Войти в почту

Троцкий и ошибка советской пропаганды

В начале этого года компания Netflix запустила трансляцию сериала «Троцкий», и Аргентина не стала исключением. К концу января уже нельзя было не встретить многочисленную критику членов разных политических объединений, в особенности троцкистского типа. Газета La Izquierda писала, что сериал является попыткой полностью разрушить и похоронить фигуру Льва Троцкого, от серии к серии отравляя его образ. Информационное агентство Infobae опубликовало статью, в которой говорится о том, что этот фильм отражает официальный взгляд российской власти на революцию, добавляя, что в России не было никаких мероприятий государственного масштаба, посвященных столетию революции. Далее говорится, что репортер посетил в канун юбилея посольство России в Аргентине, где ему лаконично прокомментировали: «Революция – это грустное воспоминание». Зарубежного наблюдателя не может не удивить подобное отношение к событиям столетней давности, он вынужден строить предположения, чтобы как-то объяснить для себя противоречия между любовью к советскому наследию и полному неприятию революции. Что же пошло не так? Ответ мне видится в серьезных ошибках пропаганды позднесоветского периода. Можно подумать, что гласность, пришедшая с Перестройкой, внесла этот разброд в поле общественной дискуссии, но я бы обратил внимание на предыдущий период. Не только важнейшим из искусств, но и одним из главных текстов культурного кода нашего человека, является кино. Брежневская эпоха оставила по себе кинопроизведения, легшие в основу идентичности советского гражданина. Если присмотреться к фильмам 1970-х годов про становление советской власти и гражданскую войну, можно заметить любопытные тенденции. В частности, замечательная трилогия про приключения «неуловимых мстителей», особенно в двух последних частях обращает на себя внимание тем, насколько живо и интересно для зрителя показаны в них белые, сначала в Крыму, затем в эмиграции. Четверка дьяволят безупречна, это последовательные герои, твердые в своих идеалах и верные делу. Их же противники предстают людьми сомневающимися, неоднородными, склонными к разным человеческим слабостям, рискующими непонятно зачем, и идущими на всевозможные авантюры, даже не в своих интересах. Но именно они, у которых напоказ представлена человеческая драма и представляются наиболее интересными зрителю. Проявлению добрых черт в них зритель радуется, в тот момент, когда от заведомо положительных героев и не ждут ничего иного. В 1970 году был снят фильм «Бег», в котором нельзя было не проникнуться симпатией к его героям. Руководство Красной Армии в нем появляется мало, выглядит безукоризненно и непротиворечиво, почти ничем не запоминается. Антигерои же крайне фактурны. Страдания генерала Хлудова, жестокого тирана и садиста, его помешательство, как бы искупает для советского зрителя его зверства, и восхищает удаль генерала Чарноты, контрастирующая с его тоской по Родине и обреченностью, в блестящем исполнении Михаила Ульянова. Уверен, что для зрителя сам Ульянов, игравший в эти же годы маршала Жукова в фильме «Освобождение», а после этого сыгравшего Георгия Константиновича еще в 16 картинах, не мог бы восприниматься как негативный персонаж. В 1976 году на экраны выходит еще один фильм по произведениям Булгакова «Дни Турбиных», где тоже показаны крайне обаятельные персонажи. Этот фильм оставил в памяти зрителя песню про «Белой акации гроздья душистые», а «Новые приключения неуловимых» – одну из самых проникновенных патриотических песен – «Русское поле», спетую в фильме белогвардейским поручиком, адъютантом Кудасова. К слову о песнях. Именно в 1970-е годы романтизированные белогвардейские и эмигрантские мотивы распространяются в городском фольклоре и заметны в творчестве Аркадия Северного и Михаила Гулько. Все это контрастировало с бесконечным потоком юбилеев знаменательных событий периода застоя и выхолощенными биографиями пантеона канонических героев, повторенными от раза к разу как Четьи Минеи, особенно в пору 50-летия Октябрьской революции и 100-летия Ленина. Так зародился образ воображаемой кинематографической альтернативы – что могло быть, если бы в Гражданской войне победили генерал Чарнота и штабс-капитан Овечкин. С наступлением гласности на советского гражданина обрушился вал информации, фальшивой и настоящей, которая ломала безукоризненные образы вождей революции, обнажала их конфликты, противоречия и слабости. При этом человеку, впечатленному в юном возрасте образами кинобелогвардейцев, и ставшему к середине 1980-х уже взрослым, трудно было не подпасть под обаяние русского эмигрантского наследия, антисоветской печати и наивного ощущения антагонизма советской власти всему хорошему, что было в вымышленных персонажах. О природе «белых» задумываться было не принято, они против большевиков, что давало им в глазах постперестроечного общества некую индульгенцию. С ними ассоциируется все воображаемое хорошее, что с нами не произошло. Присущее широким кругам позднесоветского общества ощущение, что без коммунистов все сразу станут господами, людьми чести, будут говорить по-французски, играть на рояле и танцевать вальс, воцарятся любовь, шампанское, закаты, переулки и прочее, было спровоцировано бессилием пропаганды, не сумевшей показать интересно и убедительно становление Советской власти. Удивительным образом до сих пор именно революция и гражданская война являются такой неудобной вехой в русской истории ХХ века. Все боятся сказать что-либо резкое или предпочитают размыто говорить о примирении. Во многом, чтобы не обидеть тех, кто до сих пор находится под обаянием магии кино. Недавно мне довелось посмотреть двухсерийный фильм про Великую французскую революцию, вышедший к ее 200-летию еще в 1989 году. Там я не увидел негативных персонажей. Король Людовик XVI, Лафайет, Мирабо, Дантон, Робеспьер и другие показаны живыми людьми, где ясна логика поведения каждого из них, амбиции, страхи, сомнения, привязанности. Не все поступки красивы, некоторые и вовсе ужасны, но не возникает ощущение, что кто-то из них круглый дурак или воплощение темных сил, а кто-то герой без страха и упрека. Это и есть достойный пример уважения к истории. Искренне мечтаю, что когда-нибудь у нас снимут нечто похожее про русскую революцию, чтобы передать сложность и нервозную напряженность исторического процесса. Попытка искренне по-человечески почувствовать логику поведения действующих лиц, в том числе толпы, и будет шагом к пресловутому примирению и главным жестом уважения к прошлому.

Троцкий и ошибка советской пропаганды
© Деловая газета "Взгляд"