Юрий Нагибин. Двойная игра

В начале января на канале ТВ Центр вышел документальный фильм «Юрий Нагибин. Двойная игра», снятый Натальей Головко (ООО «ПАНЧ ТВ»). Если в праздничной суете времени для его просмотра у вас не нашлось, найдите его сейчас - ведь эта та документалистика, смотреть которую не просто нужно, а необходимо. Выхода этого фильма ждали и мы, причем беспристрастными зрителями не были: как-никак, имя Нагибина для «Вечерней Москвы» значит много, о чем мы неоднократно писали. Эпизод с установкой мемориальной доски в память о Нагибине в фильм, к которому редакция имела отношение, к сожалению, не вошел - когда происходила церемония открытия доски, картина уже была смонтирована. Может быть, это было бы хорошим финалом для ленты, эдаким завершающим аккордом, но уповать на сослагательное наклонение вряд ли стоит, фильм хорош и без этого, что радует. Итак, о главном: почему стоит смотреть картину. Начнем с основного: это очень серьезная, нетривиально расшифрованная история о глубокой внутренней драме известного человека. И подобного анализа личности Нагибина, во многом знаковой для нашей страны (литературы - точно!) фигуры, никто и никогда прежде на ТВ не делал; в прозе же попытки подобного анализа были, но и их полными назвать нельзя. Впрочем, дело не только в анализе жизни и судьбы человека знакового. Это и взгляд «над» , выше одной судьбы - это история таланта, развивавшегося в условиях советской системы, история человека -заложника обстоятельств, своей совести и дарования. И в этом смысле фигура Нагибина беспрецедентна по трагизму. Ему было дано свыше больше, чем кому бы то ни было, он реализовался масштабнее, чем многие другие, но и внутренний разлом его души был глубже, чем могло казаться даже самым близким. Но как же так? Почему он так не любил власть, которая давала ему все, и что скрывал от всех? Лишь потом откроются в фильме все карты. Но драма Нагибина - в многократной пере-самоидентификации его личности. Он входил в жизнь как сын не слишком удачливого еврея, которого обожал, к которому ездил в лагерь раз в два-три месяца, про которого писал повесть, закапывая ее в лесу за домом, создавая параллельно ту продукцию, в которой нуждалась советская система. А потом узнал, что его отец - русский офицер-белогвардеец - был расстрелян красными еще до его рождения. И с высоты этого знания его жизнь смотрелась совершенно иначе. А по другому краю его расплющивало плитой идеологии, ни капли которой не просачивалось в его прозу. Но зато под весом ее трещали его кости и скрипел несгибаемый хребет... А когда он прогибался, пусть и не ломаясь, усмирить боль помогали водка, женщины, острые чувства. И работа... В конце концов, долгие годы не предавала его только она. Он любил всех своих жен, и, конечно, Беллу Ахмадулину - гениальную поэтессу с ломкой душой, ставшей, как писал Нагибин, его продолжением - со всеми его же грехами и страстями. Она - бунтарка изначально, жившая не по советским правилам. Он - не переходивший опасной черты литератор-гений, чья проза была и остается хрустальной, составляли странную пару. И когда брак разрушился, Белла сказала ему самое горькое, что могла, вольно или невольно добив: назвала советским... Но выход для своих терзаний Нагибин находил не только в светском образе жизни и невероятной работоспособности. Он с двадцати с небольшим лет вел дневник, ставший для него единственным местом абсолютного, полного откровения. Он подготовил его к печати незадолго до смерти, и так и не увидел его опубликованным. И откровений из этого дневника ему не простил почти никто. Беспощадные оценки, беспощадные разоблачения и высмеивания, поставленные в один ряд с лютым самоистязанием, с покаянием и запредельной по искренности исповедальностью, наполненные личными откровениями и безжалостным самокопанием - «Дневник» Нагибина стал вершиной его литературного творчества и образцом жесточайшего писательского обнажения и честности. Он не прикидывался в нем ни капли, поскольку не мог знать, позволит ли когда-нибудь чужим глазам читать то, что было написано... И позволил - но так, чтобы не видеть реакции... Фильм-анализ, фильм-биография, фильм-история. Поиски любви и гекалитры водки, притуплявшей боль он внутреннего разрыва, внутреннего дуализма, разлома. Он писал все лучше, а падал все ниже, и понимал это. От неминуемого финала его уберегли еще одни женские руки - руки его последней жены, ставшей его «соломинкой». За нее, за Аллу Григорьевну, Нагибин и зацепился, захлебываясь в потоках несущей его на скалы реки жизни. С ней он переживет многое, с ней мягче стали углы его внутренней клетки, в которой билась и рвалась об заостренные прутья душа. И это будут его счастливые годы. И за это счастье он выпьет и чашу зависти от тех, кого считал друзьями, и чашу успокоения. Разговор о противоречивой, но невероятной по яркости фигуре писателя в фильме ведут его коллеги - писатель Денис Драгунский и Александр Куприянов, Виктор Ерофеев, Юрий Поляков и Виктория Токарева, журналист и общественный деятель Николай Сванидзе, поэт и философ Константин Кедров, вдова писателя Алла Григорьевна. Фильм получился очень плотным по кадру, информации, с прекрасным закадровым текстом. Пожалуй, один лишь минус картины бросается в глаза и даже несколько раздражает: в самом конце, закольцовывая финал и начало, точка ставится на фразе: «Юрий Нагибин был Настоящим Советским Писателем» . О, нет, не так. Он был как раз нетипичным советским писателем, хотя свои драмы, в чем-то схожие, и переживали многие его коллеги. Или даже так: Нагибин был все же несоветским писателем, творившим в советское время, личностью европейского, если не планетарного масштаба. Но это - одно-единственное замечание. Посмотрите картину. Она поражает. Коллегам - поклон.