Зачем Юрий Быков снял фильм "Завод" об убыточном предприятии в глубинке

МОСКВА, 9 янв — РИА Новости, Анна Михайлова. В прокат вышел новый фильм Юрия Быкова — социальный боевик "Завод". Полтора года назад после неоднозначной реакции публики на шпионский сериал Первого канала "Спящие" режиссер заявил, что уйдет из кино. В интервью корреспонденту РИА Новости он объяснил, что изменилось с тех пор и почему он никогда не будет снимать коммерческие фильмы. В центре сюжета "Завода" — закрытие убыточной фабрики в русской глубинке. Богатый владелец Калугин (Андрей Смоляков) не собирается выплачивать рабочим зарплату. В отчаянии они решаются на преступление — взять в заложники собственника и потребовать выкуп. Лидером становится бывший военный по кличке Седой (Денис Шведов), который хочет добиться не столько компенсации, сколько справедливости. — В основе сценария — реальная история? — Нет. Обычно я, как мне кажется, определяю некую точку напряжения в обществе, которая меня лично интересует, и уже делаю художественную проекцию. Безусловно, у меня есть ощущение, что где-то такая ситуация возможна, и картина в этом смысле является достаточно локальной. С одной стороны, меня интересовало выяснение отношений между богатым и бедным человеком, поскольку у меня весьма большое "периферийное" прошлое. С другой стороны, есть опасения, что недостаточно развит реальный сектор — я имею в виду обыкновенные заводы, фабрики и так далее. Когда они закрываются, это может повлечь за собой подобные ситуации, и фильм в каком-то смысле — предупреждение. — Для вас Седой — скорее положительный герой, или фанатизм делает его человеком не менее опасным, чем Калугин? — Боюсь, что даже в литературе уже лет 150 не существует такого однозначного клише, как положительный и отрицательный персонаж. "Мы можем взять примеры из русской литературы XIX века и обнаружим, что все герои многослойны, и из этого и произошла великая русская литература". А что касается кино, то был небольшой период, который и сейчас, кстати, продолжается в американской киноиндустрии, где персонажи разделяются на отрицательные и положительные характеры. Моя картина — о многосложных людях, ставших заложниками ситуации и обстоятельств. Во всех предыдущих своих работах я рассматривал именно таких персонажей, плоские герои меня не интересуют. — Но лично у вас главный герой вызывает симпатию? — Я сейчас скажу вещь, которая может показаться заумной, но симпатия — вообще не та категория, которой мыслит художник. Симпатия может быть у зрителя в зависимости от его воспитания, уровня развития, личных предпочтений. Автор должен оставаться максимально объективным, поэтому я сопереживаю всем своим персонажам, а как человек симпатизирую обездоленным гораздо больше, чем прагматикам. — Вы сказали, что разделение на положительных и отрицательных персонажей свойственно американскому кино, но у нас, например, сериалы по такой же схеме строятся. — Да, мы тоже часто перенимаем этот опыт при работе с массовым зрителем. Речь не только о сериалах, но и о коммерчески успешном кино. Это естественная структура формирования контента, который предназначен для очень простого восприятия — пришли, "посимпатизировали", разошлись. Я всегда хочу от зрителя более сложной "проработки" персонажей и более сложного восприятия, потому что жизнь сама по себе сложна. Я даже о себе не могу сказать — положительный я или отрицательный. У человека либо есть стремление к каким-то идеалам, либо оно отсутствует. Но кто в этой жизни прав, а кто виноват — решать не художнику и даже не зрителю, честно говоря. Решает сама жизнь, она все расставляет на места. — В ваших фильмах никогда нет хеппи-энда, это отражение вашего мироощущения? — Многовековая история искусства долгое время такого явления, как хэппи-энд, не знала, пока не случилась великая американская депрессия и нужны были мюзиклы или мелодрамы с положительным финалом. Вообще, классическая драматургия — от слова "драма", а более высокое понятие драматургии — трагедия. "А хеппи-энд — опять же слово нерусское, оно дословно означает "счастливый конец". Ни в коем случае не причисляю себя к большим художникам, не по Сеньке шапка, но я стараюсь придерживаться классического понимания того, что такое большая драматургия". Если я исследую проблему, то я исследую ее так, чтобы было ощущение, что тема исчерпана и сделаны правильные выводы. У меня нет цели кого-то веселить или радовать. Я не терапевт и не врач-психиатр. Я стараюсь обозначить проблему и разговаривать с теми, кто способен со мной ее обсудить. Абсолютно не навязываю тем, кто привык к хеппи-эндам, свои картины. От меня не дождетесь односложных ответов, потому что я не участник мейнстрим-потока в искусстве с его плоскими понятиями. Это не мой путь. — "Завод" показали на кинофестивале в Торонто. Как вы думаете, что в нем увидела иностранная аудитория? Существует же стереотип о том, что российское кино очень депрессивное, "у нас все всегда плохо". — Это давнишняя сказка, что фестивальное кино состоит из чего-то, кроме экспериментального, критического, проблемного и даже порой депрессивного. Возьмите Канны, Берлин или Венецианский кинофестиваль — из выдающихся там были представлены картины далеко не радостные. Братья Дарденн, Ханеке, Фон Триер, Лоуч — никто из них хеппи-эндом не увлекается. Фестиваль — зона эксперимента, а он часто связан с вызовом, то есть — драмой и отчасти с депрессией. Тарковский депрессивен? Алексей Герман — старший депрессивен? А Балаян? "В последнее время возникло много штампов, потому что появился некий запрос на обесценивание того, что пытаются делать андеграундные художники". Мне кажется, это неправильный вектор, потому что есть нормальный, успешный сегмент коммерческого зрительского кино. Там все не депрессивно, и мы это наблюдаем последние три года. Никаких претензий нет, это работа с массовым зрителем. — А вы сами такое кино смотрите? — Нет, к сожалению. Или к счастью. У меня немного другая форма существования в профессии, это не мой предмет изучения, я не приобретаю там навыков и опыта. Я все-таки занимаюсь кино авторским, пусть даже и зрительским. Мне изучать блокбастеры и коммерческое кино бессмысленно. Я в этом сегменте не работаю. — И не собираетесь? — Нет, я же пробовал себя в коммерческом кино — достаточно неудачно. Я осознал свой диапазон возможностей, в котором могу продуктивно работать. Это был колоссальный позитивный, хотя с виду негативный опыт, потому что я узнал рамки, за которые мне выходить не стоит, чтобы не подводить партнеров и работодателей. — История со "Спящими" как-то повлияла на работу над "Заводом"? — Съемки, безусловно, — творческий процесс, и на них все влияет: разведись с женой — и это повлияет на твою деятельность. Но если работаешь с уже сформированными смыслами, то дальше просто выполняешь свои функции на площадке. Так что "Спящие" в смысловом контексте ничего не поменяли в "Заводе". Что касается моего личного восприятия, то оно, слава богу, не распространилось на работу, и картина получилось именно такая, какой была задумана. "Спящие" — ситуация моего личного человеческого опыта, она существует отдельно. — Вы эту ситуацию для себя закрыли? Осталось ощущение обиды или несправедливости? — Я понял для себя, что у нас общество некоторым образом разделено на классы, в том числе по политическим убеждениям, по суждениям о настоящем и будущем страны. Но это разделение было всегда, и дистанция, похоже, будет увеличиваться, видоизменяя расклад. Это опыт терпения и — что самое главное — необходимости оставаться в живых и двигаться дальше. "А по поводу того, кто и что обо мне говорил, — да, была рефлексия. Но мы все люди взрослые и пониманием, что у человека всегда есть этапы получения информации: сначала отрицание, а потом принятие ее и продолжение жизни". Я эту историю оставил в прошлом и благодарен этому жизненному опыту. Как говорится, что нас не убивает, делает сильнее. В этом смысле любой опыт, особенно такой, как "Спящие", — позитивный.