Екатерина Мцитуридзе о российском кино и скандале вокруг Вайнштейна

На полях VII Санкт-Петербургского международного культурного форума RT удалось побеседовать с главой «Роскино», киноведом и телеведущей Екатериной Мцитуридзе. В эксклюзивном интервью Мцитуридзе рассказала, чем, по её мнению, обусловлен рост зрительского интереса к российскому кинематографу, какие отечественные проекты хорошо «продаются» за границей и благодаря кому актёры Данила Козловский и Софья Лебедева попали в зарубежные проекты. Кроме того, руководитель «Роскино» пояснила, почему поддерживает движение MeToo и чем полезен судебный процесс против Харви Вайнштейна. — За последние десять месяцев российскому кино удалось собрать в прокате 12,5 млрд рублей. По всей видимости, нам удастся побить рекорд прошлого года. Как вы считаете, чем обусловлен такой интерес к отечественному кинематографу? Стали мы лучше снимать или лучше рекламировать? — Или, возможно, курс валюты поменялся (улыбается. — RT). Я думаю, что тут играет роль совокупность факторов. Конечно, в рублёвом эквиваленте сборы растут. Если говорить о долларах — очень многое пересчитывается в долларах, как бы мы ни хотели, чтобы было наоборот — это более сложный подсчёт. Но рост, безусловно, есть. Это связано с тем, что качество российских фильмов стало за последние годы лучше. Это не значит, что десять лет назад они не были качественными — сейчас скажем, средний уровень вырос. — А почему? — Я думаю, что стало больше специалистов. Поколение меняется — больше профессионалов приходят в кино. Десять лет назад существовали осколки огромной советской системы (кинопроизводства. — RT), которая, напомню нашим зрителям, после торговли водкой в Советском Союзе была на втором месте по доходности. Советская система была разрушена — особенно кино-театральный прокат. В кинотеатрах продавали автомобили и холодильники. Это всё со временем восстанавливалось, и совокупность факторов привела к тому, что в последние несколько лет всё более или менее пришло в порядок. Ну, сколько времени прошло после перестройки? Это всего лишь одно поколение. И да — это очень мало для слома системы. Мы до сих пор находимся в стадии формирования. Наше кино — всё ещё не индустрия в том понимании, в котором она есть во Франции, Голливуде и даже в том же Болливуде — или в других странах, где не было вот этих сломов и переломов систем. Я считаю, что самое главное и необходимое сегодня (и количество кинотеатров, и качество фильмов должно улучшаться), в первую очередь, — образование. Катастрофически не хватает образования и профессионалов в кино. — Я слышала, что тот же ВГИК, хоть и считается основой основ, сейчас предлагает несколько устаревшее образование. То есть, студентам приходится получать дополнительные навыки на стороне… — Есть такое мнение касательно ВГИК, что это несколько устаревший формат. Но тем не менее там передают, скажем, классическую школу знаний. И, например, операторам, которые выходят из ВГИК, нет равных не то что в России — они профессионалы мирового уровня. Многие американские сериалы, которые мы любим и смотрим, снимают русские операторы. Очень часто даже режиссёры сериалов — из России. Потому что всё-таки у ВГИК есть база. Да, безусловно, я думаю, он требует огромной модернизации. Но образовательные учреждения, которые сейчас называют себя школами... Хорошо, что они есть, есть альтернатива, есть новая школа кино. Тем не менее знания, которые они передают в течение года, несколько отличаются от того фундаментального образования, которое, например, получают кинематографисты в Сорбонне или в Калифорнийском университете. Маленькие киношколы дают... профессиональные какие-то навыки — камеру как поставить, звук как подключить. И какие-то кальки по написанию сценария. А дальше мы видим шаблонные фильмы по шаблонным сценариям, без сердца и без души. А всем хочется снять «Ноттинг-Хилл» или «Бриллиантовую руку». Но почему-то получаются в итоге какие-нибудь странные «Бабушки какого-то поведения». Более того, эти комедии не дают большие сборы, вот в чем беда. Если мы говорим: «О’кей комедии, о’кей низкопробное кино, но сборы огроменные» — инерция. Сейчас собирают больше фильмы ужасов, качественно снятые. Потому что вкус зрителя вырос — что не может не радовать. — Последнее время мы стали снимать много фильмов ужасов. На ваш взгляд, далеко ли им ещё до западного уровня? — Думаю, что уже есть образцы мирового уровня. Вот «Невеста» — российская, и по всему миру она продана замечательно. И «Русалка. Озеро мёртвых». Или «Проигранное место» Надежды Михалковой. Они прекрасно продаются. Сейчас только начались продажи на американском кинорынке, откуда мы вернулись неделю назад. Там они тоже замечательно продаются. Потому что это жанровое кино, которое снято со вкусом, со стилем. Любители жанра видят, что это качественно, аудитория на это пойдёт. Всё очень просто. Комедия — это шире, она для многих. Чтобы комедия получилась качественной, нужен совершенно безупречный сценарий. Над тем же «Ноттинг-Хиллом» смеются в каждой стране мира! Или, я не знаю, теми же содербергеровскими «Оушенами», мальчиковыми или девочковыми. Это же понятно всем. У нас «Супербобровы» сейчас неплохо продаются. Что действительно говорит о качестве. Или «Кухня». Даже франшиза сериала «Кухня» была продана во многие страны мира. Ведь это действительно уникальный юмор, понятный не только в России. Есть какие-то национальные моменты, но вообще он во всём мире абсолютно понятен. Надо осознавать, что есть внутренняя локальная история и есть международный рынок. — Как вы считаете, есть ли у отечественных фильмов в принципе шансы завоевать любовь западного зрителя? Возможно, мы слишком разные и не сможем найти общие точки соприкосновения, если дело коснётся серьёзных жанров, драм? — Не соглашусь с вами. Ровно наоборот. Вот что касается драм и серьёзного кино, скажем, независимого кино (хотя оно тоже частично и даже в основном снято за счёт Министерства культуры, поэтому нельзя назвать его независимым) — оно как раз очень доступно для понимания. И я совершенно не выношу мнений, когда говорят: «Ой, Андрей Звягинцев Россию порочит»... Нет. Совершенно нет. Или фильмы Германа, или фильмы Сокурова... Я обсуждаю эту реакцию с людьми, которые сидят в зале, в Канне ли, в Венеции ли, где-то ещё. Люди воспринимают эти истории как универсальные! Именно поэтому они продаются во все страны мира. Дистрибьюторам глубоко безразлична политическая конъюнктура. Им важно, чтобы они вложили в фильм деньги, и он окупился. Когда дистрибьютор берёт «Нелюбовь» или «Фауста» и хочет прокатить их в своей стране — он хочет собрать аудиторию. И, когда она собирается, это говорит о том, что люди не видят в этих фильмах критику России. С какой стати? Они видят историю, произошедшую в России, которая могла бы произойти и на их территории. И, собственно говоря, весь этот скандал вокруг «Левиафана» искусственный. Андрей Звягинцев много раз подчёркивал, что история «Левиафана» была взята им из заметки, истории, произошедшей в Соединённых Штатах. Такая история могла развернуться в любой стране мира — от диктаторских каких-то до любых самых-самых демократий. Я помню, обсуждали, что параллельно такая же история происходила во Франции, в одном маленьком городе, где мэр так же бесчинствовал. Это частные истории, которые люди видят потом универсальными. — Этим летом стало известно, что Данила Козловский и Софья Лебедева снимутся в англо-американском сериале «Макмафия». Тот же Козловский примет участие в шестом сезоне «Викингов». Скажите, что необходимо сделать для того, чтобы российские актёры лучше продавались за рубежом? — Эта работа продвижения актёров — тоже часть нашей работы, и — гораздо шире — работы актёрских агентств, с которыми они работают. Что касается Козловского, Лебедевой и многих других актёров (в том числе прекрасного Юрия Колокольникова, который в «Игру престолов» попал, и Маши Андреевой, и ещё очень многих других), произошло это благодаря одному-единственному человеку. Есть такой человек, большой сподвижник русской культуры, русского кино и актёров — Ричард Кук. Ричард основал фестиваль в маленьком ирландском городе. Там он собирает, с одной стороны, актёров преимущественно европейских (он очень любит русских) и лучших кастинг-директоров, кастинг-агентов со всего мира, голливудских, европейских. Три-четыре дня они общаются, презентуют друг друга. И кастинг-директора составляют себе впечатление о них, записывают, примеряют на разные роли. Дальше их вызывают. Или не вызывают — уже как кто себя заявит. Вот этот человек ответственен за этот прорыв... Это заслуга одного человека, одной компании. И «Роскино» является партнёром этого мероприятия в Килкенни: мы помогаем оплачивать проезд российских актёров. — Владимир Мединский говорил о необходимости госпротекционизма в отношении российского кино. Какие меры уже предприняты? Как мы защищаем отечественную продукцию от зарубежной? — Когда речь заходит о мерах протекционизма по отношению к кино, я всегда говорю одно: меры должны быть. Но поддерживающие, а не запретительные. То есть, нельзя за счёт запрета фильмов из других стран продвигать российское кино. Российское кино можно поддерживать другими мерами. Например, телевизионными. У нас телевидение абсолютно отдельно от кино. Во всём мире это не так! Вот во Франции, когда выходит на экраны французский фильм, не ограничиваются зарубежные фильмы в прокате. Сколько положено каждому фильму — столько и будет. Бытует мнение, что во Франции есть квоты. Я авторитетно заявляю: нет во Франции квот с каких-то 1960-х годов. Но есть ограничения на телевидении: все центральные каналы французского телевидения в эти дни не показывают иностранные фильмы и фокусируются на своём. Каждый французский телеканал обязан вкладываться в производство французских и даже европейских фильмов. По европейской конвенции работают. Хочет, не хочет — обязан. За этим следит французский Фонд кино. И это очень сильная структура, CNC, работающая вместе с Министерством культуры. У нас несколько другая ситуация. У нас тоже есть кинофонд, который сейчас реформировали. И я надеюсь, что со временем мы придём к французской модели. Она действительно заслуживает внимания и прекрасно ложится на российские реалии. Потому что Голливуд нам достать сложно. У нас нет студийной системы. Там уже век назад сформировалась система больших студий. От Warner Bros. до Paramount, Fox и так далее — вы все их знаете. Вокруг них формируются уже дальше эти экосистемы. И очень часто авторское кино снимается при поддержке мейджоров, которым, казалось бы, нужны только «Трансформеры» и «Пираты Карибского моря». — На Западе очень широкое распространение получило движение MeToo. У нас в стране всё проходит более спокойно — актрисы почему-то не жалуются массово на приставания со стороны режиссёров, продюсеров. Неужели потому, что у нас подобные вещи не происходят? Или причина в чём-то другом? — Я думаю, что причина в менталитете и неуверенности в том, что девушка, которая подаст в суд на известного режиссёра или продюсера, будет достойно защищена судом. Я абсолютно уверена, что в наших судах и правоохранительной системе есть прекрасные люди, профессионалы, которые бились бы за такие процессы. Но инерция, неверие в то, что так может быть, заложены нас ещё с 1937-го года. Как и то, что мы не верим, будто можем выиграть. А сколько было ситуаций, когда женщины выигрывали суды в России!.. Масса таких историй, поверьте. Только это не афишируется. Когда я делала заявление по поводу Харви Вайнштейна, мне присылали очень много писем. Я попросила всех и в Facebook, и в Instagram, и в личную почту не обращаться ко мне, как к эксперту. Это была моя личная история. Я поддержала большую международную историю и решение большой международной проблемы в лице этого человека, терроризировавшего индустрию. А что касается частных историй — всегда лучше обращаться к адвокатам, которых в России великое множество. Не пожалеть денег и получить хотя бы одноразовую консультацию у профессионального, грамотного адвоката. У нас блестящие адвокаты. — А что касается вашей конкретной истории, вы документально оформили свои претензии? Внесли вклад в дальнейшую судьбу этого человека? — Было расследование The New York Times... А потом был момент, когда ко мне обратился уже друг из The Hollywood Reporter — это одно из самых уважаемых в индустрии, в Соединённых Штатах, изданий. Он очень деликатно подошёл к теме, очень деликатно взял интервью. Каждое моё слово было проверено, каждое утверждение — вплоть до оборотов речи. Чтобы всё было корректно — с адвокатами, с юристами, с нашей и с их стороны. Безусловно, это было так. Но теперь я стараюсь не следить за этой историей. Потому что она уже в надёжных руках: ей занимается нью-йоркская прокуратура, одна из самых респектабельных и уважаемых в Соединённых Штатах. Я думаю, что они сделают правильное решение. Их цель — не унизить кого-то и разрушить чью-то жизнь, а сделать так, чтобы этот человек понял, что он был неправ, и извинился перед сотнями людей, которые косвенно пострадали. А сколько людей — действительно, в миллионах исчисляются! — видят вот эту безнаказанность и дальше действуют. Говорят: «А, этому сошло, так и нам сойдёт». Я совершенно не оцениваю позитивно перегибы, перекосы, которые случаются. Но то, что это движение позитивно — спору нет. Мы всё-таки говорим о благополучных слоях населения, случаях открытых, публичных конфликтов и отстаивания своих интересов. А слои, которые менее защищены, женщины из стран, где не торжествует вера в правосудие — они ведь даже боятся просто сказать и признаться!.. Многие завершают свою жизнь очень печальным образом… И теперь они узнают, что есть возможность и добраться куда-то, до кого-то донести своё горе, поделиться и исправить эту ситуацию. И не в той жизни, а этой. Более подробную версию интервью с Екатериной Мцитуридзе смотрите на RTД.