«Омерзительно, приду еще». Зрители «Дау» — об СССР, водке, экспериментах над людьми и своих эмоциях

Новое искусство или бесчеловечные опыты на людях? 700-часовой фильм о жизни советского физика Льва Ландау и эпохе СССР стал самым спорным культурным феноменом последних месяцев. Французские газеты назвали его «танцем на костях». Проект представляет собой арт-пространство советского периода, где посетитель может провести несколько часов и даже дней, в зависимости от билета, который называют «визой». Там же можно посмотреть фильм о Ландау — Илья Хржановский снимал его в течение 10 лет. Одни называют проект успехом, другие — провалом, третьи требуют запретить его, а режиссера привлечь к ответственности за жестокость к людям и животным. В Сети обсуждают «феномен Дау» — желание зрителей приходить на проект снова и снова, несмотря на не самые радужные эмоции. «360» пообщался с посетителями арт-пространства. «Конспирология, паранойя и сюр» Рассказывает Александр Кулиш Первое впечатление было от самого театра. Он на реконструкции, и из-за этой реконструкции там все ободрано до бетона. Получилось гаражное пространство, которое переделали под инсталляцию с деталями советского быта. Где-то комнаты, которые заставлены мебелью советской, статистами, которые там находятся в костюмах. В баре выдают в эмалированных мисках еду и напитки. Я лично водку не пил. Я ее вообще не пью. Насильно никто водку не вливал, но там в этом баре водку продавали. Особенно ночью — там сидели люди, которые выпивали. В кафе их есть три типа меню, но тебе не говорят, что это за меню. Им якобы запрещено! Вы можете купить одно-второе-третье, а что там будет — сюрприз. Точно так же у них с фильмами и всем остальным Это какая-то конспирология, паранойя и сюр. Это часто неприятно и раздражает. Там была такая советская еда. Борщ, пюре со шпротами, кусок хлеба, соленый огурец. Еда всем нам знакомая, а французам очень часто непонятная. Там никто ничего не знает. Это первое. Мне запомнилась сама атмосфера — с одной стороны, как бы тоталитарная, а с другой стороны, довольно креативная. Большинство посетителей — французы. Русских на первый взгляд не более 5%. Много русскоязычного персонала, видимо, это какие-то мигранты, потому что часто они говорили с говором или акцентом. Посетители — продвинутые любители искусства, богемная публика, которую ты обычно видишь на каких-нибудь вернисажах, киноманы С моей точки зрения — это успех в любом случае. Даже если это кому-то не нравится, эта тема привлекает огромное количество людей, задевает за живое и тех, кто даже ее не видел. Несмотря на экстремальные сцены жестокости, которые не все могут перенести. Тип фильма, на который зрителя очень трудно заманить. Но везде возник ажиотаж, обсуждают и в Москве, и в Париже, и в других городах. С точки зрения маркетинга это, конечно, успех. Неуспех в то же время заключен в том, что вот эта мишура вокруг фильма мешает доступу к самому фильму. Гаражные условия, плохо слышно. Непонятно, когда и что ты будешь смотреть. Создатели сделали все возможное, чтобы затруднить зрителю именно контакт с самим фильмом. Это лично меня очень сильно раздражало. Спланированная организованность или просто так вышло? Я считаю, что и так, и так. Вот такие правила игры, их принимают, но это вызывает раздражение. Поэтому я не осуждаю людей, которые раздражены Я бы пошел туда снова. Посмотреть больше этого фильма. Одного раза достаточно, чтобы понять, но хочется посмотреть больше. Если бы еще театр Шатле открылся — это все-таки основная площадка! Там больше инсталляций и залов. Несмотря на то, что там много негатива в этом фильме, мне бы хотелось копнуть глубже и шире. Посмотреть больше. «Могли не пить, но пришлось» Рассказывает Виктор Бойко Никакого первого впечатления тут нет и быть не может — надо как минимум полдня провести в зоне кинопоказов и посмотреть хотя бы какую-то часть материала, потому что его очень много. В театре должно было быть пять залов, но он все еще закрыт. И вместо двух пространств все происходит только в одном. Как можно было, имея проект на такой стадии неготовности, все-таки его открыть? Огромная недоделанная работа, просто, видимо, появились причины не откладывать этот проект и дальше, и вот каким-то таким образом непосредственно прогремело в Париже. И при этом атмосфера все равно отличная, потому что вся вот эта селедка и картошка из железных мисок, бесконечная водка и пиво, домашний компот и снова водка! Мы адски напились в первый день. В коммунальной комнате у шамана была потрясающая женщина, которая просто напоила нас. Мы могли бы не пить, но как бы пришлось Никто не заставляет пить водку. Но так как там это везде, да еще подается в этих прекрасных алюминиевых кружках 60-х годов, и еда в таких же алюминиевых мисках… вся эта селедка, и соленые огурцы, и картошка. Мы пошли туда в час дня, не позавтракав, и, придя в «Дау», мой друг Коля сказал: «Это же прекрасное место для завтрака! Зачем в Париже еще куда-то ходить, если есть пространство „Дау“?!» Я верю, что люди, которые там окажутся, даже если они не планировали пить, они все равно пить начнут, потому что иначе там тяжело без этого. Пить водку или не пить — это все зависит от вас. Есть люди, которые не пьют, и все в порядке. Просто созданная там атмосфера со всеми этими зловещими героями фильма… когда ты смотришь его второй день, то начинаешь этих героев уже узнавать: вот этот чокнутый профессор, вот этот полковник КГБ, который приказывал всех убить — это все часть пространства, в котором ты находишься. Неразбериха — это отсылка к богатым, гламурным и красивым «нулевым» годам. Когда было много денег и люди творили, что хотели. Здесь, думаю, то же самое: не открылись — откроемся завтра, когда состоится перфоманс, может, в шесть, а может — в восемь, а может, вообще не состоится Есть люди, которые в восторге и хотят вернуться. Кто-то считает насилие в кадре неэтичным. Для меня стало очевидным, что тот бессмысленно длинный материал, который сейчас показывают в Париже, абсолютно не законченный. А еще там нет телефонов (гаджеты заставляют сдавать перед входом — прим. «360»). Мы сейчас существуем в пространстве, где у всех телефоны в руках. Всегда. И находиться в ситуации, где телефонов ни у кого нет и все как-то взаимодействуют друг с другом или хотя бы сами с собой, это прям инновация. Плохой звук в диалогах. Я бы, наверное, позавидовал иностранцам, которые берут дубляж и слышат достаточно чистый голос переводчика в ухе. С другой стороны, в подвале есть кабинки, где можно посмотреть любой фрагмент — там абсолютно нормальный звук. И в одном фильме нет субтитров, а в другом были. Абсолютно пограничные эмоции вовлечения в плане просмотра кино. Атмосфера, несмотря на очень большую неоднозначность, просит и прям заставляет в нее вернуться. Если бы я жил в Париже, я бы ходил туда. Один из наших друзей, который с нами снимал квартиру, остался, он до сих пор в Париже. Я в шутку спросил в нашем парижском чатике: «Коль, а ты ходишь еще на „Дау“?». И он сказал, что да, мол, как раз сегодня был и не ходить туда невозможно. В меню вы не можете выбрать конкретное блюдо, потому что там просто три позиции: мясо, рыба и овощи. Есть хорошее за 5 евро, очень хорошее за 10 евро и лучшее за 15 евро. И что там, вы не знаете. Бармены все в основном русскоговорящие, и когда французы спрашивают, что же входит в еду, они не говорят. Но так как ты видишь процесс приготовления всего, то в какой-то момент можно сказать девочке, что мы вот это хотим. «Свиней режут ради стейков, мышей— ради науки» Рассказывает Артем Заяц Лилась рекой водка, тушенкой все это заедалось. Должны были быть концерты, но всех их отменили — кроме специальных показов для ограниченного числа людей. Сами фильмы мне показались очень скучными. Напоминают съемку на телефон. Часто они в расфокусе, диалоги очень тягучие, бесконечные и с кучей повторов. Тут надо сказать, как эти все фильмы были сняты. Внутри огромной декорации, которая изображала закрытое пространство, как бы научный институт 30-60-х годов. Там жили люди несколько лет. После двух-трех лет такой жизни под прицелом камер они уже переставали стесняться, уже у них происходил секс, пьянки, драки и все такое. Режиссер сидел в определенном месте. Были камеры наблюдения, когда он увидел что-то интересное, то засылал туда оператора. Оператор все это снимал. Экран поделен решеткой на 16 сегментов. Одновременно параллельно потоком идут 16 видео. Я так понимаю, это куски, которые не вошли в фильмы. Там вообще нет монтажа. Как снято, так и запущено… Ну, в фильме это вообще тяжело смотреть, а когда пытаешься смотреть в не урезанном виде, то там совсем уж жуткий материал. Там убивают крыс лабораторных, режут свинью прямо на ковре в присутствии благородной публики, которая плачет, наблюдая это, но вроде как им нельзя отворачиваться. Таковы правила игры. Непонятно кем установленные Конечно, смотреть это тяжело. Ты смотришь и не понимаешь, зачем ты это смотришь. Вроде как заплачены деньги, нужно смотреть. Я понимаю, что мысль была такова, что да, свиней режут ради стейков, мышей режут ради науки, люди занимаются сексом. Так или иначе, этот секс некрасив, у людей жировые складки, пигментные пятна, синяки, звуки неприятные при этом издают, говорят много глупостей, двигаются неловко, эти все волосатые ноги… там какие-то совершенно сочетания, которые вообще вызывают отторжение. Инцест, например. «Эксперименты над людьми» Рассказывает Ирина Дюпорт Здесь любая плохая организация удачно вписывается в концепт проекта. Когда я пришла и увидела огромную очередь, в другое время и на любую другую вещь я бы не стала стоять. Но тут это словно дверь в СССР. Это часть советской цивилизации. Поэтому меня это даже развеселило, скажем так. Потом сказали: «Никого пускать не будем, только своих по блату». Это тоже часть бардака, даже нашего французского бардака. Эмоции… я испытала эмоции брезгливости и омерзения. Я не готова смотреть много таких фильмов, которые бы вызывали у меня брезгливость, но я обязательно приду еще раз на следующей неделе. Это интересно. Это интересно даже с точки зрения биологии поведения, потому что ему позволили (этому режиссеру) поэкспериментировать с живыми людьми. Можно обсуждать этику этого вопроса, соглашаться или нет, но уж так случилось Там было очень много как бы фальшивых людей из силикона. Сделаны абсолютно замечательно. Ты буквально до метра подходишь и не понимаешь, что это не живой человек. С этим была масса курьезов, потому что люди подходили к этим «людям» и не знали, что это муляжи. Тем более что они даже не были холодными. К ним можно было прикоснуться, они были одеты. Представьте себе, сидит абсолютно живой человек, ты подходишь и говоришь: «Можно к вам присесть?». Только потом понимаешь, что перед вами не живой человек, а силиконовая фигура. Они были очень хорошо сделаны. Они были везде. Ты уже потом начинаешь привыкать к ним. На меня произвело очень большое впечатление, что, по воспоминаниям участников проекта, там было очень много доносов. Как только людей в эти условия погружают, сразу все подлое начинает откуда-то вылезать Это, конечно, грустно, и ты понимаешь, что человек именно такой и что все хорошее — это, в общем-то, хорошо подавленное плохое. С этим я вышла. Водку я не пью вообще. Водка там была разных видов за какие-то там деньги. Вина там не было, естественно. А борщ был очень приличным, поэтому да. Там вся посуда, миски железные и чай был из титанов советских. Вот этот буфет тоже часть контроля. Когда вы человека кормите, вы его контролируете. Я считаю, что это очень удачно было сделано вне зависимости от качества еды. Оливье, картошка там были так-сяк, а вот борщ был реально хороший. Проект не нравится двум типам людей. Например: у меня есть подружки, одни сходили, другие прочитали и сказали «я не пойду». Им кажется, что это очень надуманно, много пафоса из ничего. Им кажется, что людей искусственно унижали. Наша французская пресса, особенно газета Liberation, считает, что это, грубо говоря, танцы на костях жертв ГУЛАГа. Считают, что эту тему вообще трогать нельзя. Но я думаю, что нет такой темы, которую нельзя трогать, если это сделано профессионально Из фильмов я видела два. Один мне понравился. Другой мне не понравился. При этом я допускаю, что те фильмы, которые мне не понравились, могут понравиться кому-то еще, и мы не обязаны все думать одинаково. И у меня не было крайних эмоций — ни возмущения, ни негодования, никакого серьезного восторга. Мне, прежде всего, было любопытно. Я решила, что просто расслаблюсь и буду иметь честно свое объективное мнение. Я туда ходила один раз и пойду еще.