Юрий Быков об уходе из кинематографа, прокатной судьбе «Завода» и российском зрителе

Благодаря своим вызывающим резонанс проектам Юрий Быков вошёл в число наиболее обсуждаемых российских режиссёров последних лет. Зрители помнят его по полнометражным лентам «Дурак» и «Майор», сериалам «Метод» и «Спящие». Недавно на большие экраны вышла его новая работа: криминальная драма «Завод». В интервью RT режиссёр поделился опасениями относительно прокатной судьбы картины и признался, что переживает из-за отсутствия чёткого понимания собственного будущего в профессии. Также он рассказал о скандале вокруг «Спящих» и отметил, что у аудитории возвращается доверие к отечественному кинематографу. — В первую очередь — поздравляем вас с российской премьерой «Завода». Расскажите, почему впервые фильм был показан в Торонто? — У нас есть дистрибьютор, который занимается международными продажами. Компания достаточно серьёзная, работает с каннскими режиссёрами. Она определяет стратегию распространения картины за рубежом и премьерные точки распространения — в общем, занимается зарубежной судьбой картины. И эта компания приняла решение, что будет Торонто. Всё-таки Торонто — североамериканский форум, а «Завод» — достаточно жанровая картина, сделанная в ключе, скажем так, осмысленного триллера. Это не совсем европейский формат. Торонто — крупнейший форум именно таких «зрительских» картин. Причём, там со всего мира собираются премьеры. Выбирают фильмы, которые прежде всего будет смотреть зритель. И большой кинорынок, в том числе, рядом. Думаю, что именно из-за этого именно Торонто. А дальше уже можно только догадываться. — «Завод» задумывался, насколько я понимаю, как довольно массовое кино... — Я не очень люблю слово «массовое». Но он, действительно, задумывался как жанровый триллер. Я даже иногда, иронизируя, называю жанр боевиком. Но в каждой шутке есть доля шутки... Действительно, хотелось выйти на широкий экран. Мои картины до этого не выходили широким тиражом. Здесь специально были сделаны реверансы в сторону массового зрителя. Это и экшн-сцены, и графика. Снято это достаточно дорого по меркам авторского кино. Да, мы метили в широкую аудиторию. Очень хотелось сделать картину, которую нужно смотреть на широком экране. — В одном из интервью вы назвали этот фильм былиной. Что это означает? — Былина — это формат. Я мог бы сказать, что «Завод» — вестерн, и, наверное, был бы прав. Ну, чисто по форматным рамкам. Действительно, достаточно матёрые мужчины выясняют отношения с помощью оружия, задают друг другу очень серьёзные житейские вопросы... Но вестерн — всё-таки западное название. А у нас в российской культуре, мне кажется, есть достаточно внятное определение условного изложения серьёзной проблемы. Возьмите любую былину, от «Ильи Муромца» до «Микулы Селяниновича», и вы поймёте, что с одной стороны это некое сказание о собирательном образе. Почти всегда это достаточно мощная фигура, которая задаёт какие-то вопросы и отвечает на эти же вопросы. В то же время, это всё-таки и условное яркое, выпуклое высказывание. Поэтому мне кажется, слово «былина» гораздо более уместно для российского зрителя, российского восприятия. — Главного героя в прессе с кем только не сравнивали: и с героем Шукшина, и с Данилой Багровым... Вы его себе как представляли? Кто он такой — народный мститель? — Не думаю, что он народный мститель, потому что он мстит за собственную несложившуюся жизнь. Причём достаточно основательно и небеспричинно мстит конкретному человеку, олицетворению зла, как он себе это представляет. Я задумывал героя, который выясняет отношения прежде всего с собственной загубленной судьбой. Мне был важен человек, который находится в поисках абсолютной справедливости, в небеспричинных поисках. Я прекрасно понимаю его мотивы и всегда говорю, что романтикам сочувствую гораздо больше, чем прагматикам. Но в этих поисках он переходит черту, пересекая которую ты уже не можешь остаться человеком. Та самая слезинка ребёнка Достоевского. — Главную роль в «Заводе» исполнил Денис Шведов, который уже неоднократно появлялся в ваших предыдущих фильмах. Почему снова он? — Вы знаете, я настолько люблю Дениса, что каждый раз, когда мне приходится по этому поводу оправдываться, чувствую себя немножко неловко. В моей биографии есть фильм, который является сейчас, наверное, моей визитной карточкой. Он называется «Дурак». И там Денис Шведов не играет, чтобы вы знали! Там играет другой замечательный артист, по-моему, очень удачно — зовут его Артём Быстров. Мне кажется, что по периодичности появления в моей карьере Денис стал считаться даже моим не талисманом, а альтер эго... Мы с Денисом практически не работали, дай Бог памяти, почти шесть лет. Поэтому сами можете понять, насколько это талисман или альтер эго. Просто так сложилось, что в картине «Завод» в очередной раз пошла речь о герое больших серьёзных эмоциональных масштабов. Мне кажется, очень трудно найти глубокого, почти неврастенического склада характера богатыря на нашем сегодняшнем экране. Денис же не просто подходит по габаритам. У него очень оголённый нерв. Это большой огромный человек с абсолютно обнажёнными нервами. Редкое сочетание для такой фактуры! Обычно любой хороший артист умеет подключаться эмоционально, но у Дениса есть редкое свойство: он невероятный самоед. Он невероятный, в хорошем смысле, артист-неврастеник. Это редкое сочетание богатыря и неврастеника, собственно, и привело его к главной роли в «Заводе». — Часто вы для своих фильмов и пишете сценарий, и сочиняете музыку, и сами же в них снимаетесь. На этот раз вы часть задач делегировали. Почему? — Появились в моей жизни люди, которых до этого не было, и которые достаточно профессиональны, чтобы разделить со мной обязанности, которые до этого я полностью возлагал на себя. Но это не значит, что я не участвую в процессе... Безусловно, режиссёр (если он режиссёр!) принимает участие во всём. Я считаю, человек не может называть себя режиссёром, если он просто сел на диван, посмотрел в монитор и сказал: «Мне нравится». Хотя я слышал высказывания достаточно выдающегося человека, что основная задача режиссёра — просто сказать, нравится или не нравится, поскольку он, что называется, истина в последней инстанции. Но я до сих пор считаю, что режиссёр — это, в том числе, человек, который инспирирует процесс, задаёт вектор движения в поиске этого «хорошо» и «плохо». Я как участвовал во всех процессах, так и участвую. Просто появились люди, которые могут предложить со своей стороны очень неплохие варианты. И мы с ними находимся в диалоге. До этого мне было трудновато. — До «Завода» полнометражные фильмы не выходили у вас около пяти лет. Почему так получилось? — Была попытка стать большим индустриальным, коммерческим режиссёром. — Удалось? — Боюсь, что нет. Понимаете, ведь дело здесь не только в способности работать. А ещё в умении быть дипломатом, что ли... Любая коммерческая деятельность это, прежде всего, дипломатия. Я сейчас не только про кино. Коммерческая деятельность предусматривает постоянный компромисс с заказчиком, с потребителем. А художник — это немножко про другое. У меня были достижения в индустриальном кино. Но это всё-таки больше относится к профессионализму. Душа как-то вот, видите, не нашла покоя и гармонии в соприкосновении с индустрией. Я чувствую, что могу не то что бы даже лучше, или больше: я могу гораздо более провокационнее, жёстче, острее. А в рамках индустриального кино это редко получается. Там все-таки надо очень аккуратно обходиться с целевой аудиторией. Массовая аудитория развлекается. Она отдыхает. Сильно её будоражить и провоцировать на что-то очень опасно, продюсеры этого боятся. И правильно делают: вы поймите, кино — это всё-таки огромные деньги, которые нужно возвращать. До бесконечности вкладывать в большое искусство нельзя, таких примеров даже нет. Да, есть какие-то разовые явления, художники, которые, действительно, должны существовать и работать. Потому что потом, через 10, 20, 30, 40 лет станет понятно, что это наш интеллектуальный культурный багаж. Но, во-первых, я в их число не вхожу. А во-вторых, там единицы нужны, по большому счёту. Всё остальное — это индустрия. И, собственно, как в ней работать — очень большой вопрос. Потому что нужно работать в компромиссе. — Вы достаточно откровенно говорите о том, что после выхода фильма «Дурак» впали в депрессию. — Да задолго до. Я из неё, мне кажется, и не выходил никогда. — Случилось ли аналогичное с вами после скандала вокруг сериала «Спящие»? — Сериал «Спящие» — это многослойная, многосложная ситуация и индустриальная, и политическая. Там не случилось ничего нового, чего бы не происходило в моей жизни до этого. До этого в отношении меня тоже были упрёки. Вы думаете, меня за «Дурака» хвалили, что ли?.. Зритель меня не роняет до уровня режиссёров, которые не нравятся никому (сейчас не будем называть фамилии, будем корректными). Хотя они, кстати, удачно снимают фильмы, их фильмы выходят в прокате и зарабатывают неплохие деньги. Но большие профессионалы — критики, киноманы — не возносят меня до серьёзных высот, и правильно делают. С тем же самым «Дураком» у меня было чуть ли не больше отрицательных отзывов!Несмотря на то, что Андрей Петрович Звягинцев дал мне приз за сценарий на «Кинотавре», я оттуда приехал с огромным багажом негативных впечатлений от картины. А «Спящие» — это ещё плюс и политика в том числе. Хотя, мне кажется, то, что произошло со «Спящими», в том числе и мое обращение к аудитории, достаточно эмоциональное и импульсивное, даже в плюс сработало. Такое есть слово — «хайп». Ну, раскрутилось так, что, мне кажется, это продюсерам, может быть, даже и пригодилось. А в целом, в моей карьере всегда были отзывы очень сложные. Почти всегда негативные у профессионального сообщества. И это явление, мне кажется, чисто русское. У нас ведь страна крайностей: либо всё, либо ничего. Либо ты снимаешь как Тарковский, либо не снимай вообще. Мне так иногда кажется. Понимаете, в чём проблема, собственно говоря, и «Завода», в том числе? Хочется сделать осмысленное зрительское кино, вывести его на широкие экраны, чтобы оно нужно было зрителю. А тебе всё время сложившаяся обстановка намекает на то, что либо ты снимаешь очень артхаусное кино (и тогда фестивали, любовь критиков, возможно. И это одна ниша), либо собираешь огромную кассу, но максимально упрощаешь смысл. Зрители тебя жуют недельку-две, потом проглатывают или выплёвывают и забывают. Но это какое-то расщеплённое сознание. Это когда не «И — и», а «Или — или». — Вам не кажется, что по-прежнему, несмотря на успех, скажем, «Движения вверх» и «Притяжения», российский зритель к отечественному кино относится с некоторой настороженностью? — Нет, не кажется. Честно говоря, большие блокбастеры вернули доверие к российскому кино у массового зрителя. Что касается зрителя интеллектуального, там, по-моему, тоже всё в порядке. И «Аритмия» собрала достаточно неплохие деньги, и Звягинцев собрал с «Нелюбовью». «Довлатов» собрал. Мне-то как раз кажется, что доверие к российскому кино возвращается. Другое дело, это доверие надо максимально поддерживать, в том числе и профессионально. И здесь у меня возникают претензии к самому себе, потому что у «Завода» сборы пока небольшие. В этом смысле очень не хочется ронять планку, которую достаточно большим трудом поднимали другие люди. Лучше не мешать, что называется. Да, были в этом году релизы, которые, к сожалению, не поднялись на уровень той же самой «Аритмии». Хотя фильмы, по-моему, замечательные. Там и «Сердце мира», и «Кислота», и «История одного назначения». По сборам всё это уже не так прекрасно. Но, в целом, мне кажется, люди хотят смотреть российское кино. Вы представляете себе, какое количество негативного отношения к российскому кино было до этого? Есть огромное число блогеров, которые, собственно говоря, и… Хотя один из них очень сильно мне помог — Женя Баженов (создатель блога BadComedian. — RT). Я думаю, что вообще благодаря ему состоялся «Дурак» как киноявление. Но то, чем он занимается — в том числе и критика российского кино. Очень много появлялось такого контента, когда люди только и занимались тем, что выискивали червоточины в российском кино (и абсолютно небезосновательно, надо сказать). А последние два-три года, мне кажется, была и продюсерами, и артистами, и режиссёрами проделана очень неплохая работа. Вот эту планку, главное, не уронить, не помешать тому, чтобы у российского зрителя к осталось доверие к отечественному кино. — После «Завода» ожидается новый ваш фильм, «Сторож». Все у вас, наверное, спрашивают: вы потом что планируете? Уйдёте из кино или будете продолжать? — Вы имеете в виду, после этого обращения? Я как говорил, так и говорю, что мне нужна огромная пауза. Вы не представляете себе, какое количество вопросов у меня накопилось. Сейчас я сижу, наблюдаю за судьбой «Завода» и себе такое количество вопросов задаю! Тут уже даже не до обращения. Тут дело гораздо в более глобальных и серьёзных процессах. Где, собственно говоря, брать деньги на авторское кино? А как его монетизировать? А как его продавать? Поэтому отчасти рефлексивное, импульсивное моё обращение по поводу сериала «Спящие» всё более и более усиливается. У меня ощущение паники, вообще-то. Я не очень понимаю, чем буду дальше заниматься именно потому, что то, чем я хотел бы заниматься, не имеет пути реализации. И в этом смысле, хоть по той, хоть по другой, хоть по третьей причине, действительно, придётся делать паузу. Хотя бы просто чтобы найти финансирование. Картина «Завод» искала финансирование четыре года. И ещё неизвестно, какими будут результаты и не окажется ли кто-нибудь в минусе. Если мы говорим о сериалах, для того чтобы просто зарабатывать кусок хлеба, наверное, это возможно. Но что касается кино — это очень большой вопрос, что будет дальше. То есть в моей карьере у меня абсолютно точно нет сейчас никаких планов, никаких у меня точек опоры и понимания того, что будет с моей кинокарьерой. И это я вам абсолютно точно говорю. Я понимаю, что все немножко интригуют, когда говорят: «Ну, что, сказал — так уходи!». Да в общем, так и получится. На длительный срок, по крайней мере. — Но всё же вы уйдете не навсегда? — Навсегда уходят только в мир иной. Мы все живые люди, все мы иногда допускаем ошибки. Когда люди женятся (до сих пор, слава Богу, ещё это происходит в нашей социальной бытовой реальности), очень часто они говорят: «Пока смерть не разлучит», «На всю жизнь» и так далее. А потом глядишь, понимаете, — а у человека уже шестой брак! И все друг друга любят. Я думаю, человек такое существо, которое любит что-то обещать, но, может быть, и не всегда нужно серьёзно к этому относиться. Хотя есть ключевые моменты в жизни каждого человека, которые, как бы он ни хотел, определяются вне зависимости от его желания. Я боюсь, что такой момент в моей жизни наступил. Полную версию интервью смотрите на RTД.