал на картине. Но он появлялся не так часто, поэтому у нас было еще два художника-постановщика — Елена Ливанова, Николай Ливанов, и много других художников-исполнителей, которые делали куклы, расписывали, создавали декорации. Это была достаточно коллективная работа. Мы очень рады, что Михаил участвовал в проекте, и участвовал с самого начала, как только мы его задумали. Это я его, собственно, пригласил для работы над этим большим полнометражным проектом. Он сказал, что ожидал такого предложения лет 30 или 40, поскольку с детства иллюстрировал Гофмана, своего любимого писателя (моего, кстати, тоже). И, конечно, мы работали достаточно результативно и слаженно. И отношения у нас, по-моему, не испортились. В какой-то момент, мне кажется, Шемякин решил о себе напомнить и был рад, что все газеты напечатали, будто он снял фамилию из титров. Но, на самом деле, это произошло лишь частично. Поскольку он не был главным художником картины — таким, который постоянно присутствует — а сделал эскизы главных персонажей. И я ему за это очень благодарен. Он замечательный рисовальщик, художник, скульптор. И всё это воплотилось очень точно, в отличие, может быть, от театральных эскизов. Поэтому, что касается изобразительного решения, картина получилась абсолютно стильная. Но помимо Михаила Шемякина было два художника-постановщика — Елена Ливанова и Николай Ливанов, её сын, который, кстати, закончил наш новый факультет. Они тоже сделали много новых эскизов, декораций и кукол. И я тоже делал эскизы декораций. Потому что надо было работать в большом объёме, и не всегда Михаил мог приехать и сделать нужный объём работы. Поэтому он обозначен в титрах, как и хотел, в качестве художника основных персонажей и одной декорации канцелярии. Я хотел, чтобы было в титрах написано: «Главный художник — Михаил Шемякин». Он сказал: «Нет, вы там много сами нарисовали, пусть будет так, как есть». Ну, что-то его не устроило в плане музыки. Но Шандор Каллош, знаете, — очень известный композитор, который написал музыку более чем к 200 фильмам. И мне бы не хотелось, чтобы какой-нибудь музыкант вроде Стаса Намина вдруг начал вторгаться в эту музыку и давать свои, может быть, современные или какие-нибудь ещё аккорды. Лучше, чтобы была музыка самого Гофмана (она у нас звучит в фильме) и музыка замечательного венгерско-российского композитора Шандора Каллоша. Каллош совершенно великолепно сделал свою работу и атмосферу в фильме создал музыкальную, звуковую. Ещё замечательный звукорежиссер Виктор Дурицын работал над атмосферой. Ну, и замечательные художники-исполнители, которые делали кукол, одушевляли их. Великолепные мультипликаторы — Алла Соловьева, Катя Рыкова... То есть, великолепная команда, которая работала просто изо всех сил. И, я надеюсь, результат получился вполне адекватный, соответствующий. — Шемякин говорил, что начинает работу над собственной «Гофманиадой». Вы что-нибудь знаете об этом проекте? — Ну, пожалуйста! Я видел эти кусочки. Чёрно-белая съёмка продолжительностью пять минут. Три человека — Полонин, Шемякин и Одосинский — ходят вокруг его замка, где-то там мимо мельницы... И всё это называется «Гофманиада». Вполне забавная вещь. Кстати, «Гофманиаду» мечтал снимать Тарковский. Но, к сожалению, не успел. И вообще. Гофман такой автор, которого можно снимать бесконечно. Его, по-моему, каждый желающий может снимать — и всё будет абсолютно непохоже друг на друга. — Вы можете назвать «Гофманиаду» основным трудом вашей творческой жизни? — Ну, всё-таки это для меня уже больше чем 20-й фильм и не первый полнометражный фильм. И работу над, скажем, шекспировским проектом или над фильмом, посвящённом трём последним годам жизни Иисуса Христа не хотелось бы отменять. Но «Гофманиада», пожалуй, самый продолжительный проект и самый для меня, конечно, важный, поскольку он — последний по степени реализации. — А над чем вы работаете на данный момент? — Сейчас мы вместе с моими же выпускниками начали мини-проект с филмами-циклами с небольшой продолжительностью. Он называется «Сказка о немецкой принцессе Фике, которая стала российской императрицей Екатериной Великой». Есть книжечки Людмилы Маркиной, которая работает в Третьяковской галерее. Замечательная серия книг. И вот по этим книгам мы пробуем сделать такие маленькие фильмы. Полную версию интервью смотрите на сайте RTД.