В фильме "Дом, который построил Джек" главный герой мучает и убивает: мужчин, женщин, детей, утят. Жестоко, с радостью, с виртуозной выдумкой, которая не снилась реальным "Чикатилам". Мы не опишем далее шокирующих деталей, но предупредим уже здесь, что до просмотра фильма нужно понимать, кто такой режиссер этой картины Ларс фон Триер, и чего от него ожидать (в смысле, чего угодно, и жаловаться потом будет некому).
Итак, Джек (Мэтт Диллон), как можно догадаться из названия, действительно строит дом, даже два: настоящий, из стропил и брусьев, и метафорический, и оба их все никак не может достроить. Метафорический – тут имеется в виду не настоящее жилище, а, скорее, труд всей его жизни, смысловая конструкция, которую Джек, мнящий себя художником, собирает из отдельных своих произведений. К сожалению для разных невинных людей, самовыражается он путем их искусного умерщвления. Первой нам показывают его случайную попутчицу (Ума Турман), которая шутит, что Джек похож на маньяка, и за это он ее убивает.
Первая же мысль, которая возникает по ходу действия: Джек – это автопортрет режиссера. Действительно, датский автор, известный чрезвычайно нетривиальными, бескомпромиссными, эпатажными фильмами (последние из них – "Антихрист", "Меланхолия", "Нимфоманка"), склонен одновременно к самоанализу и мизантропии. Он любит себя и презирает, вечно в депрессии и при этом свою депрессию постоянно экранизирует. В общем, сам Ларс – личность чрезвычайно примечательная, и, как один из важнейших режиссеров в новейшей истории кино, имеет полное право снять кино о себе.
Выходит, убийства Джека – это фильмы самого Триера. Разве что Ларс, разумеется, никого не убивает, максимум – часть себя, когда дарит нам новое кино. Каждый раз нам рассказывают, что датчанин, преодолевая сложную депрессию, все же продолжил творить и еще параллельно пить. Его проекты неоднократно отменялись и фундаментально менялись. Про каждый фильм Триера можно сказать: это чудо, что он все-таки что-то доснял. У Джека в "Доме, котором..." многое не получается, а даже если получается, то исключительно чудом: чего стоит эпизод, где горе-маньяк едет на машине, и за ним тянется кровавый след. Улики смывает спасительный дождь.
На этом моменте обычно все размышления останавливаются. Но наивно думать, что искусство фон Триера имеет под собой цель только лишь в самокопании. Конечно, Ларс самовлюблен: он даже прибавил к своему имени приставку "фон" просто потому, что ему так захотелось. Ишь ты, фон-барон. Но куда важнее не сама констатация того, что режиссер себя любит (и ненавидит), а то, куда дальше ведет его логическая цепочка.
Что еще заметно? Триер обильно себя цитирует, даже больше обычного. Он напрямую вставляет куски из своих предыдущих картин в те ключевые для понимания фильма моменты, где Джек ведет задушевные закадровые беседы с неким Верджем. Здесь это ключевая фигура. До поры мы его не видим, но затем узнаем, что эту роль играет Бруно Ганц, известный по культовому "Небу над Берлином", где он сыграл ни много ни мало ангела. Тогда же мы понимаем, что Вердж – это Вергилий, тот же, что вместе с Данте путешествовал по аду в "Божественной комедии". Значит, фильм просто препроводит своего главного героя туда, где ему самое место, – в преисподнюю. Туда же за коллегой-художником отправляется и сам Триер. Все кино можно оценить как грандиозное фаталистичное подведение итогов.
Вообще, в этих кусках, кроме очередного обсуждения природы творчества, еще много цитат. Знать досконально, о чем речь, необязательно, потому что Триер все любезно пояснит. Но все же вот примерный список имен: литература – Уильям Блейк, (опять же) Данте Алигьери; живопись – Делакруа, Мунк, Климт, Гоген; музыка – Бах, Армстронг, Боуи; кино – Пазолини, Кассаветис, Триер. А еще вдруг – политики: Сталин, Муссолини, Мао, Гитлер. Приравнивая величайших тиранов к величайшим же художникам, Триер продолжает сложную метафору о близости искусства и насилия, на сей раз массового.
Впрочем, конкретно этот момент дает понять, что это лукавство, и таков, скорее всего, весь фильм. Вряд ли Ларс считает, что Гитлер – творец, и вряд ли ставит фюрера в один ряд с собой или с Данте Алигьери. Куда как вероятнее, что это все грандиозный розыгрыш из рубрики "великие шутят". Семь лет назад Триера объявили персоной нон грата на Каннском фестивале после того, как на пресс-конференции "Меланхолии" он, видимо, не очень осознанно пошутил про Гитлера и сказал, что он сам немножко нацист. "Нимфоманку" Ларс показывал на других фестивалях, в Берлине и в Венеции, и вот его пустили обратно, и, как в плохой частушке, "мимо тещиного дома он без шутки не прошел".
Если же это не шутка, то от фильма остается одно недоумение. Что Триер себя любит, мы знаем и без его напоминаний. Но "Дом, который построил Джек" не выглядит как попытка интеллигентской самоиронии, все очень серьезно. Вообще, фильм довольно невыносимый: он не бьет под дых в финале, как шедевральные "Рассекая волны" или "Танцующая в темноте". Он вообще не бьет, а, скорее, испытывает зрителя, устраивает ему многочисленные этические подставы. Сцены убийства Триер старается сделать издевательски комичными, они всегда превращаются в буффонаду, и люди с готовностью смеются над смертью. Но чем Ларс тогда лучше своего же зрителя, которого он выставляет жестоким дураком, – большой вопрос.
Остается только один вариант трактовки, очень грустный, но не невозможный. Триер неспроста намекает нам: что естественно, то не безобразно, а смерть для человека – все же событие, скорее, закономерное, чем неожиданное. Может, ему и правда не так долго осталось? Что ж, тогда, действительно, вслед за Джеком Триер превратил в произведение искусства собственную смерть, и холстом для opus magnum сделал себя. Жутковато, поэтому хочется верить, что "Дом, который построил Джек" – не последний фильм мастера. Авось еще нас помучает.