Последний великий артист. «Шахта обвалится, а меня посадят»

Это первый день рождения Ивана Сергеевича Бортника, который поклонники его таланта будут отмечать без выдающегося актера. Всенародный любимец (не для красного словца сказано, публика обожала Бортника) несколько месяцев не дожил до своего 80-летия. Надо думать, сейчас о нем будут написаны статьи, сняты телевизионные сюжеты, повод-то значительный. И, могу спорить, авторам этих материалов будет крайне сложно, а может быть, и невозможно даже, обойти образ Промокашки из киноленты «Место встречи изменить нельзя». Собака лаяла на дядю фраера Есть в этом не самый справедливый, что ли, момент — не всякий рядовой зритель с ходу вспомнит фамилию артиста, но стоит показать эпизод из картины Станислава Говорухина, даже обитатель самого глухого медвежьего угла непременно признает: «Это же Промокашка!» И, возможно, добавит: «А «Мурку» можешь!» Или вот это: «Собака лаяла на дядю фраера». Или: «А на черной скамье, на скамье подсудимых…» Естественно, прозвучит это нараспев, в характерном приблатненном формате. Ничего не попишешь, образ малопочтенного члена шайки «Черная кошка» удался Ивану Борнику так убедительно, что стал его визитной карточкой. И проложил дорожку к другим ролям аналогичного свойства. Чтобы, знаете ли, кепочка-шестиклиночка, сапоги, «ширяло», феня, незыблемые воровские традиции, ничего доброго не сулящий взгляд, дерганый темперамент. Тут, рассказывая о Бортнике, положено виртуально всплеснуть руками и сообщить, мол, а ведь он же из рафинированной интеллигентной столичной семьи: папа — большой начальник в Госиздате, а мама — и вовсе доктор филологических наук. Блатным же повадкам отпрыск благородных родителей научился в детстве, в московском дворе, где в 40-50-е годы персонажей, диссонирующих с уголовным кодексом, было пруд пруди. Когда пришло время, юношеские наблюдения пригодились в актерском ремесле. Еще журналисты любят правдивую легенду из съемок «Места встречи…» (фильму, кстати, в этом году исполняется 40 лет) о том, как Владимир Высоцкий тащил своего закадычного друга Ивана Бортника на роль Шарапова. Но не вышло, происки партийного руководства УССР вывели в пару Жеглову Владимира Конкина. Тогда-де режиссер фильма Станислав Говорухин предложил Бортнику придумать себе роль, и тот создал Промокашку, реального до чрезвычайности. Консультанты от МВД сурово потребовали максимально сократить его хронометраж на экране. Их можно понять — побаивались, что обаяние образа породит по Промокашке в каждом дворе. Вот видите, и я не смог, да и не очень-то и хотел, обойти самого популярного киногероя, созданного талантом Бортника. Хотя самого Ивана Сергеевича его Промокашка порядком достал. Сами посудите, любой встречный-попереченый, случайный даже собеседник тут же растекался в странноватой улыбке и выдавал: «Промокашка!» Актер в одном из интервью рассказывал, что на пике популярности именно так его с Высоцким принимали и в милиции тоже, куда друзья нередко попадали по итогам хмельных загулов. «Ты посмотри, Жеглов и Промокашка!» — радовались, как дети, люди в погонах и запирали звезд экрана до выяснения обстоятельств. Ну и довольно о сильной, популярной, хотя, если честно, вовсе не главной роли нашего юбиляра. Я, скажем, его ценю по другим фильмам. Вкусовщина, понятно. И что? Имею право и как зритель, и как автор статьи. Притча рабочих поселков Бортник, например, замечательно сыграл однорукого торговца папиросами на пыльном азиатском базарчике в фильме «Старшина» с Владимиром Гостюхиным в главной роли. Фронтовик Иван Никанорыч бит и люто ломан жизнью, впереди его, скорее всего, ждет скорая и не самая красивая концовка биографии. Но он трогательный, настоящий, как это обычно и бывает с героями Бортника. Не жалел себя на войне, не сетовал на превратности судьбы в мирной жизни, единственной рукой норовил набрать как можно больше поленьев, чтобы отнести в дровницу. Нормальный, короче говоря, русский человек с негнущимся стержнем, с характером. Но самой любимой моей ролью Ивана Бортника в кино является инженер Андрей Немчинов в ленте «Зеркало для героя». Собственно, этот фильм, возможно, один из наиболее донбасских, когда-либо снятых отечественным кинематографом, для меня весь какой-то особенный. Сколько ни смотрю, не могу найти ответ, как алтайские парни, режиссер Владимир Хотиненко и актер Сергей Колтаков, сценарист Надежда Кожушаная (родом с Урала), москвич Иван Бортник, ленинградец Борис Галкин смогли передать дух, атмосферу Донбасса. Фильм снимали в Донецке: в посёлке Абакумова («Старый Парк», съёмки происходили при входе в парк на фоне памятника шахтёра с отбойным молотком); в шахте №7 на «Трудовских»; в бывшей шахте 11-бис управления "Петровское"; на ул. Прокатчиков; на набережной Кальмиуса, на границе Донецка и Макеевки, в Червоногвардейском районе — поселок Карла Маркса, в Макеевке — вблизи улицы Потёмкина (Холодная балка), а также в поселках Кураховка Донецкой области и Боково-Платово Луганской области. Но главное, конечно, даже не место съемок, а крепкий исходный материал. Фильм создан по одноименной книге Святослава Рыбаса. Он родом из Макеевки и смог заложить в сюжет простые донбасские истины таким образом, что те потом и на пленку легли исключительно удачно. Съемочная группа смогла прочувствовать донецкие характеры, единство и борьбу времен и поколений, отразившиеся в «Зеркале для героя». Хорошее, незаурядное получилось кино. Даже, пожалуй, не кино, а притча. Мы из будущего Базируясь на книге, фильм при всем при том стал самостоятельным произведением искусства. Особым явлением, если угодно. Сюжет был несколько трансформирован, в итоге зрители увидели приключения главных героев Сергея Пшеничного, деятеля околовсяческих наук (Сергей Колтаков), и горного инженера Андрея Немчинова (Иван Бортник), удивительным образом перенесшихся из конца 80-х годов ХХ века в 1949 год. К слову сказать, в этом году исполняется 70 лет тому периоду, куда попали кинематографические персонажи. Тоже своего рода юбилей. Мало того что гости из будущего погрузились в отнюдь не сахарные реалии послевоенного Донбасса, так они еще и запутались в петле времени. В смысле у них один и тот же день повторялся раз за разом. Конкретный день — 8 мая 1949 года, накануне Дня Победы. Который тогда не очень-то пышно праздновался. Да и война закончилась всего 4 года назад, это ведь как вчера было. Все еще болело и кровоточило. Как-то, делая интервью со Святославом Рыбасом, я спросил у него, почему он забросил своих героев в 1949 год, а не в 1948-й или, скажем, в 1950-й? Писатель ответил: «Это показательный год: 70-летие Сталина, образование КНР, завершено в целом восстановление экономики. К тому же мои первые светлые (конечно!) воспоминания относятся к этому периоду». Вполне убедительно. Наша петля, украденная американцами Итак, два советских человека закрутились во временной петле. Что-то напоминает, верно? «День сурка», скажете? И в принципе будете правы. Только учитывайте, что «Зеркало для героя» датировано 1987 годом, американский же фильм с Биллом Мюрреем в главной роли вышел на экраны шестью годами позже. Мне не так давно довелось встретиться с режиссером Владимиром Хотиненко. Это было в московском книжном магазине, где он представлял на суд публики свой томик с показательным названием «Зеркало для России». Получилось и вопросы о фильме позадавать Владимиру Ивановичу. Вот что он, кроме всего прочего, тогда сказал: «Сценарист Надя Кожушаная придумала то, что позже у нас американцы украли в «Дне сурка», это я точно могу сказать. Для героев фильма стал повторяться один и тот же день. Сегодня можете его так прожить, а завтра — иначе. Святослав Рыбас очень хорошо принял эту идею, сразу живо включился в процесс. Мы с ним и до сих пор дружим. Считаю, что картина получилась хорошая. Не устарела и сейчас совершенно. Но снимали мы ее в тот период, когда на времени, которое прожили мои родители, сплясали чечетку. Как могли? Глупо невероятно! Знаете, вот этот посыл: как вы могли, когда в сталинских лагерях… А вы жили и ничего не предприняли! На этом поколении как будто крест поставили. Я не мог смириться с подобной несправедливостью. Просто потому, что я любил родителей. Они были счастливы, жили и любили друг друга. Простенькое крепдешиновое платье мамы, рядом папа, лавочка у дома… Собственно, я снимал картину для своих родителей. Приносил фотографии, на которых они были изображены. У меня актеры были одеты именно так. Герой Бориса Галкина, скажем, был одет точно как мой папа. Актриса, игравшая его жену, — как моя мама. Наверное, поэтому фильм и получился. Мне было важно снять кино для поколения моих родителей. Восстановить справедливость, что ли. Ведь получалось, что их жизнь не удалась. А это не так». Дадим стране угля! В фильме Сергей Пшеничный оказывается в доме своих родителей. Те молодые, вовсе не такие, какими он привык их видеть. Мама беременна. Им, Сергеем, беременна! Андрей Немчинов, который несколько старше своего случайного товарища по путешествию во времени, и вовсе себя маленького нашел. На мопеде катал и всячески побаловать старался. Пшеничному вписаться в 1949 год было сложно. По сути дела с ворохом теоретических знаний из концовки 80-х годов он ведь без ремесла оказался. В понимании людей послевоенной поры, понятно. Какие там тонкости психологии, когда стране надо давать угля. Пусть мелкого, но очень много, как говорится. Другое дело Немчинов. Он горный инженер! Дефицитнейший, востребованный кадр. Каждый божий день (а он, как мы помним, в фильме регулярно повторяется) шахтное руководство встречает его с неподдельной радостью, распростертыми объятиями, с чаем и щедрыми подъемными, которые тот и тратить-то не успевает. Казалось бы, жить можно. Смотри себе каждый день, как пленных немцев отправляют на родину, патефон слушай, водку кушай, участвуй по мере желания в общественной и трудовой жизни шахтного поселка. Но у Немчинова есть в 1949 году персональная проблема — шахта «Пьяная», которую после войны в погоне за угольной добычей восстановили наспех. В его времени, в 80-х годах, она рухнула. А инженер по технике безопасности Немчинов за это благополучно загудел в тюрьму. В общем, герой Ивана Бортника всеми силами старается шахту эту закрыть там, в прошлом. Одним из сильнейших эпизодов фильма считаю его свару с шахтным начальником, живущим, естественно, в своем времени и ни о каких последствиях в далеком будущем не мыслящий. «Через тридцать лет шахта обвалится, а меня посадят», — орет инженер из будущего. «Через тридцать лет другие коммунисты ответят перед партией!» — резонно и уверенно замечает ответственный товарищ из прошлого. Тип послевоенного дерзкого парня Понятно, что я могу только предполагать, как выглядели люди из 1949 года, каким был мой родной город Сталино (нынешний Донецк) и облепившие его многочисленные рабочие поселки. Но почему-то кажется, что в «Зеркале для героя» все показано максимально подлинно. И, конечно, Бортник со своей внешностью из 40-х годов вписался в обстановку, как там и был. Ключевая фигура фильма, скажем безо всякого сомнения. Готовя этот материал, я связался с создателем «Зеркала для героя» — писателем Святославом Рыбасом. Была у меня надежда — а вдруг он был хорошо знаком с Бортником? Расскажет о нем что-то интересное. Увы, виделись они лишь однажды, и об Иване Сергеевиче Святослав Юрьевич судит большей частью по его ролям. Зато Рыбас очень точно обозначил суть роли Бортника в «Зеркале для героя»: «Конечно, он выразил тип послевоенного дерзкого парня, в котором чувствовалось своеобразие эпохи. В «Зеркале» Иван Бортник сыграл человека, который на своей шкуре прочувствовал огромную плату за добываемый уголь. В СССР каждый миллион тонн был оплачен жизнью одного шахтера. Я знал таких людей. Мои предки — шахтеры, и я шахтер по первому образованию. До сих пор в духе Донецка и вообще Донбасса присутствует нечто особенное, связанное с подземными божествами». Сам же Бортник, когда ему говорили о том, что он удивительно гармоничен в образе человека из 40-х годов, отвечал примерно так, как в этом интервью «Советскому экрану» в далеком уже 1990 году: «Русский характер — вот что привлекает меня в первую очередь. Русский характер и время. Их столкновение. Мне нужен материал, который зацепил бы мою душу. Главное — почувствовать атмосферу, а тогда будет виден и характер. Мне нужны атмосфера и сценарная канва, все остальное удобнее импровизировать». Ревность Никиты Михалкова Что любопытно, как это иной раз встречается в кино, да и в самой жизни, появление Ивана Бортника в киноленте Владимира Хотиненко было предопределено заранее. «С Хотиненко мы познакомились на съемках «Родни», — рассказывал Бортник в интервью лет, наверное, 10 тому назад, а может, и больше, — Владимир Иванович проходил режиссерскую практику. Он даже снялся со мной в одном эпизоде. Помните, когда мой Вовчик бегает по двору за «Вареликом» на мотоцикле (это и был Хотиненко). А потом в качестве уже самостоятельного режиссера он пригласили меня на роль Андрея Немчинова в фильм «Зеркало для героя». Хотиненко тогда сказал, что это будет одна из моих лучших ролей. Я ему, если честно, не поверил. Но когда фильм получил такой оглушительный резонанс, для меня это было радостью. Даже Никита Михалков, посмотрев картину, сказал мне: «Я ревную…» Все справедливо, повод для творческой ревности получился несомненный. Нерядовое кино и отличная, по-настоящему донецкая работа Ивана Бортника. Творческая судьба баловала его яркими эпизодами в фильмах, а вот так, чтобы главная роль выпала, такое случалось откровенно редко. Зато мощно, как в «Зеркале для героя». Никита Михалков, отметим, называл Бортника не иначе, как великий русский артист. Когда Ивана Сергеевича не стало, его друг — поэт и актер Влад Маленко — подправил эту формулировку: «Ушел мой близкий друг, с которым мы были вместе очень много-много лет. Это последний великий русский артист».