Бернардо Бертолуччи: великий провокатор и главный «мечтатель» итальянского кинематографа
Последние годы жизни Бертолуччи провел в инвалидном кресле.Так он выезжал на сцену Дворца фестивалей и конгрессов в Канне в 2011 году получать спецприз за вклад в мировое киноискусство; сидя в нем, он сделал шокировавшее общественность признание про «сцену с маслом» в «Последнем танго в Париже«; из него же руководил съемками фильма «Я и ты» в 2012-м — первого после почти десятилетнего молчания и, как оказалось, самого последнего. Серьезные проблемы с позвоночником, начавшиеся после съемок «Ускользающей красоты» в 1996 году и усугубившиеся после «Мечтателей» (2003), не просто внесли коррективы в его планы (например, не позволили снять фильм про композитора-аристократа Карло Джезуальдо, в конце XIV века убившего жену на пару с ее любовником). Болезнь изменила его режиссерскую оптику: от больших тем и эпохальных событий Бертолуччи обратился к маленькой, частной истории. В шестидесятые он, начинавший как студент философского и ассистент Пазолини, засматривался французской «новой волной» и рефлексировал на тему бунта против социальной несправедливости («Костлявая кума», «Перед революцией»). Потом разочаровался в революции и снял «Конформиста» — фильм о зарождении фашизма с точки зрения психоанализа — и, одновременно, о собственных отношениях с Годаром (Годар называл режиссеров коммерческого кино пособниками фашизма, Бертолуччи, считавший его учителем, принял эти слова на свой счет). Потом был «Двадцатый век» о Европе между двумя мировыми войнами, потом период увлечения Китаем, своеобразная ревизия юношеского интереса к маоизму («Маленький Будда», «Последний император»). А в 2012 году Бертолуччи снял кино о школьных каникулах, прошедших не на горнолыжном курорте, а в подвале — за чтением комиксов, уходом за муравьиной фермой и наблюдением за наркотическими ломками. В 2010 году, отбывая долгий домашний арест-рехаб после очередной сложной операции, он прочитал свежий роман Никколо Амманити «Я и ты» — о замкнутом подростке Лоренцо, травмированном смертью товарища, и его старшей сводной сестре Оливии, сидящей на героине; они вынужденно проводят вдвоем неделю и от взаимной неприязни приходят к чему-то вроде любви. Читая книгу, Бертолуччи почему-то вспомнил драму «Парни не плачут» с юной Хилари Суонк. Потом — одноименную песню The Cure, звучащую в начале фильма. А потом познакомился с 14-летним Якопо Ольмо Антинори, лохматым, как лидер The Cure Роберт Смит, и скуластым, как Пьер Паоло Пазолини. Юноша сообщил, что пишет школьное эссе о Пазолини, и режиссер понял: все сложилось, пора снимать кино. В нем будет старая музыка, которую он любит, замкнутое пространство, которое он прочувствовал за годы болезни, и ощущение безвыходности — безо всякого отчаяния при этом. Понимая, что кроме «Я и ты» он может ничего не успеть, Бертолуччи расставил всюду приветы — только успевай замечать. Фильм начинается в кабинете психотерапевта. Приветствуя пришедшего на прием Лоренцо, доктор выезжает из-за стола в кресле — точно таком, в каком сидел сам режиссер на площадке. На эту роль Бертолуччи взял Пиппо Дельбоно — итальянского театрального радикала, чья труппа наполовину состоит из людей с физическими или ментальными недугами. В жизни Дельбоно передвигается без кресла, но хорошо знает, как это, когда тело начинает тебя подводить, — много лет он живет с ВИЧ и борется с подступающей слепотой. Юный Антинори в роли Лоренцо на самом деле напоминает не Роберта Смита или Пазолини, как казалось Бертолуччи, а Луи Гарреля в «Мечтателях» — только помладше. Помещая его вдвоем с античной красавицей Теа Фалько в пыльный подвал, художественно набитый разным барахлом, режиссер заставляет зрителя, который хорошо помнит все знаменитые эпизоды «Последнего танго», «Ускользающей красоты» и «Мечтателей», замереть в предчувствии очередной сцены порока. Но ее нет! Такова последняя и самая смешная шутка Бертолуччи, который совсем не любил комедию — по крайней мере, итальянскую. Тут нет никакого кровосмешения, никакой педофилии. Разве что на словах: вредный подросток Лоренцо, пытаясь закончить неприятный разговор с мамой, спросит ее, стала бы она, останься они единственными людьми на планете, заниматься с ним этим самым — ну, ради выживания человечества. Эксперименты с людьми тоже остались в прошлом. Сорок лет назад Бертолуччи довел Марию Шнайдер до ручки на съемках «Последнего танго в Париже», заставив пройти через унизительную сцену изнасилования (актриса утверждает, что ее не было в сценарии, режиссер в 2016 году в ответ на волну возмущения заявил, что было все, кроме сливочного масла, но он очень раскаивается). В 2012-м он же просто позволил всем на съемочной площадке делать то, что им свойственно: Фалько быть ровно такой, как в ее работах (в свободное от съемок в кино и сериалах время актриса делает медитативный видеоарт с самой собой), а Антинори — стеснительным парнем, который любит полежать с книжкой. «Просто приятно побыть рядом с молодыми» — так отвечал 75-летний Бертолуччи во многочисленных интервью после каннской премьеры на вопрос, что заставило его изменить принятое в 2003 году решение уйти из кино.
