"Война Анны": фильм ужасов (не) про Холокост
Драма Алексея Федорченко "Война Анны" участвовала в Роттердамском фестивале и "Кинотавре", собрала восторженную критику в российской прессе, многие называли ее кинособытием года. Однако дата выхода ленты в широкий прокат до сих пор не определена. Предварительно объявлено лишь то, что зрители должны увидеть картину осенью. Корреспондент портала Москва 24 Эдуард Лукоянов посмотрел "Войну Анны" и объяснил, почему, по его мнению, у картины Федорченко почти нет шансов пробиться ни к западному, ни к российскому зрителю. Камера скользит по наспех присыпанным черноземом телам, время от времени замирает, чтобы показать, как на мертвой плоти трепещут опавшие листья, за кадром плавно затихает украинская речь. Шестилетняя Анна – единственная, кто выжил в этнической чистке. Ребенок прячется в камине бывшей школы, а ныне – немецкой комендатуре. В этом мрачном и бесконечном пространстве ей придется жить на правах призрака до тех пор, пока не начнутся финальные титры. Такова фабула новой драмы Алексея Федорченко, автора "Первых на Луне", "Овсянок" и "Небесных жен луговых мари". За редким исключением фильмы о катастрофе Второй мировой оказываются либо аттракционом жестокости, либо приторной кашей из пошлых трюизмов. "Война Анны" относится к первому виду. Моральное превосходство авторов над предельно очевидными антигероями загоняет их в ловушку. Карт-бланш, выданный им судом истории, заставляет их впадать в садистское исступление и невольно превращаться в изощренных мучителей, каковыми в реальности были максимально обезличенные в этой ленте нацисты. Фильм живет по законам грайндхауса, предельно формульного искусства со своим шаблонным каноном. Если в центре повествования находятся ребенок и не очень, мягко говоря, хорошие люди разных полов, то обязательно будет сцена невольного детского вуайеризма. Если ребенок дружит с очаровательной кошечкой, авторы фильма в нужный момент прихлопнут животное, как комара. Видео: YouTube/ Кинокомпания "Гермес Фильм" Саундтрек в "Войне Анны" будто позаимствован из голливудского слэшера, а создатели не брезгуют даже скримерами и джампскейрами. Сама же героиня оказывается в амплуа final girl – последней выжившей в типичном слэшере. Словом, в "Анне" нет того, что сделало те же "Овсянки" выдающимся фильмом. В ней нет человека, его заменила функция во всем известной формуле. И понятно, почему ленту не взял ни один крупный европейский фестиваль, если не считать всеядного Роттердама и довольно локального Гетеборга. Европейский зритель увидит в девочке, запертой в печи, аллегорию еврейского народа, а вынесенное в название имя станет для него прекрасным подспорьем в этом заблуждении. При таком ложном прочтении постмодернистские игры, в которые, разумеется, не собирался играть режиссер, покажутся в лучшем случае странными, в худшем – кощунственными. На постсоветском пространстве ситуация обратная. В государстве, в котором антисемитизм долгие годы был частью официальной идеологии, попросту не могло сложиться общепринятое представление о Холокосте. Для советского человека этнические чистки в Беларуси и Украине – это не преступление против евреев вообще, а преступление против "советских граждан еврейской национальности". Такой зритель в девочке увидит просто девочку, как и было задумано. Но здесь мы наталкиваемся на другой подводный камень. "Печаль – буржуазное чувство". Эта советская директива прочно закрепилась в отечественной культуре, по крайней мере – массовой, частью которой по определению является кино. Да, в "Войне Анны" остается надежда, но хэппи-энд, вынесенный за скобки, для нашего зрителя – не хэппи-энд. Торжество победы следует продемонстрировать со всех мыслимых ракурсов, злодеи должны быть показательно наказаны, герои – награждены, а Григорий Мелехов обязан организовать в колхозе клуб любителей авиамоделирования. Без этого "Война Анны" останется для постсоветского человека вязким фильмом о том, как мучили невинную девочку, кощунственно эстетским снаффом. И теперь мы видим целевую аудиторию, которая поймет и примет "Войну Анны". Это российские кинокритики. Они, с одной стороны, достаточно погружены в западную культурную среду, чтобы принять европейский пессимизм картины. С другой стороны, они сохраняют остатки вируса "советскости", чтобы увидеть ленту такой, какая она есть, без неуклюжих аллегорий. Нетрудно представить, что ждет "Анну", если она все-таки выйдет в широкий прокат. К сожалению, это будут вереницы зрителей, покидающие зал через полчаса после начала показа, разочарованные вздохи в соцсетях, язвительные и злорадные колонки в изданиях известной направленности. Бонус: пять классических фильмов о войне и детстве, которые должен увидеть каждый "Корчак", Польша, 1990, реж. Анджей Вайда. Байопик о великом педагоге Януше Корчаке, отказавшемся бежать из Варшавы, чтобы вместе со своими воспитанниками принять смерть в газовой камере. "Иваново детство", СССР, 1962, реж. Андрей Тарковский. Полнометражный дебют одного из самых влиятельных европейских режиссеров с виртуозной операторской работой Вадима Юсова. "Империя солнца", США, 1987, реж. Стивен Спилберг. Экранизация автобиографии культового писателя Джеймса Балларда, не понаслышке знавшего, что такое детство в концлагере. "Баллада о маленьком солдате", ФРГ, 1984, реж. Вернер Херцог. Беспощадный репортаж из лагеря, в котором во время гражданской войны в Никарагуа тренировали 10-летних боевиков. "Пятая печать", Венгрия, 1976, реж. Золтан Фабри. Экранизация романа Ференца Шанты начинается как легкомысленная комедия про салашистскую Венгрию, а заканчивается трагедией библейского размаха. Дети в кадре почти не появляются, но в итоге оказываются главными героями ленты.
