Личный опыт: путь в мир кино для костромского журналиста начался с затрещины от известного артиста

Кострома – один из ведущих центров отечественной кинематографии! Тому же, кто по своей неосведомленности или природной вредности не согласится с этим абсолютно справедливым утверждением, мы хотели бы напомнить, а может быть и поведать несколько столь же упрямых и неубиенных фактов. Так, если верить всезнайке «Википедии», Кострома стала «натурщицей» без малого для 30 кинолент, причем первая из них снималась еще в дореволюционном 1916 году. Спустя семь лет, также с использованием местного видового материала, был создан фильм «Красные дьяволята». Как и предыдущая, эта картина была «немой» и, кроме того, являлась, возможно, первым советским боевиком или, если хотите, триллером. Представьте себе, что «Дьяволят» я, кажется, видел, может быть не целиком, но мне запомнились, хотя и смутно, несколько кадров. В нашем городе проводились съемки «Таинственного монаха», интересного и динамичного по сюжету фильма; в начале 70-х я смотрел его, наверное, не менее пяти раз. Опять же в Костроме снимались сцены симпатичной и, по тем временам, необычной по тематике ленты «Начало» с Инной Чуриковой. Стоит ли указывать, (а впрочем, почему бы и нет?), что ни где-нибудь, а именно здесь ваялись кинохиты «Жестокий романс» и «Сибирский цирюльник» признанных мэтров российского кино Эльдара Рязанова и Никиты Михалкова. Не могу не упомянуть также об одном из последних фильмов с участием замечательного актера Владислава Галкина – телесериале «Котовский». (Григорий Иванович – этот бандит и грабитель с замашками Робин Гуда, в молодости уголовник и каторжанин, в зрелом возрасте – эсэр-революционер, а в последние годы жизни – большевик и красный комкор был тесно связан с «Южной Пальмирой», в окрестностях которой и был застрелен непонятно за что какой-то сомнительной личностью. Однако кинолента о нем снималась где угодно (помимо Костромы, еще в Ярославле и Ростове), но не в Одессе. А вот бабушка, между тем, рассказывала мне, что едва ли не весь город приходил поглазеть на тело Котовского. На нее, молодую девушку, неизгладимое впечатление произвел утопавший в цветах большой гроб и столь же крупный и даже, по ее словам, огромный покойник в нем возлегавший. По этому случаю в городе были вывешены траурные флаги и дан прощальный салют). Уже в текущем году музей «Костромская слобода» превратился в съемочную площадку для фильма «Кровавая барыня», а месяц тому назад Мучные ряды на несколько дней вернулись в 1920 год, чтобы в стиле ретро стать неотъемлемой частью одного из эпизодов будущего сериала «Ростов». Таким образом, Кострому – город с богатыми киношными традициями трудно удивить россказнями на заданную тему. Однако вы знаете, я, пожалуй, попробую, а если не получится, надеюсь, хотя бы, отвлечь вас от «злобы дня». Но перед этим расскажу, чем, собственно, вызвана к жизни эта статья. Дело в том, друзья мои, что летом 1919-го, то есть, без году столетие тому назад Совнарком издал декрет о национализации киноиндустрии в стране. На эту тему не поленился высказаться и Ленин, заявивший: «Важнейшим из всех искусств для нас является кино», после чего «важнейшее искусство» получило активное развитие. С тех пор 27 августа отмечается как День кино, сейчас – как День российского кино. С чем мы можем искренне поздравить друг друга и посвятить дате данный материал. Итак… Мое непосредственное «соприкосновение» с миром кино началось с затрещины, которую сегодня назвали бы, возможно, волшебным «пенделем». Летом 1973-го на телеэкраны вышел и стал поистине всенародно любимым блестящий сериал «Семнадцать мгновений весны». А спустя год, когда в один из дней мы с пацанами шли на одесский пляж, в районе «Аркадии» я встретил «Клауса», да-да того самого агента, которого безжалостно застрелил советский шпион Штирлиц. Не отличавшийся в детстве хорошими манерами, я недолго думая указал на «фашистского провокатора» пальцем и крикнул приятелям: «Смотрите, это же Клаус, Клаус!», а затем отправился дальше. Но не пройдя и 20 шагов, получил неожиданный подзатыльник, сильный или не очень, но запомнившийся. После чего тогда уже вполне известный киноактер Лев Дуров (а это был именно он), зло сверкнув на меня глазами, молча повернулся и пошел восвояси… Полагаю, что этот тумак стал для меня своеобразной путевкой в кинематограф, хотя дальнейшие события вроде бы и не были связаны с ним непосредственно. Спустя месяц-другой после «экзекуции» мы с мамой отдыхали на одном из пляжей, возможно, это был «Дельфин» или «Отрада». Мать загорала, лежа на топчане, я же, конечно, торчал в воде или на самом берегу, когда ко мне подошел мужчина средних лет и спросил: «Мальчик, а ты не хотел бы сниматься в кино?». Вообще-то, эта знакомая нам по фильмам фраза могла быть произнесена по самым разным причинам. В этот раз таковая была вполне банальна, Василий Решетников – участник ВОВ, орденоносец, тогда начинающий сценарист, но уже имеющий за плечами заметный двухсерийный телефильм «Всадники», просто хотел познакомиться с моей матерью. (Впоследствии по сценариям Василия Семеновича будят снят еще ряд кинолент, среди которых «Хлеб детства моего» и очень популярный «блокбастер» конца семидесятых «Отряд особого назначения». Приятно сообщить, что 91-летний ветеран войны и советского кинематографа здравствует и поныне). Чем закончилась встреча на пляже? Мать, в прошлом неплохая спортсменка, кандидат в мастера спорта по спортивной гимнастике, обладавшая хорошей фигурой и соответствующей внешностью, которая к тому времени окончательно «побила горшки» с моим отцом, обрела интересного кавалера, а для меня открылась карьера актера. Василий Решетников Надо сказать, что такие «чудеса в решете» были тогда вполне возможны, правда, более в городах, где имелись киностудии, В Украинской ССР их было, если не ошибаюсь, лишь три – в Киеве, кажется, в Ялте и в Одессе. И в ней-то никто не удивлялся тому, что в кафе за соседним столиком пьет кофе и не только его «народный любимец» Александр Панкратов-Черный, специально прибывший в город, чтобы сыграть сцену с песенкой «А ну-ка, убери свой чемоданчик…». Впрочем, и блат в то время никто не отменял. Именно благодаря чуду и блату, уже спустя неделю я находился в одном из просмотровых залов Одесской киностудии, в котором собрались около пятидесяти ребят примерно моего возраста. Что там происходило? Набор и отбор для съемок киноленты «Мальчишки ехали на фронт»! Валентин Козачков – режиссер этого фильма и многих известных детских картин, среди которых «Валерка, Рэмка +», «Тигры на льду», «Мушкетеры 4«А», «Золотые туфельки» и др., поставил перед нами задачу – разыграть сценку. Сюжет ее был прост: ты разделся догола, пошел купаться, вышел на берег, а твоей одежды нет. Как водится, среди нас оказались «актеры», в неодинаковой мере наделенные артистическими способностями. Я оказался среди тех, кто вроде бы изобразил картинку получше других (впрочем, и блат… ну вы помните!), а потому мне досталась вторая роль – но не та, что между 1-й и 3-й, а такая, которая между главной и эпизодом. Тем не менее роль этого калибра предполагала выезд вместе с творческой группой в «экспедицию»… «Мальчишки ехали на фронт» «Мальчишки ехали на фронт» – это черно-белая кинолента о войне. Фабула его такова: ребята, потерявшие в войну родителей, пытаются добраться воинским эшелоном до фронта, чтобы воевать и отомстить немцам за гибель близких. Однако их обнаруживают и направляют в школу ФЗУ (фабрично-заводского ученичества) в один из тыловых городков, где они становятся квалифицированными токарями и изготавливают минометные снаряды для фронта. Для съемок требовалась хорошая и красивая зима, за которой было решено выехать в Подмосковье, а именно в Орехово-Зуево, где «экспедиция» разместилась в одной из гостиниц на отшибе городка. «Мальчишки» были фильмом необычным. Его неординарность состояла хотя бы в том, что половина актеров являлась малолетними преступниками. Ведь мы – благополучные и «гладкие» домашние мальчики, а нас было шестеро или семеро, даже переодетые в штопаные телогрейки и не очень чистые штаны из неизвестного материала, не слишком-то походили на полуголодных ребят времен войны. Поэтому из Фонтанской спецшколы, что под Одессой, был отобран для съемок десяток худых и забитых ребят, отбывающих там срок по «малолетке» за более или менее серьезные правонарушения. Между прочим, и «самый главный» – Валентин Федорович Козачков, мудрый человек и замечательный рассказчик, талантливый актер (мастер эпизода) и уже маститый, признанный режиссер детского кино, который вскоре стал для нас «дядей Валей», и сам отсидел, но на взрослой зоне, несколько лет за что-то, о чем не любил рассказывать. Надо сказать честно, что наши «коллеги» из спецшколы оказались ребятами сволочными, их отношения определяла ярко выраженная тюремная дедовщина, между ними не прекращались драки, благо, что не поножовщина. Приданный им спецшколой воспитатель практически «не просыхал», и его подопечные занимались, чем хотели. Впрочем, мы с ними кое-как передружились и даже кое-что у них переняли. Именно в Орехово-Зуево я в свои тринадцать с копейками лет начал активно материться, курить и пить, хотя, помнится, не водку, а вино. Замечу, что из всех этих привычек со мной сегодня осталась лишь одна, да и та в ослабленном виде. А еще, в небольшом провинциальном городе мы стали очень известными личностями, у нас появилось много юных поклонниц, они приходили под окна гостиницы и терпеливо ждали. Из всех наших я был одним из самых младших, спустившись, брал одну из нескольких своих подружек и уводил за угол целоваться. По малости лет я еще не знал, что еще можно делать с девочками, а вот парни, что постарше, знали и, думаю, делали… Валентин Козачков Так понимаю, что малобюджетные «Мальчишки» не могли себе позволить «дорогих» артистов. Из «заслуженных» здесь снимался Сергей Яковлев, ранее исполнивший характерную роль Устина в сериале «Тени исчезают в полдень». А еще к участию в картине был приглашен не слишком известный тогда актер Олег Корчиков (ушедший из жизни в минувшем году), он был занят в эпизоде. Собственно из съемочного процесса запомнилось немного: пара-тройка моих крупных планов и первое знакомство с лыжами. Если вам удастся посмотреть фильм, в чем очень сомневаюсь, то меня узнаете сразу – я тот, кто где-то там вдалеке упал, спускаясь с небольшой горки, и которого объезжали, ругаясь, все остальные. Погода в Подмосковье нам, кстати, не особо благоприятствовала; для прохода группы учеников, ввиду отсутствия снега, вызывали две пожарные машины. Мы шли по улице, чавкая ботинками по разлитой мыльной пене, изображавшей снег и пели: «Как у нас в ФЗУ перемена пиши: утром чай, в обед чаек, вечером чаище!». А вот следующим летом, уже в Одессе, ввиду поздно замеченного брака пришлось переснимать зимние дубли. Нас в 30-градусную жару переодели в бушлаты, дали в руку по зажженной сигарете. На фоне берез, с развешенной на ветках белоснежной ватой, мы затягивались и когда давалась команда «Мотор», означавшая включение кинокамеры, выдыхая дым, кричали: «Шурка-а-а!». Забыл сказать, что в руках у меня были лыжные палки, а внизу, вне кадра, я был в шортах и сандалиях на босу ногу… В 1975-м я еще долго не расставался с киностудией: мне – обладателю ярко выраженного одесского акцента – предложили озвучивать на украинский язык главного героя картины, того самого искомого киношного «одессита Шурки», а в обычной жизни – подающего надежды юного актера-москвича Петю Черкашина, который, впрочем, вскоре оставил кино. В студии дубляжа я провел около месяца, научившись многому, например, я узнал, что по-русски плюются «тьфу», а на украинском – «тьху». В перерывах я любил заглядывать в павильоны, где снимались несколько фильмов, в том числе и очень известный впоследствии «Капитан Немо». Меня веселило, что «сама собой» открывающаяся дверь декораций, имитирующих внутренность подводной лодки, была выполнена из пенопласта, а «автоматически» ее открывал, таская за привязанную веревку, один из ассистентов режиссера. «Мальчишки ехали на фронт», кажется, выиграл главный приз какого-то всесоюзного фестиваля, но важнее было другое – наша дружба с дядей Валей продолжалась еще много лет. «Козак», как его еще называли друзья, замечательно готовил «мясо с кровью», его замызганная холостяцкая «однушка» всегда была приветливо открыта для любого гостя. Именно там я познакомился с Радием Погодиным – фронтовиком, поэтом, художником, прекрасным детским писателем (я очень дорожу подаренной Радием Петровичем книгой «Шаг с крыши» с автографом, который звучит так: «И давай, как договорились, не по-умному, а по-товарищески»), автором сценариев к таким хорошим фильмам, снятым на Одесской киностудии, как «Дубравка», «Рассказы о Кешке и его друзьях», те же «Валерка, Рэмка +» и «Шаг с крыши». Радий Погодин Припоминаю, как абсолютно невысокого росточка Корчиков показывал, как он в прыжке достанет ногой до верхнего косяка двери козачковской квартиры. Неудачно рухнувшего на пол актера подняли и бережно уложили на диван. Конечно же, все это происходило в условиях застолья, не то, чтобы я подчеркиваю это особо, но из песни слов не выкинешь. Начиналось это так – «Козак» откупоривал бутылку водки, наполнял 250-граммовый стакан и тут же молча, без тоста, в одиночку его выпивал. Потом он переходил на рюмки и пил наравне вместе со всеми. Наливали и мне, я, чтобы поддержать компанию, не отказывался, но лишь пригубливал, а чаще – пропускал. Олег Корчиков Однажды у дяди Вали я познакомился с Григорием Поженяном, на мой взгляд, одним из лучших советских поэтов тех лет. На его стихи были написаны такие замечательные песни, как «Мы с тобой два берега у одной реки…», «Маки, маки, красные маки – горькая память земли…». Участник двух войн – Финской и Отечественной, дважды представленный к званию Героя Советского Союза, но так им и не ставший, в тот вечер он захватывающе рассказывал о рейде по карельским тылам в составе разведывательно-диверсионной группы. А чуть позднее, не в силах остановиться, декламировал свои стихи, конечно же, о войне. Мне запомнилось одно четверостишие, но не хотелось бы переврать слова, поэтому приведу лишь последние строки: «…Что порой доползти до сосны – все равно, что дожить до Победы!». Я искал это стихотворение среди книг Григория Михайловича, но почему-то не нашел, как не обнаружил и еще одного его произведения. Вот как было дело. У «Козака» в то время проживала кошка, ее, предположим, звали «Мура», и когда к ней обращались, она мяукала. Уже после далеко не первой бутылки Поженян решил проверить ее знание языков. Он проговорил что-то сначала на немецком, Мура сказала: «Мяу». Поженян произнес фразу на французском. «Мяу», – ответила Мура. Григорий Михайлович пришел в восторг и пообещал написать стихотворение которое называлось бы «У Вали кошка – полиглот», но увы… Григорий Поженян Летом 1976 года я снялся в эпизоде еще одного фильма В.Козачкова – в «Волшебном круге», посвященном, если не ошибаюсь, предреволюционным событиям в Одессе. Я играл благовоспитанного мальчишку в костюме и при бабочке, сидящего в ложе цирка с мамой – шикарной дамой в роскошном платье. Однако костюмеры так и не смогли подобрать мне пиджак по размеру и тогда сотворили простую вещь, которую зритель наверняка помнит по фильму «Не может быть». Как Вячеслав Невинный «уменьшил» костюм «соседа» – Михаила Светина – так и «лишний» материал на спинке моего пиджака костюмеры взяли в щипчики, которые, впрочем, отлетали при каждом дубле, когда я вскакивал, чтобы засвистеть. Пронзительно и громко свистнуть в два пальца требовал сценарий, но я этого не умел. Впрочем, это была решаемая проблема – звук «подложили» при монтаже, я ведь уже прекрасно знал, как это делается. Приблизительно в это же время меня пробовали для съемок в еще одном очень известном впоследствии детском фильме – «Тимур и его команда». Но попытка была неудачной, в роли Гейки – нагловатого «боевика» из группировки Тимура я был абсолютно не органичен. Да и, честно говоря, мыслями был уже очень далеко от Одессы, в сентябре 1976-го я поступил в Рижское мореходное училище ММФ, где в свое время преподавал мой отец, который остался проживать в столице Латвии, там и умер… Обучаясь в Риге, я не порывал связей с кино. Прилетая в Одессу на время коротких отпусков, вечер-другой я обязательно проводил у дяди Вали, где продолжали собираться шумные теплые компании. Кажется, летом 1978-го я познакомился с актерами фильма «Цыган». Самого «Будулая» (молдаванина Михая Волонтира), врать не буду, не встречал, но посидел за одним столом, а прощаясь, обнялся с молодой красавицей, узбечкой Матлюбой Алимовой, сыгравшей в сериале «Настю». Там же у Козачкова видел я и украинца из Черновцов Василия Руснака, исполнившего роль маленького цыганенка, если не ошибаюсь, приемного сына «Клавдии» (Клары Лучко). Да и вообще, были ли в киноленте «Цыган» цыгане? Матлюба Алимова В том же году, но уже зимой, под новогодние праздники, произошла еще одна памятная мне встреча. Как-то ближе к вечеру, когда уже темнело, я по многолетней привычке зашел к «Козаку». Как обычно, у него было людно: пара незнакомых мне мужчин, затем его давнишний друг и партнер по многим картинам, прекрасный кинооператор Леонид Бурлака (сотрудничавший со Станиславом Говорухиным, Петром Тодоровским), занятый в ту пору работой над знаменитым в будущем сериалом «Место встречи изменить нельзя», и сам исполнитель главной роли фильма – «Капитан Жеглов». Гости, видимо, недавно пришли со съемочной площадки, сосредоточенно ели что-то мясное и, конечно, «запивали». Дядя Валя меня привычно представил: «Олег Де-Рибас – потомок основателя Одессы». Владимир Семенович поднял на меня глаза, приветливо чуть кивнул головой, я улыбнулся в ответ и присел на краешек скамьи, бегать вокруг стола и «ручкаться» в киношных кругах не практиковалось. Говорили мало, ели-пили, было видно, что гости устали, Высоцкий и вовсе молчал. Я знал, что у дяди Вали на всякий случай припасена «семиструнка», стоявшая за дверью (в то время очень многие творческие личности умели и любили играть на самых разных инструментах), но Козачков, конечно не стал бы напрягать знаменитого барда, с которым, как понимаю, он был очень хорошо знаком, но близко не дружил. Вскоре я встал, тихо попрощался с хозяином, и как это было принято, ушел «по-английски»… Олег Де-Рибас С пятого, последнего курса мореходки меня сотоварищи выгнали за самоволку и драку, учиненную нами, курсантами, с местными из Юрмалы, которая закончилась милицейским «обезьянником». То есть скандал был такой, что даже отец, все еще располагавший в училище крепкими связями, не смог спасти меня от отчисления, благо хоть не влепили вполне реальные «15 суток» административного ареста. Я вернулся в Одессу, где во весь рост встал вопрос о моем призыве в армию, к чему я, впрочем, был вполне готов морально и даже физически. Но вдруг, в один из первых июльских дней 1980-го мне на домашний телефон (впрочем, на какой же еще?) позвонил дядя Валя, что само по себе было необычно, и попросил срочно зайти. Оказалось, что ввиду отсутствия главного героя, которого или не могли найти, или не получалось согласовать, «горит» фильм «Я – Хортица». После все совершилось практически мгновенно: беседа с молодым режиссером-постановщиком Александром Игишевым, формальные кинопробы и утверждение на роль, полугодовая отсрочка от службы (военным консультантом фильма был генерал-лейтенант!) и скорый выезд в трехмесячную «экспедицию» в Запорожье… Сюжет киноленты, скорее, незамысловат, хоть и опирается на наличие и действия реальных личностей и вполне возможные события. В этом и состоит одно из главных достоинств картины, ведь сценарии к «Хортице», а тем более к «Мальчишкам» писали люди, более чем знакомые с тематикой, не только знавшие войну, но и с честью ее прошедшие… Август 1941 года. Немцы выходят к Днепру, готовятся форсировать реку и захватить левобережье. На исторический остров Хортица, где в екатерининские времена располагалась Запорожская Сечь, прорываются немецкие мотоциклисты. Руководитель обороны острова, чье подразделение ведет тяжелые бои с противником, просит местных комсомольцев во главе с Володей Летягой вывезти раненых бойцов на правый берег – в Запорожье. На этом и следует остановиться, а то, если что, вам будет неинтересно смотреть. И только одну тайну должен вам приоткрыть – санитарный обоз, наряду с военврачом, сопровождает медсестричка, которую зовут Эви… Эстонке и по фильму, и в жизни – Пилле Пихламяги (это имя не склоняется, а фамилия переводится как «Рябиновая гора») было тогда, кажется, чуть более 15-ти, мне шел 20-й. По сценарию, санитарка Эви и Володя (он же ваш покорный слуга), каждый по-своему спасая увечных красноармейцев, проводят вместе несколько очень трудных и опасных дней, избегая гибельной встречи с занявшими Хортицу немцами. Между ними возникает симпатия, а может быть – и нечто большее. Но это на экране, а вне съемочной площадки это однозначно было «большее», я бы даже рискнул сказать «большое», по крайней мере с моей стороны. С первых дней я как старший и уже «повидавший виды» молодой мужчина, заменил ей мать, но не отца. Между прочим, Пилле прекрасно запомнилась мне еще по «Тимуровой команде», где она, 11-летняя, сыграла небольшую роль нескладной немочки Берты в смешном платьице. Но в гимнастерке и пилотке со звездочкой она чем-то очень напоминала солнечную Евгению Симонову – летчицу из фильма «В бой идут одни старики», а вот каким героем выглядел в ее глазах я, не знаю… Пилле Пихламяги Между тем, друзья, «Sapienti sat» или «Понимающему достаточно», как сказал бы древний римлянин, ведь у нас еще остались темы, столь же достойные освещения. Надо сказать, что казалось бы рядовой детско-юношеский фильм собрал очень достойный актерский ансамбль, украшением которого стал, безусловно, еще один прибалт, соотечественник Пилле. Речь идет об оригинальном и самобытном артисте, ведущем актере студии «Таллинфильм» Ульфсаке Лембите, «творческая копилка» которого содержала к тому времени такие вполне известные советскому зрителю ленты, как «Легенда о Тиле» и «Смерть под парусом». Подлинное же признание к Лембиту пришло несколько позднее с ролями в фильмах «Мэри Поппинс, до свидания» (Роберт Робертсон или мистер Эй) и «В поисках капитана Гранта» (Жак Паганель). Наш эсесовец (а именно такую роль он сыграл в «Хортице») получился очень интеллигентным и совсем не страшным. В Союзе эстонцев считали чванливыми, не знаю. Но помнится, в одной из наших совместных сцен, а их было несколько, я, засмотревшись на его элегантный черный мундир и высокую фуражку, вдруг забыл весь текст, просто стоял и молчал, а драгоценная импортная пленка крутилась тем временем впустую. Тогда Лембит, и без того неважно владевший русским языком, решил помочь и на немецко-эстонском обратился ко мне: «Гофорите, Володья, гофорите». Дубль, однако это не спасло и после команды «Стоп» мы рассмеялись, в отличие от насупившегося режиссера. Я был искренне расстроен, когда узнал, что Лембит Юханович скончался в Таллинне весной 2017 года… Ульфсак Лембит На роль немецкого полковника был приглашен латыш Улдис Лиелдидж. Вспоминая эпиграмму Валентина Гафта: «На свете меньше есть армян, чем фильмов, где играл Джигарханян», о Лиелдидже можно было сказать, что он переиграл, как минимум, офицеров вермахта всех званий, да еще, возможно, и по нескольку раз. Ночами напролет за двумя-тремя бутылками сухого вина мы расписывали «пулю» по копейке за вист с добротными и опытными, но, увы, не слишком «раскрученными» актерами Михаилом Горносталем и Сергеем Свечниковым, причем последний обычно проигрывал пару рублей, после чего возмущался, топал ногами и обвинял нас в сговоре против него, что, конечно, было неправдой. В заметных ролях снимались также несколько ребят – из Запорожья, России и даже из Армении. Все они были на пару-тройку лет моложе меня, да и по фильму я был их вожаком, потому без всякой натяжки можно было говорить об «Олеге и его команде». Одесситов же было только двое – кроме меня, очень тогда известный по фильму «Приключения Электроника» 16-летний актер (а ныне моряк торгового флота), Вася Скромный, сыгравший школьного хулигана Гусева. Улдис Лиелдидж И, несомненно, «мегазвездой» нашей картины, да и всего отечественного кино, был Николай Рыбников, приглашенный на важную, но небольшую роль генерала Филимонова. От бухгалтера нашей картины мы узнали, что гонорар Николая Николаевича за один съемочный день составлял 75 рублей – месячную зарплату начинающего инженера. Столько же, если не больше, получал тогда, кажется, только еще один гранд – Иннокентий Смоктуновский. Рыбников был занят в «Хортице» два дня; ему кроме того оплатили самолет в оба конца и номер «люкс» в лучшем отеле города. Но такого маститого артиста вряд ли удалось бы заманить в Украину только лишь высоким гонораром и обширным райдером. Дирекция картины, как мне рассказали потом, воззвала к ностальгическим чувствам мэтра. Дело в том, что не где-нибудь, а именно в Запорожье в 1956-м был снят ставший классикой фильм Одесской киностудии «Весна на Заречной улице», выдвинувший молодого актера в первые ряды мастеров кино и сделавшего его знаменитым на весь СССР. Спустя четверть века Рыбникова в Запорожье принимали соответственно: ему организовали встречи с почитателями, задарили презентами, завершили же программу закрытым банкетом с участием партийного и советского руководства области и города. Перед предстоящей съемкой с «генералом Филимоновым» я находился в состоянии легкой паники и не спал полночи, пока текст достаточно метражной сцены не стал «отскакивать от зубов». Однако, как выяснилось поутру, Николай Николаевич те же самые полночи занимался абсолютно другим. Когда Володя Летяга начал докладывать генералу обстановку на оккупированном острове, тот слушал его рассеянно, спрашивал и отвечал невпопад, притом абсолютно не по тексту, в который, думаю, и не удосужился заглянуть. Я, пытаясь «вытащить» сцену, тоже начал нести какую-то дикую отсебятину, в надежде, что все еще можно будет поправить грамотным дубляжом. Наши мучения завершились третьим дублем, после которого режиссер потухшим голосом произнес традиционное «Спасибо, снято!». Но, и это было ясно сразу, снято было погано, а потому сцену пришлось переснимать, а вот почему меня в этот раз заменили другим персонажем фильма – Самвелом – это остается загадкой… Николай Рыбников Также хорошо запомнились мне еще два момента. 25 июля 1980 страна узнала о смерти Высоцкого, а назавтра едва ли не половина группы, ломая расписанный по часам график съемок, вылетела в Москву с ним попрощаться. У Владимира Семеновича на киностудии и в Одессе было очень много товарищей и приятелей. Вернулись наши какими-то растерянными, опустошенными. Чтобы войти в нормальный рабочий ритм, понадобился еще день-другой. Кажется в августе-месяце в Запорожье приехала «Машина времени». До этого я, понятное дело, слышал, но еще не видел живьем этот стремительно набирающий популярность коллектив, который к тому времени успел объехать с выступлениями уже, пожалуй, половину Советского Союза. В главном зале Запорожья негде было упасть не то, что яблоку, но даже семечке, за билеты при входе давали три цены, нам же контрамарки в первые ряды выдали бесплатно. На концерт я, к слову, пришел в безумно дорогих, 150-рублевых джинсах «Lee», купленных мною в Одессе на первую «хортицкую» зарплату плюс сэкономленные суточные, за что и сам получил свою долю восхищения от посетителей. Два часа пролетели, как минуты, блестящие Макаревич, Кутиков и Подгородецкий держали зал в радостном возбуждении от первой до последней ноты. По условиям, концерт «Машины» нельзя было снимать и записывать, однако наши звукооператоры сумели пронести профессиональную портативную аппаратуру, поэтому еще с месяц на площадке в перерывах звучали хиты «Кого ты хотел удивить», «Свеча», «Птица цвета ультрамарин», «Поворот» и другие. Что касается самого творческого процесса. Съемки военного фильма – дело очень хлопотное и сложное, прежде всего, технически. Это и пиротехника с ее дымовыми шашками, взрывпакетами, боевое оружие, пусть и заряженное холостыми патронами. Это – советское и немецкое обмундирование (и в то, и в другое наряжали солдат-срочников, их поставляла ближайшая часть) и даже обычная одежда военных лет, в которую приходилось переодевать десятки людей для массовых сцен. Но это еще полбеды, а вот когда по Запорожью начали гонять солдаты вермахта в соответствующей форме, хоть и без автоматов, но на закамуфлированных мотоциклах с германскими номерами, ветераны ВОВ были очень недовольны – в партийные и другие органы посыпались жалобы. Бывших фронтовиков можно было понять, со времени окончания войны прошло всего лишь 35 лет, воспоминания были еще свежи. «Добили» же ветеранов немецкие танки, прогрохотавшие по улицам города. Их выписали с военно-технической базы «Мосфильма» (в составе этого специального подразделения насчитывалось тогда сотни танков и бронетранспортеров, масса разнокалиберных орудий времен Великой Отечественной и даже несколько самолетов) и привезли в Запорожье по железной дороге. Затем техника была выгружена и ранним утром колонна из, кажется, пяти танков проследовала к месту съемок. После этого «парада», говорили, были случаи инфарктов. Имелась и еще одна проблема – пьянство, в том числе и на съемочной площадке. В те застойно-запойные, но вполне благополучные времена еще слыхом не слыхивали о безалкогольных кампаниях, которые начались спустя два года с приходом к власти генсека Юрия Андропова. В камервагене или тонвагене – специальных машинах, предназначенных для съемок в полевых условиях – всегда можно было махнуть рюмку-другую для бодрости духа, что многие не без удовольствия и делали. Особенно отличался в этом представитель ответственной и даже небезопасной профессии – пиротехник фильма со странной для СССР фамилией Гондурас. Мы даже полагали вначале, пока не заглянули в его паспорт, что это кличка. Так вот, из-за этого самого Гондураса, которого часто и по делу рифмовали с одним очень употребляемым словом, со мной произошел неприятный случай. Снималась одна из самых сложных, прежде всего организационно, сцен фильма – «Линия обороны». Трое ребят, в том числе и я, сбегают с горки к позициям наших войск, чтобы предложить командиру свою помощь. Слышны автоматные очереди и ружейные выстрелы, гремят орудийные раскаты (а «рабочий звук» обязательно записывается), взлетает в воздух почва, а также клубы дыма и пыли. По всему маршруту нашего пятидесятиметрового «пробега» прикопаны помеченные камнями взрывпакеты – завязанный полиэтиленовый кулек с литром солярки и вложенным электродетонатором. Все просчитано до секунд, мы должны разминуться по времени с подрывами, ведь заряд даже такой небольшой мощности может если не прибить, то серьезно травмировать. Первая, затем вторая репетиция, Гондурас со стеклянными уже с утра глазами вроде бы справляется с командами режиссера с секундомером в руках: «Взрыв, взрыв», условно соединяя вручную оголенные концы проводов. Звучат уже привычные: «Сцена икс, дубль первый», звонкий деревянный стук хлопушки, «Мотор» и «Начали». Володя бежит первый, его товарищи-комсомольцы Христофор и Вилен – вплотную, стараясь не отставать. Первый взрыв, второй, за спиной слышу топот, все пока в порядке. Взрыв третий, остается еще два-три. И вдруг в нескольких сантиметров передо мной вздымается земля, удар валит на спину. Звучит испуганное «Стоп мотор», надо мной склоняются ребята, ко мне, оглушенному и полулежащему, бегут ассистенты режиссера и Александр Сергеевич Игишев, берет меня за руку, облегченно вздыхает. Ничего страшного, мне повезло, что смотрел вперед, а не вниз под ноги: глаза целы, только подбородок и щеки посечены мелкими камушками и крошкой, ну и чуть дрожат руки – форменная контузия, только в легкой форме. Гримеры мастеровито вытирают с лица кровь, наносят толстый слой тонировки. Ничего не закончено, «show must go on», такая насыщенная сцена обходится картине в тысячи рублей, не нынешних, а полновесных советских. Посещаю тонваген, чтобы набраться бодрости и смелости еще на один дубль, выше на горе солдатики копают саперными лопатами небольшие ямки под новые заряды. Еще через полчаса – «Спасибо, снято». В тени шиповника безмятежно спит кем-то замененный после первого дубля пиротехник, а на уме только одно слово – Гондурас… С другой стороны совсем без этого дела было просто невозможно. Съемки начались в июле, а завершались в глубоком сентябре, когда температура воды в вечерне-ночном Днепре опускалась уже и до 16-17 градусов. Между тем едва ли не треть киноленты снималась в темное время суток, на берегах острова, а многие сцены и в самой реке. Согласно нигде не прописанным, но устоявшимся правилам, актеру за каждую «водяную» репетицию и дубль полагалось по 50 грамм спирта для «растирания». Обычно лично мне на вечер вручали бутылку водки. И действительно вдали от центрального отопления ничем другим согреться было просто невозможно, иное дело, что «лекарство» я применял все же внутренне, а не наружно, а что не мог употребить, тоже не пропадало – зябко-то было всем. И меня, и Пилле, и «раненых» не единожды загоняли в какие-то болотца или в плавни, водка для актеров и съемочной группы лилась рекой, хоть и не такой полноводной, как Днепр. Да и помимо холода, съемки военного фильма на воде являлись самым настоящим экстримом. Только об этом одном можно было бы написать захватывающий сценарий и снять полноценный «экшен». А включить в него следовало бы несколько курьезных случаев, вот некоторые из них. По сценарию Володя Летяга подплывает к лодке Самвела, чтобы ее у него отобрать, но тот метко «отстреливается» от него арбузами, а потом еще грозит наганом, подобранным у убитого немцами милиционера. Так вот, при съемках этого сюжета, моя голова приняла на себя не менее десятка разбивающихся вдрызг арбузов средней величины, ведь планы, чтобы вы знали, бывают общие и крупные. В этом случае снимали и те и другие, после этого я едва отмыл гудящую голову от мякоти и сока, а около темечка образовалась необычная – большая и невысокая плоская шишка, которая не сходила несколько дней. Но и далее произошел конфуз. Когда мои пацаны, влезая на лодку, ее качнули, Самвел неожиданно выронил револьвер, который упал в воду. Это было самое настоящее «ЧП», за потерянное оружие пусть и с просверленным стволом, делавшим его не боевым, могли строго, едва ли не сроком, наказать того же Гондураса, за него отвечавшего, а то и директора картины. Потому буквально все кто помоложе – осветители, операторы, гримеры, ассистенты и сам режиссер – сняв штаны или подоткнув юбки, стали бродить по неглубокому озерцу, пытаясь нащупать наган ногами. Я же, который лучше других знал где тот упал, вскоре его нашел, незаметно достал и засунул за спину, за резинку семейных трусов, такие уж нам выдали костюмеры. Еще минут пять я не без удовольствия и злорадства смотрел, как мои коллеги бороздят илистое дно и только потом, высоко подняв револьвер над головой, по-архимедовски закричал: «Эврика!», то есть «Нашел!». Но это я еще не рассказал вам, какой эффект производит взорванный в воде рядом с тобой взрывпакет, вызывая не шибко приятные ощущения в некоторых частях тела, что ниже пояса. Да и сам капризный Днепр преподнес нам немало сюрпризов. Ну представьте – трое разведчиков выныривают у берега из воды, старший делает условленное утиное «кря-кря» (этот звук, который не так-то легко воспроизвести, заменили позднее, при монтаже) и не услышав ответного кряка от Володи, бойцы сурово тянутся к оружию. И в этот напряженный момент течение приносит в кадр пустую консервную банку или кожуру от апельсина… Данную сцену, к слову, ввиду какой-то ошибки пришлось переснимать на Днестре, в райцентре Беляевка, что под Одессой. Это было уже в декабре, когда вода в реке была чуть теплее мелкобитого льда. Старшину согласился сыграть наш осветитель – крепыш и, возможно, тайный «морж». А в местном кафе-баре нашли двух других «разведчиков», которым неоднократно налили и до, и после «мокрого» дубля, да еще дали с собой вместе с закуской, хотя они были рады и тому, что им просто удалось благополучно вынырнуть. Одной из заключительных сцен фильма, снятых на острове Хортица, стала героическая смерть Володи Летяги. Согласно сценарию, пуля из автоматной очереди попадает в бутылку с зажигательной смесью, которую он намеревался бросить в немцев, ищущих спасения от снарядов советских бомбардировщиков. Его тело вспыхивает ослепительным факелом… «Экспедиция» вернулась домой. Озвучивать мою роль поручили другому актеру, поскольку неистребимый одесский сленг был неуместен в киноленте о колыбели украинского казачества. Пилле уехала в свой Таллин, в последние дни съемок мы как-то отдалились друг от друга. После она снялась еще в нескольких картинах. Я окончил 11-й класс вечерней школы и следующей осенью восстановился в мореходке… «Рукописи не горят», – ответил булгаковский Воланд Мастеру. Думаю, это в полной мере относится и к фильмам. Так, «Мальчишек» ни в прокате, ни по телевизору я не видел уже несколько десятилетий, но одна из копий, безусловно, хранится в архиве Одесской киностудии, а вот «Хортицу» крутили совсем недавно, две недели тому назад на телеканале «Звезда»… Приближается День кино. Положа руку на сердце, я бы не поставил этот праздник в один ряд, скажем, с Новым годом или своим днем рождения. Это – только одно из светлых и ярких пятен моей юности. Однако кино для меня, как, полагаю, и для очень многих из вас, уважаемые читатели и зрители, остается если не важнейшим, то важным и высоким искусством. Олег ДЕ-РИБАС.