Михаил Сегал: Старался отстаивать зону личного внутри уравниловки

Мы продолжаем знакомить читателей "ВМ" с режиссерами российкого авторского кино. Среди современных российских режиссеров Михаил Сегал стоит особняком. Он движется собственным путем, ни с кем не рифмуется, не совпадает. Ему присущ собственный стиль, у него свои темы и герои. - Михаил Юрьевич, «из какого сора растут цветы», как вы оказались в большом кинематографе? Было ли у вас в детстве какое-то кинопотрясение? - Режиссером я захотел стать лет в пятнадцать, но вряд ли вспомню конкретный шедевр, после которого мне вдруг захотелось заняться киноискусством. Я смотрел то, что было доступно подростку восьмидесятых, жившему в Орле: советское фильмы, индийские, французские комедии - всё, что шло по телевизору и в кинотеатрах. - В вашей семье кто-то был связан с искусством? - Нет мама - преподаватель русского языка и литературы, папа - инженер. - Может быть, вы сбегали с уроков в кино? - Нет, всё не так романтично. Если и сбегал, то не в кино, а просто потому, что не хотел сидеть на уроках. - Значит, побеги случались? Ваш независимый дух, который явно ощущается в фильмах, проявлялся уже в детстве? - Я старался быть независимым внутри школьной системы, старался отстаивать зону личного внутри уравниловки и несправедливости. Это часто становилось причиной конфликтов между мной и взрослыми, мной и учениками. Потому что всегда существует круговая порука: если окружению из-за тебя достается, то и оно на тебя начинает давить. Везде же всё упирается в 2 вещи: уважения или неуважения к человеку и бессмысленности действий системы. И мозг человека бунтует, он пытается сказать: "Эй, система, ты бессмысленна!" - А вы на площадке “тиран”? Допускаете импровизацию актёров? - Человек ведь часто считает себя лапочкой, а окружающие говорят: “Тиран!”. Так что - не знаю. А импровизацию я допускаю очень незначительную. Это происходит потому, что я всё очень точно придумываю, делаю раскадровку, картина в голове смонтирована до того, как я вышел на площадку. Но, конечно, вставлять артиста в уже придуманный рисунок надо тактично, чтобы он не чувствовал себя марионеткой. - Увольняли кого-нибудь во время съёмок? - Несколько раз. Не артистов, а членов съёмочной группы. Не понимаю, почему мой фильм должен быть плохим, если кто-то в съемочной группе не хочет или не умеет работать. - Вы сами пишете сценарии, ваши герои в диалогах не страдают косноязычием, что крайне редко сегодня. А интересно, ваше кино автобиографично? - С одной поправкой. Я не описываю что-то, что уже произошло, а подсознательно ищу то, что мне в себе не нравится, из-за чего моя жизнь развивается не так, как хотелось бы. И придумываю историю, которая может сдвинуть жизнь в другую сторону, оправдает меня. То есть, рефлексирую не в прошлое, а в будущее. В этом смысле мои истории автобиографичны. Причем, это есть у меня и в прозе, и в стихах. Я это понял, когда недавно готовил к выходу свою новую книгу «Почерк», когда прочитал подряд рассказы разных лет. - Вы упомянули стихи. Я знаю, что вы в свое время, играли в рок-группе. Не жалеете, что перестали в какой-то момент быть “рок-идолом и кумиром молодежи”? - Я был “рок-идолом” в юности в Орле, писал песни. У меня была группа, мы что-то записывали, выступали. Но я отдавал себе отчет, насколько это творчество вторично по отношению, например, к Высоцкому или русскому року, который тогда все слушали. При том, что многие стихи сами по себе были отличные. Но в рамках используемой мелодики, я бы выглядел человеком, который наслушался чужой музыки и выдаёт что-то вторичное. Это было бы безумно провинциально. У меня очень рано возникло это понимание. - Это осознание увеличивающегося расстояния между нами и окружающими нас предметами, явлениями и порой даже людьми очень хорошо показано в вашем фильме «Рассказы», где главный редактор издательства влюбляется в молодую девушку, но постепенно обнаруживает огромный провал в ее образовании и бросает ради менее привлекательной внешне сверстницы. - Когда снимался фильм, в 2011, моим посылом было то, что юное поколение не знает трагедий тоталитарного режима ХХ века и живет так, как будто ничего не было. Но сейчас я бы говорил о другом. Новое молодое поколение, конечно, тоже зачастую не знает свою недавнюю историю, и поэтому с ним произойдут те же ужасы и подлости, которые происходили в ХХ веке с их родителями, бабушками и дедушками. Но их незнание с ходом времени всё более и более естественно. У меня сейчас вопросы к информационному предательству старшего поколения, которое знает, помнит и должно всеми силами тянуть это знание дальше. Чтобы уберечь детей от возвращения тоталитарного режима. Но если оно не хочет этого делать, если оно растворилось в новом обывательстве и соглашательстве, то молодежь тем более этого не захочет знать. - Чего российскому авторскому кино не хватает сегодня? - Можно это назвать проблемой, а можно - судьбой авторского кино. Если ты выбрал свою судьбу, можешь ли ты называть её своей проблемой? Конечно, авторскому кино сейчас, как и всегда, сложно найти финансирование, а еще сложнее выйти в прокат. Иногда, правда, это происходит потому, что фильмы просто плохие, скучные. Тем не менее, у нас нет системы, которая давала бы возможность смотреть авторское кино в кинотеатрах. Прокат заточен под коммерческие фильмы. Но тут каждый режиссёр выбирает, чем заниматься. Или ты снимаешь авторское кино и по ночам грызёшь подушку по поводу того, что нет хорошего бюджета и проката, или делаешь “продюсерское” кино с хорошим бюджетом и прокатом, а по ночам грызёшь подушку уже по другому поводу: что не снимаешь тонкое авторское кино, что ты - не Феллини, хотя мог бы им быть. - Но как раз у Феллини было и то, и другое. - Это было время, когда авторское кино ненадолго стало и коммерческим. Когда те фильмы , которые потом стали ассоциироваться с кино для гурманов, были массово востребованы. Но мир изменился, возникла новая культура просмотра кино, дома на компьютере. В кино сегодня пойдет тот, кому важна социализация: выйти из дома, купить билет, посидеть среди людей, кому важна категория не “просмотра кино”, а “похода в кино”. Мир меняется.